У меня внутри все тряслось во время этого тяжелого, сбивчивого монолога, но мысли шли впереди меня, я была не в состоянии удержать слова в себе. Не знаю, что послужило причиной такой моей смелости, но слишком уж сильно было оскорбление и страх повторения действий Булацкого.

Он молчал так долго, что я побоялась, не приснилось ли мне, что я выговорила ему все свои переживания, но потом присвистнул с саркастической улыбкой, заставляя цепенеть.

— Выдвигаешь условия?

— Это не условия. Я хочу расставить границы.

— Так боишься собственных желаний, что хочешь отгородиться от меня любым способом? Ты не понимаешь, что это смешно?

— Не вижу ничего смешного! — вскипела я, злясь на то, что он говорит о каких-то там желаниях, когда я рассуждаю об уважении и вежливом обращении со мной. — При чем тут вообще желания? Я совсем о другом говорю.

— Разве? Ты будешь мне женой не только на бумаге, так привыкай к послушанию и покорности в постели. И если я захочу извращений, то ты тоже будешь вынуждена захотеть. И поверь, получишь удовольствие, — он улыбнулся плотоядно, а моя дрожь усилилась.

— Что послужило причиной того, что тебе так важно доминировать и делать женщин рабынями? Или это только мне не повезло? А может, ты самоутверждаешься за счет унижения женщин? — Моя злость набирала обороты, вся она вышла на поверхность и пузырилась, заставляя меня сжимать кулаки и дрожащим голосом кидать смелые фразы.

— Полегче, Есения, — пригрозил мне Булацкий, наступая на меня твердым шагом. Но я заставила себя стоять на месте и не двигаться, чтобы показать решимость отстаивать свою позицию. — Я уже просил думать над своими словами. Не вижу смысла в твоих претензиях. Кажется, ты была не против. Кроме последнего раза. Но я понимаю, ты беременна, шалят гормоны, токсикоз, устала, нервы. И все же повторюсь: у меня есть желания и я не буду удовлетворять их на стороне. Когда ты перестанешь себя обманывать и позволишь себе быть свободной в сексе, поймешь, что никто тебя не принуждает.

— А что насчет моих желаний? — зло прищурилась я. — Например, желания, чтобы меня уважали?

— Что конкретно я должен сделать? Дать тебе время? Не трогать тебя? Сколько? — рассердился Булацкий, гнев сочился из его черных глаз, изливаясь на меня потоком. — Поухаживать за тобой? Может, цветов и подарков тебе не хватает? Говори.

— «Никогда»? Такой вариант подойдет? Мне не нужны цветы и подарки. Ничего не нужно. Я жалею тысячу раз, что вообще узнала тебя! Слышишь? — Слезы все же брызнули из глаз, я унижала себя, плача перед этим монстром в человеческом обличье, но мне никогда не приходилось так рьяно защищать свои честь и достоинство.

— Ты просто не понимаешь, чего хочешь, Есения. Борешься против самой себя. Пожалуй, я покажу тебе кое-что. Возможно, это станет для тебя доказательством того, что ты зря треплешь нам обоим нервы, в то время как можно заняться чем-то гораздо более приятным. Пошли.

Глава 18. Кирилл

По идее, его давно должны были утомить взбрыкивания Есении, ее нелепые попытки направить его на путь истинный, найти его давно потерянный моральный облик. Но странным образом не утомляли. Он понимал ее чувства. Она рьяно боролась за свою гордость, и он, может быть, даже позволил бы ей держаться своих принципов, вот только не видел в том смысла. У них уже все случилось, и воспоминания о том, как он входил в ее истекающее соками лоно, жаркой волной накатывали на него каждый раз, когда она оказывалась в зоне видимости.

И ничто, ни заботы, ни куча народа в доме, ни его так некстати простреленная бочина не могли помешать настаивать на своем. Нет смысла откладывать неизбежное.

Он был не из тех, кого возбуждал страх, раболепие, не увлекался извращениями и БДСМ, никаких поползновений в сторону малолеток. Он был обычным здоровым мужиком с банальными желаниями, сейчас сконцентрировавшимися на конкретной женщине. Она упорствовала, но он не хотел ее ломать. Ничуть. Это не было самоцелью.

Но Кирилл был уверен в одном: когда они пройдут этап ее сопротивления, все тут же встанет на свои места. Для ускорения процесса он был готов подвергнуть свою будущую женушку небольшому стрессу.

