— Да... — она несколько раз кивнула. — Да, да...

Почувствовав, что она мелко дрожит, Тед развернул ее к себе — утешить, успокоить — и увидел, что в утешении Рене вовсе не нуждается. Глаза ее горели яростью, казалось, даже ежик встал дыбом, как после драки.

Она на миг прильнула к нему, вжалась лицом в грудь — и бросилась к телефону.

— Мадемуазель, узнайте, пожалуйста, в каком номере «Ритца» остановился Виктор Торрини... Нет, я хотела бы поговорить с его секретарем... Жорж Лере... Да, спасибо, я жду... — обернулась к Теду: — Ты сможешь мне сейчас кое-что напечатать?..


Разговор с Лере продолжался всего несколько минут. Рене поставила его перед выбором: оставаясь с Виктором, он тем самым вычеркивает себя из списков сотрудников «Солариума» — если же Лере проявит по отношению к ней необходимую лояльность, то она лично позаботится, чтобы он не пострадал при грядущих кадровых перемещениях.

В письме, напечатанном Тедом и отосланном в «Ритц» по факсу, Лере было предписано в понедельник явиться в центральный офис фирмы в Цюрихе.

Все то время, пока факс заглатывал лист и выплевывал его с другой стороны, Рене неподвижно стояла, уставившись на него, и лишь когда прозвенел зуммер, означающий конец передачи, тихо и жестко сказала:

— Вот так!

Да, Виктор еще, пожалуй, не успел доехать до «Ритца» — а неприятный сюрприз его уже ждет...

— Ты думаешь, он тебя послушается? — спросил Тед, видя, что она по-прежнему стоит, глядя в пространство.

— Кто — Лере? — очнулась Рене. — Да, конечно. О личной преданности тут речи не идет — Виктор, правда, ему хорошо платил, но за эти деньги издевался как хотел, а у Лере семья, и он жутко боится увольнения. Виктор вообще любит показать, что он главный, а все остальные — дерьмо, — в ее устах это вульгарное слово прозвучало непривычно.

Еще с утра, в преддверии встречи, Тед оборудовал кабинет диктофоном и двумя компактными фотоаппаратами, автоматически делающими снимок каждые пять секунд. Он подумывал и о видеокамере, но чуткий слух мог уловить легкий стрекот, да и пристроить ее в кабинете было особо негде.

Теперь предстояло напечатать фотографии и сопоставить их с пленкой диктофона. Тед всегда предпочитал печатать фотографии один, когда в конторе пусто и никто не мешает болтовней — вечер субботы был самым подходящим для этого временем. Но уже собравшись, он бросил взгляд на Рене, сидевшую в гостиной перед телевизором — и неожиданно для себя предложил ей поехать с ним. Занятие, конечно, на редкость нудное — но, может, она предпочтет поскучать вместе с ним, а не сидеть одна в номере?..

Она обрадовалась, как ребенок, которого неожиданно взяли в цирк — вскочила и побежала переодеваться. Единственное, что показалось Теду подозрительным — это звон поводка, донесшийся из спальни. Ну так и есть — собака тоже готова к выходу! Даже вид у них с Рене одинаково довольный!

Тед подумал, что пес может там что-нибудь опрокинуть, но, зная, что его опасение понято не будет («Он же хорошая воспитанная собака!»), предпочел промолчать.

В контору пришлось ехать в лимузине с телохранителями. Не дай бог, газетчики заметят, что они уезжают куда-то вдвоем — вот вам и материал для пресловутой «скандальной хроники»! Да и Виктор все еще в Париже...

Иногда Теду хотелось быть кем-то вроде Джеймса Бонда — человеком, способным голыми руками справиться с дюжиной противников и с легкостью защитить любимую женщину. Но, будучи реалистом, он прекрасно понимал, что до таких высот ему никогда не подняться. Что ж — остается делать то, что он может и умеет...

Добравшись до места, Тед предложил телохранителям подождать в лимузине или в кафе за углом — в конторе Рене едва ли грозила опасность наткнуться на репортера, не говоря уж о Викторе.

— Почему «Орион»? — спросила она, войдя в приемную.

— Честно говоря, не знаю, — смутился Тед. — Это еще до меня так назвали.

— Наверное, потому что охотник, — сделала Рене неожиданный вывод. — Небесный охотник...

— Ну вот, здесь я и работаю, — усмехнулся Тед, обводя взглядом помещение.

Рене стояла, озираясь, потом взглянула на него — и почему-то им обоим показалось, что сейчас самое время поцеловаться.

