Соломон

Царский путь начинался под Дамаском и тянулся на юг вдоль Аморейских гор до портового города Ецион-Гевера, где тракт уступал место бездорожью водных просторов. В Идумее, неподалеку от красных стен города Селы, Царский путь и Путь Благовоний пересекались. И там, на самом древнем перекрестке, соединявшем дороги севера и юга, царь Соломон впервые увидел царицу Савскую. И не имело значения, какие сказочные небылицы рассказывали потом об этой встрече двух правителей, какие песни о колдовстве и похоти слагали арфисты. Истинные свидетели того события никогда о нем не говорили. Ведь встреча, состоявшаяся на глазах у стольких людей, не могла таить никаких секретов. Кроме тех, что хранил взгляд царицы.

Или сердце царя.


Соломон выехал из Иерусалима по-царски пышно. Его сопровождало духовенство и стража, старший конюший и казначей. Он приказал снарядить двенадцать возов, груженных изысканными яствами и нарядами. Гранатовое вино, накидки с золотой бахромой, птица, маринованная в медовом соусе, пояса, расшитые жемчугом, – припасы для долгого пути и подарки, чтобы приветствовать царственную гостью.

Он думал, что въедет в ворота Ецион-Гевера и застанет Савскую царицу в доме градоначальника, отдыхающей после долгой дороги из Южной страны. Но на вершине последнего холма перед Селой его колесничий придержал коней – внизу ярким пятном раскинулся лагерь царицы Утра. Этого Соломон не ожидал.

Ему и раньше случалось видеть шатры и жить в них, когда он посещал племена кочевников на границах империи. Но те шатры были прочными, искусно изготовленными из темных тканей и шкур. В тех поселениях тяжело работали и находили отдых. А стоянка царицы Савской под яркими лучами солнца ослепляла; шатры щеголяли всеми цветами радуги, словно посудины, в которых маляр смешивает краски.

Яркие конусы выстроились вокруг центральных шатров, защищая их, а те сияли, словно лунный свет. Их ткань белизной могла поспорить с голубиным крылом. Над самым большим шатром возвышался шест. С него тяжелыми складками свисали знамена из леопардовых шкур.

– Цветасто, – сказал Аминтор, и Соломону оставалось лишь согласиться.

– Действо, устроенное царицей для царя, – заметил он.

В ответ на его слова Аминтор засмеялся, а Веная чуть заметно улыбнулся. Остальные пристально смотрели на лагерь царицы, серьезные, словно судьи.

– Что ж, вот царица Савская, – сказал Соломон. – Предстанет ли царь Израиля перед ней сразу или подождет…

– …дальнейшего развития событий? – подсказал Аминтор.

– …приглашения, – закончил Соломон. – Или пробраться в лагерь царицы тайком? Может быть, захватить ее врасплох во время купания?

Раздалось покашливание Елихорефа.

– О царь, не думаю, что это мудрое решение. Лучше отправить вперед посланцев, чтобы они объявили о прибытии царя, а затем подождать, что заявит в ответ царица.

– Именно так. – Дафан, снабжавший писца всеми необходимыми для работы материалами, как всегда, соглашался с ним. – Решения следует принимать взвешенно и осмотрительно.

«Взвешенно и осмотрительно! Если ждать решений от Елихорефа и Дафана, то скорее небо упадет на землю, чем что-то удастся сделать».

Соломон поднял руку, останавливая их:

– Не вижу причин, по которым нам не следует приближаться к лагерю царицы. Она проделала очень долгий путь, чтобы встретиться со мной.

– Но царь мой и господин… – начал было Елихореф, и Соломон вдруг почувствовал, что с него довольно.

«Довольно торжественности и чванства. Довольно мужчин, церемонно превозносящих любую мою глупость. Довольно женщин, встречающих улыбкой мои самые грубые ласки…» С этой мыслью Соломон выхватил поводья у своего остолбеневшего колесничего.

– Твой царь приказывает своим придворным продолжить путь к лагерю царицы Савской. А Соломон едет вперед один.

Он бросил взгляд на колесничего и приказал:

– Сойди на землю.

Тот заколебался было, и тогда Соломон добавил – тоном, резанувшим слух, словно удар хлыста:

– Немедленно.

Колесничий спрыгнул, и Соломон подстегнул норовистых коней. Два жеребца ринулись вперед, обрадовавшись движению.

Когда удалось их смирить до ровного галопа, Соломон решился оглянуться и увидел, что даже этому неслыханному приказу все подчинились. Все, кроме двоих. Аминтор и Веная, отделившись от каравана, следовали за царем, каждый на свой лад. Аминтор мчался на своей кобыле, раздобытой у кочевников пустыни, словно соревнуясь с ветром. А Веная просто пустил своего коня спокойной рысью, неуклонно преодолевая расстояние и зная, что рано или поздно Соломон остановится.

«Я бы различил их, даже будь они в лиге от меня». Соломон снова обернулся к своей упряжке, заставляя ретивых жеребцов замедлить бег, чтобы Веная и Аминтор смогли его догнать.

– Нет, я не сошел с ума, – сказал Соломон, прежде чем Веная успел раскрыть рот.

– Царь может сходить с ума, если это ему по душе, – ответил военачальник, и Аминтор засмеялся.

