— В своем письме к вам я писал, — сказал наконец Хан, не спуская с меня проницательного взгляда, — что англичанка, которую вы ищете, у меня.

Я подавил свое бешенство и отвечал:

— Я верил честности Дост-Али-Хана. Неужели я ошибся?

— Посмотрим! — заметил хитрый индус с усмешкой, от которой у меня кровь застыла в жилах. — Я не говорю, что она в моих руках, и в такой войне, как та, которую мы ведем, не может быть речи о честности. Разве ваши друзья и союзники честно поступали со мной? Вы — сторонник тех, с кем мы воюем. Стало быть, я должен поступать с вами как с врагом. Ну, предположим, что ваша красавица в моей власти. Какой выкуп предлагаете вы за нее?

— Свою жизнь!

— Прекрасно! — отвечал он, продолжая злобно улыбаться. — Жизнь моего брата не нужна мне, я предпочитаю его дружбу. Каким образом брат выразит мне благодарность? Будет ли он впредь со мной?

— Это невозможно, вы сами знаете. Но вот что я вам обещаю: когда эта безумная попытка приведет вас к погибели и те, которые считаются вашими друзьями, рассеются, тогда я встану на вашу сторону и буду защищать вас перед английским правительством.

Он прервал меня, порывисто встав:

— Вы, однако, смелы! Погибель! Падение! Кто смеет произносить эти слова? Вспомните, что вы не в своем лагере в Дели, но там, где я неограниченный хозяин.

Я взглянул ему прямо в лицо:

— Я знаю истину, и это придает мне мужества. Разве брат желал бы, чтоб я лгал из-за того, что он силен, а я слаб?

Густая краска, вспыхнувшая на его бронзовом лице, сбежала, и сверкающие глаза опустились.

— Брат хорошо говорит. Прошу у него извинения за свою вспыльчивость, но все-таки скажу, что опасно оскорблять человека в его собственном доме.

— Лучше это, чем подозрительно относиться к нему, сидя у себя.

— Хороший ответ, — сказал он, совершенно успокоившись. — Дайте руку и говорите что хотите. Я не забыл Дели.

В нескольких словах я высказал ему свои желания и просил не удерживать меня дольше. Я рисковал всем, чтобы принять его приглашение. Я умолял его, если он чувствует ко мне хотя малейшее уважение, выдать мне мою соотечественницу и отпустить нас, приняв уверение в моей личной дружбе.

Но мне ничего не удалось добиться. Вместо того чтобы отвечать, Али-Хан сказал, что хочет рассказать мне кое-что.

— На днях ко мне пришел человек с заявлением, что желает поступить в мою армию. Он выглядел как крестьянин, но я узнал, что он был субадхаром в одном полку сипаев и преследует цель личной мести. Его бывший полковник, некий Эльтон, оскорбил его и ранил своей рукой. Теперь он желал отомстить ему. Он показался мне способным офицером, и хотя я вообще не потакаю личным неприязням, я решился удержать его. Субадхар знал, что у его врага была в Ноугонге дочь. Мне сказали, все равно кто, — он бросил взгляд на галерею, и сердце мое забилось от ярости, — что вы ищете эту девушку. Я позволил своему субадхару взять несколько всадников и задержать беглецов из Ноугонга…

Мне удалось сохранить хладнокровие, так как хотелось узнать больше.

— Удалась эта преступная попытка?

Али-Хан отказался отвечать определенно на мой вопрос, и разговор наш стал настолько быстр и сложен, что невозможно передать на бумаге. Он употреблял все усилия, чтобы склонить меня к союзу с собой; я напрасно старался узнать от него что-нибудь достоверное о судьбе Грэс и Кита. Али-Хан постоянно ускользал от меня».

«Настал день, грозный и мрачный. Когда я возвращался в отведенное мне помещение — комнату наравне с землей, безо всякого пола, — меня вымочил дождь. Ветер завывал во всех закоулках форта. Я бросился на шарпой, единственную мебель в комнате, и заснул… Сколько времени я проспал, не знаю, но когда проснулся, то почувствовал, что силы вернулись ко мне, и с аппетитом принялся за обед, который подал Хусани с выражением грусти и упрека на лице. Я спросил его, что он думает о нашем положении. Он поднес палец к губам и покачал головой».

«Стало уже поздно. Я просил еще раз аудиенции у Дост-Али-Хана и был принят им. На ночь я вернулся в свое помещение. Хусани не отходит от меня, и мы ждем, пока все затихнет в форте, чтобы приняться за осмотр всего окружающего.

Ганес не появлялся весь день. Плохое доказательство его верности!»