Через пару минут он оторвался от нее, чтобы жалобно спросить:

— Ну что ты делаешь — мы же работать приехали! — и снова прижал к себе.

Лишь почувствовав, что Рене уже еле стоит на ногах, он отстранился, пригладил растрепавшиеся перышки на ее висках и рассмеялся, увидев, какой у нее ошалевший вид.

— Ладно, пошли все-таки работать...

Приняв деловитый вид, уселся за стол. На самом деле чувствовал Тед себя отнюдь не готовым связно мыслить и действовать.

Черт возьми, ну за что мужику такая мука! Она спокойно стоит — а его от запаха ее волос прямо распирает! Хочется бросить все эти дурацкие дела и потащить ее в постель... хотя диван в фотолаборатории тоже сойдет!

Поняв, что мысли снова приняли неправильное направление, Тед заставил себя сосредоточиться на работе. До Цюриха он дозвонился быстро, договорился о встрече в понедельник днем — и, повесив трубку, столкнулся с внимательным взглядом Рене.

— А кто такая Энн?


Вопрос прозвучал небрежно, словно мимоходом, и она тут же отвернулась — вроде бы посмотреть на собаку.

Ревнует, черт возьми — ревнует! Почему-то Теду стало очень смешно — и очень радостно.

— Она возглавляет такую же контору, как эта, только в Цюрихе. Называется «Сириус». Когда я искал собак, ее люди мне неплохо помогли. Сейчас я тоже хочу кое-что им поручить.

— Женщина — частный детектив? — удивилась Рене.

Тед пожал плечами.

— Почему нет? Это бывает, и не так уж редко. Иногда женщине куда легче добыть какую-то информацию, чем мужчине. Ладно, пошли с фотографиями разбираться. — Встал, потянул ее за руку и повел за собой, на ходу объясняя: — Я в других городах часто пользуюсь услугами местных специалистов. Они знают там все ходы и выходы — как я здесь, в Париже — и порой могут за час получить то, что мне самому пришлось бы добывать неделю.

В лаборатории Рене немного посидела молча, боясь помешать, а потом все же не выдержала и спросила:

— А как люди становятся частными детективами? Этому учат где-то?

— Вообще, я слышал, сейчас есть курсы, — отозвался Тед, — но не знаю, много ли они дают. — В тусклом красном свете ей было трудно рассмотреть, что он делает на столе, но руки двигались быстро и уверенно. — Многие приходят из полиции — у них там связи обычно сохраняются, это тоже помогает. А остальные — кто как.

— А ты?

— Я по-другому... Мне еще восемнадцати не было, когда один старик начал мне по мелочи кое-что поручать, с чем сам уже не справлялся. Ну там — залезть куда-то, последить, поставить диктофон. Я тогда молодой был, вечно без денег сидел и мне это куда интереснее казалось, чем пиццу развозить или за стойкой торчать. Потом посложнее работу стал поручать, а потом вроде как в помощники меня взял и начал учить уже всерьез. А в двадцать один год я лицензию получил...

— А чему он тебя учил?

— Да всему... методика слежки, как справиться с любым замком, отключить сигнализацию, вскрыть сейф, установить скрытую камеру или прослушку, загримироваться — быстро и чтобы не узнали. И как с людьми разговаривать... Работы у нас тогда было немного, иногда по несколько дней вообще без дела сидели — и он мне все это объяснял, показывал и просто всякие истории рассказывал. Он еще в тридцатые годы начал работать и помнил много интересного. Все! — Тед отступил от стола. — Теперь нужно немного подождать.

— Думаешь, получится?

Обычное «Я же профессионал!» на этот раз сказано не было — улыбка говорила сама за себя. Он просто плюхнулся рядом, притянул ее к себе и ткнулся носом в волосы. Легонько поцеловал, потеребил губами ухо — и вопросительно протянул:

— М-м? — еще раз пощипал ухо и взглянул в глаза.

Как, прямо здесь?! Рене прекрасно поняла, на что он намекает... От пробежавших по спине мурашек ей показалось, что она наполнена легкими колючими пузырьками, как бокал с шампанским. На мгновение ужаснулась — какая она распущенная, ей ведь совсем не стыдно! — и развеселилась от этой мысли.

Короткий чувственный смешок вырвался у нее невольно, и это было самым подходящим ответом.