Она безропотно шла за ним, а он надеялся, что никто им не помешает, и, к счастью, на пути к домашнему кинотеатру никого не встретилось. Эту прихоть сестренки Булацкий оборудовал несколько лет назад, но она нечасто здесь появлялась. Сестра в последнее время немного воспряла духом из-за присутствия брата Есении, и пусть эти эмоции были приправлены в основном негативом, но все же она хоть что-то чувствовала. Та же схема действовала в отношении Есении. Булацкий не сомневался в том, что ее просто нужно встряхнуть, чтобы ожила и стала той самой женщиной из приватной комнаты, на которой он помешался…

— Садись, — скомандовал он ей, выпуская руку и указывая кивком головы в сторону удобных красных кожаных диванов, полукругом установленных в центре помещения в двадцать квадратов. Здесь царил полумрак, даже когда он щелкнул выключателем. Мягкий рассеянный свет позволял видеть только очертания мебели и Есении, поспешившей занять место в углу центрального дивана. Она смотрела на него с пугливым непониманием, но отчего-то молчала, словно поток обвинений и просьб иссяк, поглощенный страхом.

Он снова почувствовал царапающее грудину чувство, словно причиняет ей вред. Помнил, что беременна его ребенком, что должен щадить ее, но, в конце концов, он не собирался никоим образом ее обижать.

— Посмотрим кое-какое кино, — проговорил он спокойным голосом, беря пульт и находя на большом экране папку в своем компьютере, куда можно было войти через пароль. — Не переживай, кроме меня никто не видел этот файл. Не хочу, чтобы мысли о посторонних зрителях отвлекали тебя. Также можешь не переживать о том, что нас услышат. Кинотеатр оборудован шумоизоляцией. Так что никто не придет, если ты будешь звать на помощь, — попробовал он пошутить, но Есения, как и всегда, сжалась в его присутствии в комок и не была способна воспринимать юмор. Такое ее поведение начало подбешивать, и Кирилл еще раз убедил сам себя, что принял верное решение.

Он без промедления нажал на кнопку воспроизведения, и на экране появилась картинка. Он уже видел ее не менее десяти раз и засмотрел до дыр, поэтому не испытывал нужды обращать свой взор на экран. Сейчас его интересовала реакция Есении. Он жадно ловил ее малейший отклик.

— Смотри. Это запись с камеры в ВИП-комнате. Наша ночь без цензуры.

Она вскочила, заметалась, как испуганная лань перед появлением льва. Но он подошел и аккуратно надавил ей ладонями на плечи, усадив обратно. Упал рядом, тихо зашипев от боли. Все-таки сегодня он не неутомимый Казанова.

— Не волнуйся, дырка в моем боку надежно оберегает тебя от меня. Сегодня все удовольствие — только для тебя.

Его рука опустилась ей на плечи, он удерживал ее от попыток сбежать и ерошил носом волосы, втягивая нежный аромат ее тела, кожи, волос. Она пахла как сладкая карамель, но не приторная, а очень-очень вкусная. Неповторимая. Которую нестерпимо хотелось лизать и до одури перекатывать на языке, чтобы вбирать в себя этот вкус целиком.

Он дышал ею и вслушивался в шумное взволнованное дыхание, которое утяжелялось по мере того, как на экране разворачивалось пошлое действо, от которого у него распирало в паху. Но еще больше возбуждала сама девушка рядом, до сумасшествия. Она помутила его рассудок, сделала конченым маньяком, способным думать только о ней и ее теле в его объятиях…

Да… Для малышки было потрясением увидеть себя такой. Она явно не подозревала о том, на что способна, и была шокирована. Но в то же время Есении пора наконец прозреть.

Ее зрачки расширились, губы приоткрылись, кончик языка мазнул по нижней губе, и Кириллу нестерпимо захотелось поймать его, всосать в себя, отпустить и дождаться, пока она сама станет ловить его губы в желании почувствовать их ближе.

Ведь они даже не целовались. Ни разу за все это время. Его губы даже закололо от нетерпения, и он удивился этому желанию, ведь всегда предпочитал не касаться губ своих любовниц. Секса было достаточно. Но не с Есенией.

Что ж, он пойдет на небольшую уступку, приманит ее потихоньку, завлечет в капкан осторожно, так что она и не заметит, как окажется в лапах зверя. Маленькая невинная жертва, внутри неосознанно ждущая, чтобы ее поймали. Она просто боится признать свои желания, он поможет ей осознать их.

Кирилл дождался того особого момента, когда Есения на экране втянула губами его член и начала смачно сосать. Он знал, что девушка рядом не сможет долго смотреть на свой, по ее мнению, позор. И он угадал абсолютно верно, когда она взмолилась:

— Прошу, выключи!

