Мери Каммингс - Наследница

Перед самой площадью Республики Тед свернул на набережную канала Святого Мартина и через минуту остановился около пятиэтажного серого каменного дома.

— Ну, слава богу, приехали!

В этом доме находилась его собственная квартира — более безопасного места он придумать не мог.

Когда ему было лет двадцать, тетя Аннет, у которой Тед жил до тех пор, заявила, что понимает его проблемы, но девок в ее дом он водить не будет. Так что пора ему подумать о собственном жилье, Тем более что она случайно слышала, что продается небольшая квартира в приличном районе — хотя и на последнем этаже, зато недорого.

Эта идея упала на плодотворную почву: он и сам подумывал о том, чтобы жить отдельно. Тетя развила бурную деятельность: поручилась за него в банке, ссудила ему недостающие деньги — и вскоре он стал счастливым обладателем двух комнат и кухни.

Квартиру свою Тед любил и холил, а посему слегка побаивался, что Рене, привыкшая к несколько другим условиям, скажет в ее адрес что-нибудь неуважительное.

Войдя, она начала с интересом оглядываться. Тед лишний раз порадовался, что год назад сделал ремонт, вбухав в него едва ли не столько денег, сколько стоила сама квартира. Зато теперь безупречный узорчатый паркет радовал глаз, равно как черно-белая плитка на кухне и в ванной и пижонская черная ванна «под мрамор».

Тогда же, год назад, он хотел было сменить и мебель на более современную, но потом все-таки оставил большую часть привычных и удобных ему вещей.

Он провел Рене в спальню, освободил одну полку в шкафу и кивнул:

— Вот тебе место для вещей. Устраивайся.

Она послушно начала распаковываться, а Тед, воспользовавшись этим, решил первым занять ванну — на сегодня было намечено еще много дел.

Выйдя из ванной, уже в джинсах и майке, Тед обнаружил Рене в гостиной, одновременно служившей ему и кабинетом. Одетая в джинсы, полосатую футболку и — во дает! — расшитые золотом остроносые тапочки без задников в гаремном стиле, подходившие к этим джинсам примерно как сомбреро к пеньюару, она изучала книжные полки и, услышав его шаги, обернулась.

— Ты все эти языки знаешь? — кивнула она на палку самоучителей и разговорников.

— Более-менее. Ванна свободна — мойся, а я пока поесть сделаю.

Вместо того чтобы уйти в ванную, она спросила — с не меньшим интересом и уважением:

— А ты и на машинке умеешь печатать?

— Умею, — Теду стало смешно: знала бы она, что научился он этому только потому, что от руки писал как курица лапой, а на то, чтобы содержать секретаршу, его заработков в первые годы работы не хватало. Но видеть на лице Рене уважение — даже почти восхищение — было приятно.

Языки он действительно знал весьма более-менее — то есть немецкий-то хорошо, еще со школы, а вот голландский, итальянский и английский изучит сам, по самоучителю, и ровно в том объеме, чтобы суметь объясниться. Но Рене он решил не разочаровывать: пусть считает его если не суперменом, то по крайней мере полиглотом.

Готовить Тед не любил, поэтому предпочитал пользоваться презираемыми большинством французов замороженными блюдами, которые можно быстро разогреть в микроволновке.

Секунду, поколебавшись между фаршированным перцем и блинчиками с творогом, он сделал выбор в пользу блинчиков, поставил их разогреваться и предался размышлению над не менее важной проблемой: где кормить гостью? В гостиной — приличнее, на кухне — удобнее и привычнее.

Наконец, обозвав себя Буридановым ослом, он решил быть проще. Поэтому, когда Рене появилась в дверях, на кухонном столе уже стояло целое блюдо блинчиков и банка клубничного варенья.

Взглянув на него, Рене неожиданно хихикнула. Тед не сразу сообразил, что причиной этому явился фартук, розовый с цветочками — подарок тети Аннет — который он надевал всегда, когда готовил. Смутившись, он хотел снять его, услышал взрыв еще более веселого смеха — махнул рукой и тоже рассмеялся, представив себе, как смотрится со стороны.

Может быть потому, что они добрались до цели и Рене почувствовала себя в безопасности, выглядела она куда менее подавленной, чем вчера. И ела с аппетитом — с блинчиками он явно угодил.

Съев несколько штук, она с завистью протянула:

— Ты и готовить умеешь...