XXIX. Ужасная ночь

Все было тихо. Хусани дремал, а его господин сидел и писал вышеприведенные строки. Он решился обойти несколько позднее форт. Хусани подкупил одного из часовых драгоценным подарком и обещанием еще большего вознаграждения в будущем. Том хотел узнать, в форте ли еще находятся Грэс и Кит, и затем составить план их освобождения.

Хусани проснулся, почувствовав, что наступила минута действия. Раджа отложил тетрадь и попросил его сходить узнать, готов ли проводник. Он отворил дверь и остановился, ослепленный. На пороге явилась фигура, закутанная в сверкающее покрывало. Индус подумал было, что Дост-Али-Хан посылает к ним свою пленницу, но Том понял, что это не так. Он встал в негодовании и, отстранив слугу, сказал ему:

— Это англичанка, но не та, которую мы ищем. Останься в комнате, только отойди немного.

Никогда Том не хотел рассказать кому бы то ни было об этом таинственном свидании, а в дневнике нет и намека на него. Хусани, преклонявшийся перед авторитетом своего господина, не старался подсмотреть происходившее. Однако, опасаясь измены, он все время был наготове, и когда Вивиан после целого потока речей убежала, он тотчас подошел. К своему испугу, он увидал, что раджа весь дрожит и еле держится на ногах. Два раза молодой человек старался заговорить, но не мог произнести ни слова.

Хусани повторил ему, что ночь проходит, что начальник стражи ждет их, подкупив всех часовых. Пропустив такой случай, трудно будет найти его вторично. Том сделал движение, чтобы следовать за ним, но опустился на скамью и закрыл лицо руками, стараясь скрыть слезы.

— Мисс Грэс умерла? — в отчаянии проговорил Хусани.

— Нет, нет! Она жива, и если бы я знал, что дьявол, сейчас вышедший отсюда, говорит правду, я не оставался бы в бездействии! Но что думать? Может быть, она лжет мне так же, как лгала своему мужу, как каждый день лжет Дост-Али-Хану.

— Что эта женщина сказала господину?

— Что пленники были здесь, но теперь уже в другом месте. Узнав о моем приезде, она послала их дальше, так как ни за что не хочет допустить, чтобы я увидался с Грэс. Тысячу проклятий на ее голову! Она сказала мне это, взбешенная тем, что ничего не могла добиться. Что делать… если она солгала?.. Брат, посоветуй мне!

— Послушайте меня, господин, — сказал Хусани, понявший положение дел. — Умоляю вас, останьтесь одни на один час! Никто не заподозрит меня. Я со своим другом Чоу-Кедаром пойду в обход и таким образом узнаю, здесь ли пленники или их отослали дальше, как говорит Белая принцесса. После того сам господин решит, что делать.

Когда раджа дал согласие, Хусани ушел, надеясь, что молодой господин успокоится в его отсутствие. Первый человек, попавшийся ему на дворе, был Ганес, поразивший его своим странным, растерянным видом. Хусани остановил его и упрекнул в измене. Брамин отвечал высокомерно, и они расстались. Хусани начал курить с Чоу-Кедаром, расположением которого заручился, и мало-помалу дошел до желанных справок, как вдруг раздался шум. Один из часовых, стоявших за воротами, прибежал в ужасе, крича, что на форт напали англичане. Чоу-Кедар бросился к той части дворца, где жили Дост-Али-Хан и его начальники. Хусани бросился в комнату своего господина. Ганес уже был там, и раджа знал про панику. Он стоял, держа револьвер в руке. Ганес уговаривал его не уходить.

— Мы можем спастись, если останемся здесь, — говорил он. — Показаться — значит идти на верную смерть.

— А пленники? — воскликнул Том вне себя.

— Если они в форте… — начал было Ганес.

— Их здесь нет! — закричал Хусани. — Субадхар Суфдер-Джунг получил вчера от Белой принцессы приказание увезти их.

— Субадхар! — повторил Том, опустив руки в отчаянии.

— Мужайтесь, ваша светлость! — сказал Ганес. — Он, вероятно, рассчитывает на награду.

— На награду? Нет, он хочет мстить! Пустите меня, ради Бога! Я собственноручно убью эту презренную и заставлю ее сказать правду. Ганес, Хусани, как вы смеете удерживать меня? Разве и вы изменники? Пустите, или я вас убью обоих!

Собрав все силы, он оттолкнул их так, что они упали, а прежде чем опомнились, он уже исчез со своим револьвером в руке.