Она кончила первой. Вскрикнула, вцепилась в него — и, ощутив сладкую судорогу, сжавшую и подтолкнувшую его в ее горячей глубине, Тед застонал от почти невероятного наслаждения. В пустой голове откуда-то возникло и закрутилось в такт ударам сердца: «Так еще не было... Так — еще не было...»

Прямо под собой он чувствовал расслабившееся тело Рене и слышал ее неровное дыхание. Ему и самому не хватало воздуха — чуть сдвинувшись, Тед перевалился на бок и попытался вдохнуть как следует.

У-фф, наконец-то получилось! — словно подкараулив этот момент, на столе что-то зазвенело. Еще несколько секунд он лежал неподвижно, потом процедил сквозь зубы:

— Черт... — подумал, что минуту назад это было бы куда более некстати. — Я сейчас вернусь, — вскочил, встряхнул головой и побежал к столу.

Вернулся он действительно быстро, снова плюхнулся на диван и обнял Рене, притягивая поближе.

— Давай еще полежим немножко. Потом уже надо будет вставать и... действительно делом заняться, — провел рукой по спине, по плечу. — Ты не замерзла?

Рене молча покачала головой.

— Хорошо... — сказала совсем тихо, больше для себя, но Тед услышал и кивнул.

— И правда хорошо...

Она поерзала, устраиваясь поудобнее, и неожиданно спросила:

— А почему ты не женат? — Попыталась объяснить: — Ну, ты такой... — и не договорила, внезапно смутившись.

Ну и вопросики! Хотя большинство его сверстников уже женаты. Или разведены... А он и правда быстро приближается к пределу, после которого его будут называть «старый холостяк». Смешно! Он — и вдруг «старый»...

— Не знаю. Может быть, подходящую женщину не встретил — да и не особенно искал...

«Тебя ждал... Тебя — со всеми твоими проблемами, с испуганными глазами и тонкой трогательной шейкой — доверчивую, веселую, серьезную и беззащитную. Тебя — и другой мне не надо. Тебя — и это то, чему не суждено сбыться...»

— ...И сам я не подарок: квартира маленькая, денег особых нет — да и работа у меня не для семейного человека. Вот за последний месяц — сколько раз я дома ночевал? А в понедельник — снова уезжать... Какая же это семейная жизнь получилась бы?

«Я бы возвращался к тебе... раз за разом — к тебе, единственной... Пожалуйста, Рене, не спрашивай, не надо, пожалуйста!»

Тед пошевелился, собираясь вставать, и услышал новый вопрос:

— А ты свою работу любишь?

— Да, — усмехнулся он. — Мы с ней друг к другу подходим. Я бы никогда не смог работать от звонка до звонка — характер не тот... — Звонок тут же, словно по заказу, прозвенел. — Ну вот — пора вставать и дело делать!


К тому времени, как Рене оделась, он уже вплотную занялся работой. Принес пару магнитофонов, расставил их на полке над столом, спросил:

— Ты хочешь прослушать сегодняшний разговор? Я буду делать копию для мэтра Баллу — может, хочешь что-нибудь убрать?

— Наверное, нет? — нерешительно сказала Рене. — Или, может, конец — там, где про... — она сглотнула, — про дохлую рыбу...

— Это как раз оставь. Любому нормальному человеку такое достаточно один раз услышать — и больше не будет вопросов, почему ты разводишься. — Тед неожиданно ухмыльнулся. — А ответила ты ему хорошо. Я тут же на минуточку представил, как акула ему минет делает — еле удержался, чтобы не заржать.

Рене фыркнула, хотя ей такое неприличное зрелище даже вообразить себе было трудно.

— И взбеленился он вовремя — у меня пара хороших снимков получится, как он на тебя замахивается, тоже пригодится...

Тед заранее предупредил, что печатать фотографии — довольно нудное занятие и ей придется изрядно поскучать, сидя с ним, но скучно не было. Свернувшись на диване, она смотрела, как он работает. Сосредоточенное лицо, неизменная сигарета в зубах — и улыбка, порой пробегавшая по губам. Он сидел в кресле на колесиках; иногда отъезжал на дальний угол стола, складывал туда готовые фотографии в каком-то своем порядке — бывало, ненадолго застывал, словно в задумчивости — и снова возвращался.

Аккомпанементом к этому служили голоса, доносящиеся из магнитофона — запись сегодняшнего разговора с Виктором. Тед прокручивал ее снова и снова, перематывал, начинал сначала, останавливал, возвращал на несколько минут назад — и снова слушал.

Через час он внезапно откинулся на спинку, потянулся и возвестил: