— Вам так нравится меня стыдить, да?! Живете в особняке, купаетесь в роскоши и считаете, что можете унижать тех, кто не родился с золотой ложкой в зубах?

— Я не унижаю тебя, Есения, я просто хочу, чтобы ты поняла: ты можешь получить гораздо больше. Изменить свою жизнь полностью.

— И что я должна отдать взамен? Свое тело? Душу? Ребенка? Что значит фиктивный брак, если вы только и делаете, что лапаете меня?! Я не понимаю!

— Какой огонь, девочка, а говорила, что фригидная, — зло усмехнулся Булацкий, отшагивая назад. — Кажется, кому-то придется в корне изменить представление о самой себе.

— Я задала вам вопрос, не нужно выводов о моей личности. Ответьте конкретно на три вопроса. Почему вы уверены, что ребенок ваш? Где мой муж? Что вы от меня хотите? И вообще, откуда столько о нас знаете?

— Хорошо. Ты имеешь право знать. Но только это четыре вопроса.

— Будем вдаваться в математику?!

— Ладно. Расскажу тебе, как все это началось. Андрей работал на меня несколько месяцев, но в то же время передавал информацию моему конкуренту по бизнесу. Уверен, ты догадывалась, что твой муж часто ввязывается в аферы. Может, пыталась оттолкнуть от себя эту мысль, но наверняка понимала, что он не на заводе работает от звонка до звонка.

— Я подозревала, — вынуждена была согласиться я, — но Андрей никогда не попадал в передряги. Иногда исчезал, но его ни разу не искала полиция, не было каких-то странных звонков или угроз. Пока не появились вы, все было в порядке.

— Ты что, на меня хочешь перекинуть вину своего мужа? — задал Булацкий риторический вопрос, и, когда я отрицательно мотнула головой, продолжил: — Когда-то кривая дорожка должна была привести Андрея к закономерному итогу. Он связался не с теми людьми. Хотел сыграть по-крупному, но сделал слишком высокую ставку, переоценил свои силы.

— А конкретнее?

— Конкретнее: он перешел мне дорогу. Я должен был бы убить его за то, что крысятничал за моей спиной, но пока он мне нужен и сидит в безопасном месте, чтобы мои враги не дотянулись до него. У него есть кое-какая нужная мне информация. Ведь когда ты крыса, то можешь принести на хвосте полезные сведения с другой стороны.

— Но при чем здесь я? — поторопила я его, не желая вдаваться в темные дела мужа и Булацкого. В конце концов, моя роль совсем в другом. Выходит, я буду ширмой, и изнанка меня в данный момент не интересовала. Оказалось удивительно легко принять правду об Андрее, которая давно лежала на поверхности.

Меня порадовало, что он жив, я вздохнула с облегчением, узнав, что близкого человека не закатали в бетон, но мысленно уже поставила между ними стену, отгородилась, поняв наконец, что мы давно стали друг для друга чужими. Я просто не хотела этого признавать. Внутри скопилась горечь разочарования, тяжесть бесцельно потраченных на Андрея лет придавила к земле, от осознания его ко мне равнодушия и предательства стало трудно дышать.

Хотелось уткнуться в подушку и выплакать свое горе, но нужны были силы для борьбы.

Мое будущее — маленькое существо внутри. И если Булацкий прав насчет своего отцовства, то по крайней мере он финансово обеспечит ребенка и даст ему защиту. Во мне вдруг включилась практичность. Ведь он все равно не отстанет, все равно никуда меня не отпустит, он поставил цель и прет к ней с упорством бульдозера. Но почему-то именно сейчас во мне проснулся борец. Ведь сколько можно быть слабой?!

— Ты случайно оказалась на моем пути. Мои люди копали под Андрея, также выяснили все о тебе и твоей семье. Так, для полноты картины. Я не собирался вмешиваться в твою жизнь. Я не горжусь тем, что не сдержался в ту ночь, но она имела последствия. Мне нужна семья в качестве опоры моей предвыборной кампании. Холостой бездетный мэр имеет гораздо меньше шансов на победу. Ты беременна от меня, и именно поэтому я не вижу смысла искать другую женщину.

— Так дело только в ребенке?

Отчего-то это покоробило. Женская душа — потемки, изменчивая, непонятная сущность. Только что я негодовала, что он предъявляет права на мое тело, теперь же чувствую, как внутри расползается яд обиды. Значит, нужен только ребенок? А я — лишь приложение?

— Сама-то как думаешь, Есения? — раздражающе усмехнулся Булацкий, чернота его глаз снова вспыхнула огнем, и я вздрогнула. А когда он бесцеремонно взял мою руку и поднес к своей ширинке, не смогла пошевелиться, а просто ждала, что он скажет, что сделает.