Хусани пришел в себя только тогда, когда Ганес убежал за Томом. Он приподнялся, с трудом дотащился до двери и выглянул в нее. На дворе царило смятение. Вооруженные люди бегали по стенам, издали доносились звуки перестрелки и еще более страшный гул пушечных выстрелов и обрушивающихся стен. Но не к этому прислушивался несчастный испуганный индус, припав ухом к земле. Он приподнялся, приложил руки ко рту в виде трубы и закричал как можно громче:

— Бегите! бегите! пороховой погреб минирован!

Действие было мгновенное. Двор наполнился беглецами. Сотнями они бросались в подземный ход, неизвестный осаждающим, сотнями давили друг друга. Но Хусани не увидал между ними тех, кого искал. Он услыхал под землей шум, похожий на громовые раскаты, и приник ухом к земле. Земля колыхалась. Раздавался зловещий треск, дикие крики, слабые стоны. Стены рушились, увлекая за собой изувеченные тела последних защитников форта. Бревно ударило Хусани. Неужели это конец его надеждам? Если некогда горячо любимый государь действительно возродился в настоящем радже, то неужели боги-покровители допустят его погибель?

Наконец он поднял голову. На дворе не было никого. С того места, где находились кладовые и казна возмутившегося вождя, поднимался столб дыма. Загорались соседние строения — жилище Дост-Али-Хана. Шум орудий замолк, но слышно было бряцание оружия. Хусани догадался, что крепость была взята приступом. Не убили ли его господина и Ганеса прежде, чем они могли открыться? Наступила полная тишина: все, кто мог, бежали через подземелье. Факелы погасли, двор освещался только огненным столбом пожарища. При этом зловещем свете Хусани увидал три фигуры, чудом выходящие из самого пекла. Он с криком бросился навстречу им. Если это его господин, то обещание мертвого осуществилось, так как самому великому Раме не приходилось избегать большей опасности.

— Хусани!

Да, это был голос раджи.

— Господин! Вы здравы и невредимы?

— Да, помоги мне нести эту ношу.

Он поддерживал бесчувственное тело женщины под покрывалом. Хусани взял ее и в сопровождении Тома и Ганеса, двигавшихся почти бессознательно, перенес в соседнюю комнату и положил на шарпой.

— Зажгите лампу и оставьте меня одного, — приказал Том.

Они повиновались. Оставшись один, он поднял газовое покрывало и увидал Вивиан, ее улыбающиеся губы, чистый лоб, ямочки на щеках. Ужас смерти так же не изменил ее лица, как ужас тех преступлений, зрительницей которых она добровольно сделалась. Голова ее лежала на подушке, как у уснувшего ребенка. Том опустил покрывало содрогаясь, вынул из кармана письмо и хладнокровно поджег постель, на котором лежало тело. Обернувшись, он увидал позади себя Хусани.

— Что это? Разве я не велел тебе оставить меня одного?

— Государь, английские солдаты входят через брешь. Если вы не хотите погибнуть, надо спрятаться, пока не удастся повидаться с их начальником.

— Ты прав, как всегда. Ганес знает форт, он нас спрячет.

Пламя уже охватило постель и тело умершей. Никто не узнает ее предательства и судьбы.

Над развалинами форта взошло утро. Вокруг обрушившихся стен расположился, в ожидании первых лучей солнца, отряд английской армии, отправлявшийся на помощь Каунпору. Англичане торжествовали, что открыли и уничтожили убежище вождя бунтовщиков. Если он погиб, результат их победы был неоценим.

Между тем тишина, царившая в форте, начинала тревожить англичан, и, боясь засады, они вступили в разрушенные стены, приняв все меры предосторожности. Впереди, как всегда, шли офицеры. Берти Листон был один из первых, переступивших через груду щебня, завалившего брешь.

Присутствие молодого человека в отряде требует объяснения. В последний раз, как мы его видели, они с Субдулом вышли из Гумилькунда и отправились в Меерут. В нескольких милях от последнего он встретил переодетого курьера, который нес депеши от своего генерала к командующему отрядом двигавшихся на Каунпор, а также приказ на имя самого Листона, где ему предписывалось как можно скорее присоединиться к этому отряду, потерявшему многих из своих офицеров. Берти, с тех пор как узнал об ужасных событиях в Янси, только и думал, как бы встретиться с бунтовщиками. С помощью Субдула, сообразительность и преданность которого были выше всяких похвал, ему удалось найти штаб армии. Из целого ряда обстоятельств, рассказывать которые нет нужды, он на своем опасном пути узнал, где скрывается Дост-Али-Хан, и когда был отправлен отряд, чтобы взять его, получил команду над кавалерией. Таким образом случилось, что первое лицо, попавшееся на глаза Тому, было лицо его друга.