— А что я получу взамен? — лениво поинтересовался он, взяв в руки пульт. Есения завороженно смотрела на его палец, готовый нажать на кнопку.

— Я… — растерянно пробормотала она, сотрясаясь от волнения и дрожи, зажмуриваясь от нежелания видеть то, как ублажает чужого мужчину, принимая его за мужа.

— Тогда условие поставлю я. На многое я сегодня неспособен, но и пощады не жди. Ты слишком долго испытываешь мое терпение. Разденься и ублажи себя передо мной. Ты не выйдешь отсюда, пока я не пойму, что ты кончила. А потом ты ублажишь меня. И только тогда я тебя отпущу.

Глава 19. Есения

Его слова звучали как бред. Никак он не хотел понять, что для меня совершенно чужой, внутренне я все еще считала себя замужней женщиной, а значит, происходящее сейчас определенно считалось изменой. Но я не изменница, я не такая, по своей воле ни за что бы не нарушила брачные обеты, если бы даже знала, что муж мне изменяет. Мне было важно сохранить внутреннюю чистоту, важно было иметь то, за что я буду себя уважать.

Булацкий по крохотной частичке уничтожал прежнюю меня, разрушая мой идеальный образ и стирая прошлое, сжигая его до пепла. Зачем? Зачем?!

Ему нужна игрушка, послушная кукла для утех? Которую он заставляет? Что за фобии, внутренние комплексы у такого сильного, на вид уверенного в себе мужчины?

— Есения, я жду… — приказным тоном поторопил он меня, заставляя поежиться и едва удержаться от желания кричать и бесноваться. Закусила губу до боли, поморгала, чтобы не разрыдаться, и почувствовала вдруг внутри всплеск ярости, полыхающий диким огнем. Он хочет получить развратную девку, исполняющую все его желания? Хочет доминировать? Поэтому прицепился как клещ? Он красивый, богатый, сексуальный и притягательный, с ярко выраженной харизмой и животным магнетизмом. Не верю, что у него есть недостаток в жаждущих его красотках. Так зачем ему такая простушка, как я?

— Кирилл, почему я? Ответь, — жалкий лепет сорвался с моих губ, и я вжалась в спинку дивана, ощущая, как сердце шумно барабанит в ушах, а тело покрывается холодным потом от дикого страха. Только я не знала, кого боюсь. Его, диктующего свою волю, или саму себя, начавшую плыть, неизбежно таять от присутствия мужчины, который вожделеет мое тело так открыто и откровенно.

Меня впервые столь яростно домогались. Это все было в новинку, поэтому будоражило кровь и наполняло ее крошечными искорками интереса и желания. Но, как известно, от искры вспыхивает пламя…

Он склонился надо мной, принуждая выгнуться в неудобное положение, распластаться по дивану, хватаясь за предплечья нависшего надо мной Кирилла в попытке удержать натиск. Ненависть плавилась во мне и разливалась по венам, но вместе с тем меня ломало от противоречивых, выматывающих эмоций. Правду признавать непросто, как и воочию видеть свое падение и чувствовать, как отзывается все тело на кадры греховной ночи.

Он долго смотрел мне в глаза, давая маленькую передышку. Казалось, мы оба не дышим, застыв на несколько мгновений, не нуждаясь в кислороде, а только в этом поединке взглядов. Я поражалась тому, насколько черные у него глаза. Прежде мне таких никогда не встречалось. Зрачок настолько расширен, что растекался по радужке, и казалось, что в меня целятся два безжалостных дула пистолета. Я моргнула, и наваждение исчезло. Булацкий сел, резко хватая меня за руку и принуждая подняться.

— Ты знаешь, что в первую очередь мне нужен ребенок, — наконец ответил он на мой вопрос. — Он все решил. Но не преуменьшай свою роль. Я не привык отказывать себе в желаниях, а я хочу тебя. Давай, Есения, вперед, — снова поторопил он меня. — Сделай это, альтернатива тебе не понравится.

Не хотела знать, что за альтернатива, не хотела представлять. Стояла напротив Кирилла и пугливо дышала, не в силах решиться на следующий шаг.

Раздеться? Как я смогу?

— Послушай… — устало прикрыл он глаза, впервые давая мне понять, что не так спокоен, как кажется. Ему больно, наверняка рана ему досаждает. А я топчусь на месте, как девственница в первую брачную ночь. — Посмотри на это так: чем быстрее ты все сделаешь, тем быстрее уберешься отсюда. Ты же об этом мечтаешь?