— Ты ничего не помнишь, да? Не помнишь, как сосала этот член? — спросил хрипло, обхватывая моими пальцами тяжелый длинный ствол, начал водить по нему через ткань, не давая мне освободить руку. Огненная стрела ударила вниз живота, в мозгу вспышкой взорвалось воспоминание.

Чисто кадр из порно. Огромный член у меня рту, полностью одетый мужчина, его рука на моем затылке, насаживает мою голову на твердую плоть. Я чувствую жар и шелковистость плоти, каждый изгиб и выпуклую венку, язык бешено танцует по влажной от слюны головке. Рот широко раскрыт, мне даже больно, но я продолжаю доставлять удовольствие ему… И себе. У меня горит все нутро, плавится, я умираю от желания, чтобы меня трахнули как шлюху… Грязно и развратно…

— Неужели не хочешь снова повторить то, что было между нами? — уговаривал Булацкий, и я вдруг поняла, что каким-то незаметным образом у меня в руках оказался крупный член Булацкого, вырвавшийся на свободу. Горячий, пульсирующий энергией. Я сжимаю пальцами его обнаженную плоть и не понимаю, как он успел все это провернуть?!

Пальцы обвились вокруг члена, мы вместе ласкали его, а Булацкий продолжал подбрасывать мне порочные картинки моего падения. Прямо в ухо, обдавая кожу горячим влажным дыханием:

— Ты умоляла взять тебя, стонала, изгибалась, цеплялась за меня. Сосала так жарко, что, кажется, высосала мне душу. Вся спина в царапинах, но я не жалуюсь. Ты рыдала от наслаждения, когда я тебя вылизывал, просила еще, а когда я тебя трахнул, кончила не меньше десяти раз. Так скажи мне, Есения, как я могу не хотеть тебя? Ведь ты тоже уже хочешь? Ты уже влажная для меня? Хочешь, чтобы я снова тебя поимел и показал, на что ее способно твое тело? Хочешь же?..


Сумасшествие. Истинное, неподдельное сумасшествие творил со мной Булацкий. Никто никогда не нашептывал мне такие грязные пошлости на ухо, никто не мог завести с пол-оборота, никто не мог погрузить в гипнотический транс одним лишь голосом. Я поплыла, начала таять, как лед на солнце. Внутри все горело, а между ног стало постыдно влажно. Такого со мной никогда не случалось. Он и правда растапливал мою холодность, лед, сковавший тело и душу, словно прочным панцирем.

Но я вдруг поняла, что не хочу, чтобы он добирался до самой сути, чтобы ковырялся в душе, доставал мои страхи, желания, потаенные мысли наружу. Чтобы завладевал ими, игрался, а потом выбрасывал меня на помойку, когда натешится. А он же выбросит, еще и ребенка заберет. Я не нужна ему, ничуть. Возможно, тот придуманный образ, за который он цепляется, но вот точно не я, слабая тихая мышка Есения.

Я с ужасом вспомнила ту незнакомку в комнате с Булацким, испугалась своего альтер-эго, которое тот выпустил наружу, отталкивала его от себя, не хотела иметь с ним ничего общего… Но ведь это отправная точка, за которую зацепился Булацкий, из-за чего он меня хочет…

Странно было размышлять о подобном, скользя рукой по шелковистой стали, но движениями управлял Булацкий, кажется не замечая моей оторопи, а мысли, к счастью, были ему неподвластны. Я терзалась от своих метаний. Не знала, как лучше для будущего ребенка, для безопасности мужа. Оттолкнуть Булацкого или позволить ему владеть своим телом?

Я могла бы стать его физической собственностью, вещью, отдаться телесно, воспаряя душой над механическим актом в постели. Или же взбрыкивать, как норовистая кобыла, вызывая еще больший интерес этого опасного хищника. Выбор — то самое, что так сложно мне всегда давалось…

Мы встретились глазами, и его рука застыла, перестав делать поступательные движения. Он аккуратно отстранил мою ладонь, заправил свой все еще возбужденный член в брюки. Звук застегиваемой ширинки взвизгнул в тишине комнаты, проскрежетал по натянутым нервам. Мне показалось, что Кирилл скрипнул зубами, а на его лбу я заметила капельки пота.

Он почувствовал мое равнодушие, оцепенение, холодность, и что предпримет? Будет наказывать меня? Шантажировать жизнью мужа и родных, чтобы была покорной и страстной и исполняла трюки в постели?!

