неизвестен Автор - Наследник раджи

С высоты площадки юноша окинул взглядом зеленые поля, мирную реку, величественный минарет Джумна Мусид, купола мечети Жемчужина, красноватую ограду дворца Шах-Жехана, неясно вырисовывавшиеся в утреннем тумане, и весь обширный древний город индийских властителей, магометанских завоевателей. Этот город разоряли многочисленные восстания и завоевания, но он все еще сохранился…

Из Дели молодой человек и его спутники отправились в Меерут, важный военный пункт милях в сорока от прежней стоянки. На место прибыли вечером, разбили лагерь за городом. Том, переодевшись в европейское платье, отправился в город верхом.

Главная улица Меерута была оживленной. Наследник раджи невольно придержал лошадь, — казалось, он перенесся в Англию: увидел милую леди Эльтон, Люси и Трикси; они ехали в фаэтоне, которым правила Мод, и приветственно улыбались ему.

— Каким образом вы здесь? — воскликнул Том.

— Я не удивляюсь вашему изумлению, — ответила леди Эльтон. — Мы уехали из Европы гораздо раньше, чем предполагали, — мужа призвали на службу.

— Папа не хотел уезжать без мамы, а мама без нас, и вот таким образом мы все здесь, — объяснила Трикси.

— Где вы живете? — спросила леди Эльтон.

— В своем лагере. Уже месяц, как я живу в палатке, — это чудесно.

— Я думаю!

— Но ведь вы, конечно, навестите нас! — сказала она. — В доме одни женщины. Генерал уехал на ревизию.

— Надеюсь, что будем иметь удовольствие видеть вас у себя, — прибавила гордая Мод, еще более величественная, чем в Сёрбитоуне.

Что касается доброй Люси, то она пожалела в душе, что Грэс не на ее месте.

Грэс в это время не было в Мееруте, ее семья даже не знала толком, где она находилась. Грэс поехала в Лукно, к тетке, а оттуда планировала отправиться в Каунпор или Агру к знакомым. Надеясь получить известие о ней, Том прожил две недели в Мееруте. Ему было приятно хоть на время забыть заботы и превратиться в прежнего Тома, дразнившего Трикси, поднимавшего на смех за нарочитую важность Мод, обожавшего леди Эльтон и влюбленного в Грэс.

Генерал вернулся в Меерут два дня спустя после приезда Тома, вполне довольный результатами ревизии.

— Теперь в моде критиковать наше туземное войско, но это нелепо. Нельзя вообразить лучшей дисциплины, в этом наша сила.

— Ну а если в это войско проникнут фанатики? Их много бродит по стране, мне приходилось встречаться с ними.

— А вы думаете, что мне за тридцать лет службы в Индии не приходилось встречаться с бесноватыми? Восток — теплица, где они родятся сотнями. Но что могут эти несчастные наговорить солдатам, чтобы побудить их следовать за собой? Предложить деньги? У них их нет. Грабеж? У наших людей довольно здравого смысла, чтобы понять, что насилие не может быть продолжительно. И не говорите, чтоб у них не было чувства чести. У меня служили джемадары, устоявшие перед искушениями, перед которыми не устояли бы многие англичане.

Молодому человеку показалось, что генерал старался убедить себя. Но он не решался составить окончательного мнения. Однако события следующих дней подтвердили подозрения. Вернувшись с прогулки, все общество собралось на веранде, когда вошел генерал, весь багровый от негодования.

— Прочтите! — сказал он, ударив кулаком по газете.

По знаку леди Эльтон, привыкшей к таким вспышкам, Том взял газету, между тем как генерал ворчал: «Дурак! Столько шуму из-за пустяков!»

Речь шла о знаменитом происшествии в Дум-Думе, близ Калькутты. Один рабочий попросил напиться у синая. Последний принадлежал к высшей касте и отказал, опасаясь, что нечистые губы осквернят его стакан. Рабочий ответил обидчику, что недолго ему оставаться в этой касте, так как англичане употребляют для приготовления патронов коровий и поросячий жир, — жир животных, употребление которого браминами считается святотатством. В статье говорилось, что слух об этой истории распространился повсюду и если не будут приняты надлежащие меры для успокоения туземных войск, то могут быть серьезные последствия.