— А ты — нет?

Рене молча покачала головой.

— Ладно, вечером научу. Сейчас я поеду на работу — заодно куплю вечерние газеты.

— А где ты работаешь?

— У меня своя контора, недалеко от Северного вокзала.

На самом деле контора была не совсем его — Тед делил ее с еще тремя коллегами. Все вместе они оплачивали помещение, состоящее из двух кабинетов, фотолаборатории и приемной, а также сидевшую в приемной секретаршу.

Это сообщество существовало уже лет десять, но Тед вступил туда всего три года назад и сразу же оценил его преимущества. Его доход вырос раза в полтора — поэтому он и смог позволить себе столь дорогостоящий ремонт. При этом он оставался независимым: единственным обязательством была своевременная выплата своей четверти конторских расходов.

Не секрет, что клиенты имеют тенденцию то куда-то исчезать — то переть косяком. Когда Тед работал один, то иногда, скрепя сердце, вынужден был отказываться от дел, с которыми физически не успел бы справиться — а через месяц ему приходилось сидеть и плевать в потолок со скуки.

Теперь этот вопрос решался просто: избыточных клиентов можно было передавать коллегам, получая от них такие же знаки любезности. Этим, собственно, и объяснялось увеличение его дохода.

Вот и вчера, прослушав с утра сообщение Рене, Тед тут же смог перебросить начатое дело одному из коллег — недавно пришедшему в контору отставному полицейскому Жувену.

Приехав в контору, он позвонил Жувену и спросил, что нового. Тот сказал, что сейчас приедет и расскажет, и Тед устроился в кабинете, просматривая вечерние газеты. В них, кроме повторения того, что Тед уже прочел с утра, красовалась фотография Виктора и его заявление для прессы.

Оказывается, Рене уже много месяцев страдала депрессией, усугубившейся после потери ребенка (вот сволочь!). Иногда ее эмоциональная нестабильность проявлялась также в приступах ярости, во время которых она не отдавала себе отчета в своих действиях. Виктор надеялся, что постепенно это пройдет, но в последнее время положение ухудшилось, и Рене, сама понимая, что больна (подонок!), собиралась провести некоторое время в санатории, под наблюдением специалиста. Он жалеет, что не поместил ее туда раньше — там она была бы в безопасности, в том числе и от себя самой.

В заключение Виктор обратился к преступникам, похитившим его жену, с просьбой пощадить ее — он готов заплатить вознаграждение тем, кто вернет ее домой.

Читая все это, Тед радовался, что его никто не видит — кулаки сжимались сами собой. Он до сих пор помнил, ярко, как кадр из фильма: взмах руки Виктора — и Рене, падающую на ковер. И кровь, которую она потом привычно вытирала мокрым полотенцем...

К тому моменту, как появился Жувен, мизансцена была подготовлена: газета лежала на столе, фотографией Рене кверху.

Жувен влетел в кабинет и плюхнулся в кресло, задрав ноги — он часто разыгрывал из себя лихого сыщика из американских детективов.

— Хочешь сенсацию? — заявил он.

— Ну, давай! — лениво согласился Тед.

— Нет у твоей клиентки никакой соперницы!

— И только-то? Я-то думал, что эту красотку нашли, — он кивнул на фотографию. — А что же там?

Что бы ни писали в романах о лихих сыщиках, одним махом распутывающих дела о кровавых убийствах, на самом деле работа частного детектива процентов на восемьдесят состоит из семейных проблем. Супружеские измены, неверные любовники и связавшиеся с дурной компанией дети (иногда «детям», правда, далеко за тридцать) — именно с этим и приходится чаще всего иметь дело.

Задание, переброшенное Жувен было из той же категории: некая жена, случайно узнав, что муж, по вторникам и пятницам исправно посещавший гольф-клуб, на самом деле там уже давно не показывается, наняла Теда, чтобы проверить — чем же ее супруг занимается в эти дни?

Вчера был вторник, и теперь Жувен с гордым видом выдал свою сенсацию:

— Там парень был! Этот тип решил на старости лет масть сменить! Я их гнездышко засек, к пятнице оборудование поставлю. Или ты сам хочешь?

— Да нет, продолжай. Я завтра снова уезжаю.

— Клиент выгодный?

— Да нет. Это друг один на юге — собирается разводиться и хочет, чтобы я ему помог кое в чем.