Я испуганно смотрела в черные глаза, в которых медленно затухала откровенная похоть. Они больше не пылали, на лицо Булацкого упала непроницаемая пелена. Я не знала, рассердила ли его, разочаровала или просто наскучила своим тупым бездействием. Наверняка он убедился, что мои слова о холодности и фригидности правдивы, и сейчас выкинет на улицу, будто мы и не встречались. Выкинет, так и не вернув мужа, оставив без защиты, и обязательно будет мстить за обманутые ожидания. Зачем ему какая-то малодушная тихоня? Он же ждал тигрицу!

Сглотнула, вскинула подбородок и взглянула на сурового мужчину напротив. Борьба с ним измочалила меня, утомила. Мне так хотелось, чтобы он ушел, оставил в покое и дал вволю настрадаться в одиночестве. Мне было жизненно необходимо остаться наедине со своей болью. Булацкий поднял руку и небрежным жестом прошелся по волосам, растрепал их, разжал стиснутые губы и заговорил твердым голосом:

— Мне не нужна мученица. Не надо стоять здесь с таким видом, будто я тебя насилую. Ты окажешься в моей постели добровольно, Есения. Я подожду, пока ты придешь в себя и осознаешь неизбежность того, что между нами случится. Просто тебе нужно понять, что твое прошлое забыто, как и твой муж, как и твоя бывшая работа, как и твое скромное прозябание.

— Почему вам так важно перечеркнуть всю мою жизнь одним махом? — ошеломленно спросила я, выслушав монолог Булацкого. У меня не получилось задать этот вопрос с вызовом или упреком, из моих уст вышла всего лишь тихая обреченная мольба.

— Пластырь всегда лучше отрывать быстро. Зачем продлевать агонию? Да и за что ты цепляешься? Хочешь, чтобы я отпустил тебя и позволил собрать чемодан дешевых шмоток и дал написать заявление об увольнении? Теперь ты будешь женой мэра, тебе ничего не пригодится из той квартиры.

— Но… Подождите… — У меня забегали глаза, заметались мысли, я пыталась найти в своем доме хоть что-то ценное, важное. Немного ювелирки, старые альбомы с фотографиями, подарки Андрея, мои любимые ароматические свечи, заброшенные вышивки, какие-то выкройки, дурацкое рукоделие, которым я занималась в одинокие вечера. Господи, все это казалось теперь таким глупым и бесполезным. Неужели Кирилл Булацкий прав? Неужели вся моя прошлая жизнь — всего лишь ничтожная пустота… Это осознание переполнило чашу моей выносливости. Я сдалась, не зная, что еще сказать, как спорить, нужно ли упорствовать и что вообще говорить.

Если Булацкий хотел заиметь себе яркого противника, которого можно будет с интересом ломать, то он жестоко разочаруется. Я решила наскучить ему еще больше, полностью обмануть ожидания властного мужчины, который искал пожар, а нашел потухшие угли. Пусть получит только фиктивную жену и ребенка и перестанет искать внутри меня страсть. Опустила глаза в пол и смиренно вздохнула, молчаливо соглашаясь. И вздрогнула, когда Кирилл поднял меня за подбородок, заставляя встретиться с изучающим взглядом.

— Уже похоронила себя? Решила стать до оскомины покорной? Кого ты хочешь обмануть? Неужели не будешь спорить?

— А что, есть смысл бороться? Что я выиграю, сорвав горло и потратив часы, пытаясь отвоевать то, что уже захвачено? — спросила я со злостью, которая все же просочилась сквозь невозмутимость.

— Смотря чего ты хочешь добиться, Есения. Свободу ты не получишь в ближайшие года два. Тебя ждет рождение ребенка, участие в моей предвыборной кампании, сопровождение меня на официальных и других мероприятиях. Твоя клетка будет ослепительно золотой, но все же это будет клетка. Не строй иллюзий по поводу того, чтобы сбежать или позвонить в полицию. У меня везде свои люди. Твой звонок не воспримут всерьез. Тебя будет сопровождать охрана для твоей же безопасности. На меня регулярно совершают покушения, ты тоже на прицеле, как моя жена. Я не святой, и чуть ли не каждому в городе хочется отхватить кусок заработанного еще моим отцом. Но для общественности я должен быть белым и пушистым, примерным мужем и отцом. Есть одна хорошая новость для тебя. Я очень много работаю. Тебе не придется часто со мной видеться.

— Чем прикажете заниматься? — поинтересовалась я, почувствовав внутри толику радости от последних слов Булацкого.

— О, дел у тебя будет множество. Анализы, необходимые осмотры врачей, изучение моей кристально-чистой биографии и политической программы в тесном контакте с Нелли, подбор гардероба, освоение делового этикета. Но не надейся, что в своем жестком графике я не найду окно, чтобы навещать любимую жену…