Генерал снова вспыхнул. Зачем так раздувать пустую ссору? Он знал войска и готов был вручить им свою честь и жизнь. Когда Эльтон успокоился, он извинился перед домочадцами за излишнюю горячность и попросил их не беспокоиться.

Они, впрочем, и не думали тревожиться. Насмешница Трикси не преминула заметить, что волновался из-за того только отец. Мод презрительно объявила, что это было бы слишком большой честью для туземцев, если бы они стали бояться. Что касается ее, она готова выступить против толпы, вооруженная одним хлыстом.

— Это низшая раса, как ни говорите, — закончила девушка.

Леди Эльтон заявила со спокойной улыбкой, что в Мееруте по крайней мере нечего бояться, так как здесь много английских солдат. Разговор перешел на другое, но Тому пришлось вспомнить о нем.

Жизнь в Мееруте была чрезвычайно приятная. В городе было мало молодых девушек, и хорошенькие, образованные и веселые дочери генерала имели большой успех. Желая отблагодарить за любезный прием, который встречал повсюду юноша, он посоветовался с Хусани и Ганесом и в одну прекрасную лунную ночь пригласил почти всю европейскую колонию потанцевать и поужинать в лагере таинственного англичанина, которого теперь все звали «наследником раджи».

Этим закончилось пребывание Тома в Мееруте. Узнав, что Грэс в Лукно и вернется не скоро, он решился проститься с городом, утром после бала приказал сворачивать лагерь и вечером вновь отправился в путь.

Трикси, Мод и несколько офицеров провожали его верхом. Когда наконец Том настоял, чтобы они вернулись, Мод, ехавшая рядом с наследником, сказала, подняв на него твердый взгляд:

— Прощайте, Том. Что сказать от вас Грэс?

— Вы возьмете на себя поручение к ней?

— С удовольствием. — Девушка протянула ему руку.

— Благодарю вас. Скажите, что я люблю ее. Скажите, — голос юноши дрогнул, — что бы ни случилось, я готов защитить ее. Поручение странное, но я не могу изменить его. Прощайте!

К ним подъехала Трикси со своей свитой, в которой, между прочим, находился один блестящий офицер, Берти Листон. Молодые люди попрощались, и наследник раджи со своими верными слугами продолжил путь.

Никогда еще Том не видал ничего подобного этой чудной зиме. Хусани вел караван и, при полной внешней почтительности и покорности, в действительности выбирал дорогу на свое усмотрение. Хитрый слуга неизменно соглашался со всеми приказаниями господина, но при малейшей попытке Тома заявить о самостоятельности сейчас же оказывался недостаток в провизии, вьючные животные никуда не годились, кули (носильщики) заболевали лихорадкой. И в конце концов молодой человек отказался от сопротивления.

Скоро караван достиг границ Непала, откуда за несколько быстрых переходов добрался к подножию живописной цепи гор, окружающей это государство. Им преградили дорогу болота и джунгли Тераи, опасные во всякое время года и смертельные в пору дождей. Дороги тогда были хуже теперешних. Носильщикам то и дело приходилось топорами прокладывать в зарослях тропу для повозок. Однако переезд обошелся без приключений, и после утомительного подъема путешественники достигли Сисагари, одной из вершин второй цепи, окружающей Непал.

Подъем был очень крут, и Том, чтобы поберечь лошадь, полдня шел пешком. Молодой англичанин изнемогал от усталости, но открывшаяся картина оживила его: у ног простиралась плодоносная долина, на которую уже спускались вечерние тени, между тем как горные террасы, зеленые скаты, обнаженные скалы и уходившие вдаль снежные вершины Гималаев еще сверкали на солнце.

Был подан роскошный обед, но Том, чересчур взволнованный, почти не прикоснулся к кушаньям.

— Я не могу есть, — говорил он. — Не делай такой печальной физиономии, Хусани! Я поел довольно, чтобы просуществовать до завтра. Поди сюда, мне надо расспросить тебя кое о чем. Вот тихий уголок, где нас никто не увидит и не услышит. Скажи мне откровенно, почему ты проявляешь такое участие к моей особе?

— Я — слуга вашего сиятельства! — отвечал индус дрожащим голосом.

— Этого недостаточно. Подобная преданность не является в один день. Ради меня самого или ради других ты заботишься так о моем здоровье?

— Я это делаю из любви к моему господину.