Почти правда...

— Но отчет ты пишешь сам!

Как объяснял сам Жувен, из полиции он ушел именно потому, что не любил писанины. Правда, Тед слышал от людей другую версию, связанную с женщиной.

Решив главную проблему, Жувен обратил, наконец, внимание и на газету:

— А-а, эта... Ничего себе история — что-то тут не вяжется, я это еще с утра понял.

— А что не вяжется?

— Если бы похитили, так уже выкуп попросили бы. А если сама сбежала — так чего вдруг, с вечеринки? Нет, помяни мое слово, баба больная на всю голову — думаю, через пару недель труп вместе с камушками где-нибудь всплывет.

— С какими еще камушками?

— Ты что, не видишь? — Жувен щелкнул по фотографии. — Она же цацками, как елка, обвешана. Спорим на сотню, что скоро труп найдут? И еще на сотню, что она сама с больной головы решила утопиться?!

Клюнул! Теперь — подсекать!

— Да брось ты... Я так думаю, что похитили ее, и после того, как этот мудак сказал, что заплатит, стребовали деньги. Может, она вообще уже дома?

— Ну, как ее могли похитить? Там же сотня человек была! Что, думаешь, никто бы не заметил? Нет, сама она смылась — топиться или вешаться. Или где-нибудь в мотеле снотворное приняла.

— Тогда уже нашли бы.

— А я сейчас позвоню ребятам — узнаю! И если еще не нашли — спорим на пару сотен?

— Уж и на пару сотен...

— Ладно, я пошел звонить.

Вернувшись через пять минут, Жувен доложил, что Рене пока не нашли — ни живую, ни мертвую. Об этом Тед, как ни странно, догадывался. Зато таким способом он сумел узнать, что французская полиция тоже подключилась к поискам Рене. Значит, на улицу ей высовываться нельзя, и ее драгоценности почти наверняка в розыске...

На пари пришлось согласиться, зато теперь Жувен будет до конца жизни уверен, что инициатором и разговора, и пари, и — главное! — звонка приятелям в полицию был он сам. 

Домой Тед приехал лишь в девять вечера. Выйдя из машины, поднял голову, увидел свет в собственном окне — и на душе стало легко и весело.

Он прекрасно понимал, какие трудности ждут их впереди, но думать об этом не хотелось. Хотелось просто радоваться и ощущать себя почти молодоженом. Поддавшись какому-то дурацкому импульсу, он даже купил по дороге букет цветов.

Рене выскочила в коридор, едва заслышав шум в дверях. Ему показалось, что она собиралась броситься ему на шею, но в последний момент остановилась.

— Ну вот... Как ты тут? — сказал он, потому что надо было что-то сказать.

— Тут хорошо, — она смущенно улыбнулась, — очень свободно.

Тед не совсем понял, что она имела в виду — всю его квартиру можно было разместить в одной ее спальне.

Вручив ей цветы — хорошо, что догадался купить, она явно обрадовалась! — он поволок остальную свою поклажу на кухню, на ходу продолжая говорить:

— У меня тут газета — Виктор сделал заявление для прессы. Почитай, интересно. Сейчас я тоже приду, только с продуктами разберусь.

К тому времени, как он появился в гостиной, Рене сидела в кресле, как-то враз помрачневшая и осунувшаяся.

— Он хочет сделать из меня сумасшедшую, — это было первое, что Тед услышал.

Похоже на то... Стоит ей попасться в руки полиции, как Виктор, под предлогом заботы о ее здоровье, сделает все, чтобы она сразу же оказалась в «санатории» и не вышла оттуда до конца жизни.

Тед подошел и, обняв за плечи, притянул ее к себе.

— Не надо. Ты же и раньше знала, что он сволочь... — Рене молчала, уткнувшись виском в его бок. Поглаживая ее по голове, он продолжил: — Не бойся его. Мы справимся, обязательно справимся, — вспомнил то, что ей было важно и добавил: — И собак твоих тоже найдем. Обязательно.

Он продолжал гладить ее по голове, пока не почувствовал, что она расслабляется — тогда отошел и сел в кресло, подвинув его так, чтобы столик не разделял их.

— Теперь слушай. Тебя уже ищут и во Франции, так что показываться на улице нельзя. Я завтра с утра уеду дня на три, а тебе придется сидеть здесь и ни в коем случае не выходить из квартиры.