— Как это? Объяснись…

Хусани понизил голос:

— Перед смертью мой повелитель, раджа, позвал меня. Чундер-Синг слышал его последнюю волю. Мне же было тяжело, что у него не нашлось ни одного слова для меня, который любил его не только как своего молочного брата. Он заметил мою грусть и сказал улыбаясь: «Чундер-Синг все скажет моему Хусани». После этого умер.

Индус замолк на минуту. Солнце село, снежные и ледяные купола возвышались на горизонте, побледневшие и посиневшие. Луна окуталась туманом. Том плотнее завернулся в плащ.

— Что же сказал тебе Чундер-Синг? — нарочито равнодушно спросил он.

— То, что он сказал мне, покажется странным англичанину, господин. Для вашего народа существует только одна жизнь — земная, а затем — бесконечное. Если эта жизнь была греховна, Сам Творец не может избавить вас от наказания. Мы же, саиб, веруем совершенно иначе: наши мудрецы учат, что земная жизнь есть только звено целой цепи, мы умираем, чтобы ожить, принять новый образ. Пока мы несовершенны, мы не можем иметь никакого влияния на это превращение и бессознательно выполняем назначение, неся наказание за проступки, память о которых изгладилась у нас. Но те, которые возвышаются в добродетели, возвышаются и в мудрости: они видят позади себя пройденный путь, а впереди — путь, которому должны следовать, чтобы слиться с божеством. Таков был мой повелитель: ему было открыто, что он еще раз вернется на землю…

Хусани остановился и взглянул на слушателя странным, умоляющим взглядом.

— Ну и что же?

— Мой господин не знает? Его сердце ему ничего не сказало?

— Я знаю, что если стану слушать тебя дольше, то сойду с ума… Безумие было спрашивать тебя!..

Том пошел прочь большими шагами. Обернувшись, он увидал, что Хусани следует за ним в темноте.

— Поди сюда, — хрипло сказал он, — скажи: кто я?

— Вы — мой повелитель, саиб…

— Какой?.. Тот, который умер?..

— Я не вижу разницы…

— В таком случае во мне два человека, — ты хочешь это сказать?

— Я ничего не хочу сказать… Не угодно ли вам лечь отдохнуть?

— Ты навел меня на такие безумные мысли, что мне не заснуть…

Но он ошибся. Вопреки совету Хусани, постель для наследника была приготовлена на открытом воздухе, и когда Том открыл глаза, сомкнув их, казалось, только на минуту, заря уже коснулась перстами девственных снегов на горных вершинах. Молодой человек проспал долго и проснулся с новыми силами. В этот день караван спустился вниз по горе, и хорошая проезжая дорога привела путешественников в Катманду, столицу Непала.

Живописная архитектура города, костюмы и общительность жителей восхитили Тома. Первый министр короля Непала, Джунг-Багадур, предложил наследнику гумилькундского раджи остановиться во дворце, где его окружили всевозможными заботами.

В то время известия распространялись медленно, и никто еще не слышал о событиях, которые людям сведущим указывали на приближение бури. 26 февраля, в тот самый день, когда Том весело отправлялся к английскому резиденту при непальском короле, 19-й туземный полк в Берхампоре, мрачно выслушав сердитый выговор раздраженного полковника, наотрез отказался принять раздаваемые патроны.

Молодой человек многое узнал от умного и проницательного Джунг-Багадура. Гумилькундский раджа был близким другом министра, и тот мог сообщить наследнику раджи важные сведения о характере и намерениях покойного. Однажды — этот день надолго остался в памяти Тома — Джунг-Багадур принял его в павильоне, где часто проводил вечера. Министр вспоминал прошедшее и рассказывал молодому человеку о щедрости его родственника и о любви, которую питали к нему подданные.

— Говорят, что они не хотят верить в его смерть.

Он рассеянно смотрел на Тома, но вдруг взгляд стал пристальным и многозначительным.

— Какая точная степень родства существует между вами и покойным раджой?

Том собирался ответить, когда в комнату без доклада, по присвоенному преимуществу, вошел Гамбие-Синг, начальник королевской стражи, которого король часто посылал с поручениями к первому министру. Увидав Грегори, он остановился как вкопанный.

— Что с моим другом Гамбие-Сингом? — спросил Джунг-Багадур.

Начальник стражи, почтительно кланяясь гостю министра, проговорил:

— Прошу у саиба прощения за ошибку. Сходство поразительное. Мне показалось, что умерший вернулся к нам…