– Иногда немного сойти с ума – величайшая мудрость, – Аминтор потрепал свою кобылу по лоснящейся от пота шее, – но еще большая мудрость – держать при себе друзей…

– Только не добавляй «о царь», – предостерег Соломон, – я устал от этих слов.

– Ясно.

Аминтор и Веная обменялись взглядами, которые Соломон очень хорошо понял. Их глаза говорили: «Царь дурачится. Наша задача – веселить его и удерживать от беды».

– Не бойтесь, – вздохнул Соломон, – обещаю, что не совершу ничего безрассудного. По крайней мере, ничего более безрассудного, чем уже совершил.

– Не понимаю, чего ты хочешь добиться. – Веная взглядом обшаривал склоны холмов, следя, словно сокол, не шевельнется ли где-то тень.

Аминтор широко улыбнулся, сверкнув белыми зубами:

– Соломон Премудрый под видом скромного колесничего хочет застать царицу Утра врасплох и завоевать ее сердце…

– Тебе бы сочинять песни, критянин. Господин мой, не следует медлить, нужно позаботиться о лошадях. – Веная кивком указал на дорогу, ведущую вниз, в узкую долину, где раскинулся ожидавший их лагерь.

«Вот и вся моя свобода!» Соломон со вздохом подстегнул коней, на этот раз пуская их более спокойным шагом. В сопровождении Аминтора и Венаи он съехал на пыльную дорогу. В том месте, где склон переходил в равнину, дорогу пересекало русло высохшей реки. Веная вдруг бросил своего коня вперед, преграждая Соломону путь: из оврага вылетел какой-то зверь, светлый, словно луна.

Увидев их, он остановился, пристально глядя на них миндалевидными глазами, черными, как терновые ягоды. Затем он обернулся, словно спрашивая кого-то, что делать дальше, и через миг из вади показались трое всадников: одетые в черное люди на тонкокостных, лоснящихся, словно солнце, скакунах пустыни. Увидев Соломона и его спутников, незнакомцы остановились.

Два всадника явно охраняли третьего. И все трое были женщинами.

«Две воительницы и царица». Соломон знал, что слишком пристально смотрит на женщину, которая проделала столь долгий путь, чтобы встретиться с ним. «Да, это царица. Кто еще ехал бы в сопровождении амазонок?» Он слышал об этих женщинах-воительницах, но сам никогда прежде их не видел. Телохранительницы привлекли его внимание, вызывая в этот момент больше любопытства, чем сама царица.

Аминтор беззаботно рассмеялся, прерывая молчание:

– Какая чудесная встреча! Наверное, царица Южной страны так же не любит ждать, как царь Соломон. Обоим не терпелось взглянуть друг на друга.

Аминтор поднял брови, рассматривая цветасто разукрашенных лошадей.

– Такая роскошь. Еще немного – и со стороны могло бы показаться, что царица Савская пытается произвести впечатление на Соломона Премудрого.

– А разве Соломон Премудрый настолько неразумен, что его можно ослепить обычным золотом?

Голос звучал глубоко и мягко, словно теплый мед. За ироничными словами звенел смех. Соломон заглянул в глаза, яркие, будто напоенный солнечным светом янтарь. Все остальное было скрыто. Гладкая черная ткань окутывала грудь и бедра царицы, складками спадая на крестец ее коня.

Взгляду открывались лишь ее глаза. И руки, выкрашенные розовой хной, легко и уверенно держащие поводья. Ладная южная лошадь склонила голову, покоряясь ее воле. Соломон улыбнулся царице:

– Нет, он не настолько неразумен, о царица Южной страны. И все же он ослеплен.

– Не будь так щедр на комплименты, царь Соломон, ты ведь еще не видел моего лица.

– Я и не видя знаю. Разве не все царицы прекрасны?

– А все ли цари мудры? – парировала она, и Соломон рассмеялся.

– Конечно.

Жеребцы, созданные для быстрой езды, переминались с ноги на ногу. Соломон понимал, что скоро снова придется отправляться в путь.

– Мы должны были встретиться не так.

– …но ты больше не мог выносить торжественных проповедей и отчаянных предупреждений. Я тоже. И вот я здесь, играю в свободу.

– Великие умы сходятся, – сказал Соломон, и она тихо рассмеялась.

– Дураки тоже редко отличаются друг от друга. – Протянув руку, она щелкнула пальцами, и большая собака подбежала к ее лошади. – Царь Израиля и царица Савская встретятся в присутствии своих придворных, как полагается. А Соломон и Билкис встретились здесь.

Она тронула отделанные золотом поводья. Ее конь развернулся и одним прыжком исчез в овраге высохшего русла реки. Амазонки последовали за ней, и, лишь когда солнце коснулось металлических вставок на их туниках, Соломон понял, что совсем забыл о женщинах-воительницах, стоило ему услышать голос царицы.

– Царям везет по-царски, господин мой. – Аминтор покачал головой. – Вот если я выезжаю покататься, разве мне встречаются красавицы, закутанные в покрывала? Или девы-воительницы? Где там! Моей удачи хватает лишь на то, чтобы встретить старого пастуха и его зловонную отару.

– Если бы ты говорил меньше, то замечал бы больше, – сухо бросил Веная. – Господин мой, нужно возвращаться. Уже поздно.

Казалось, он предупреждает, предостерегает. Соломон взглянул на своего военачальника, но лицо его ничего не выражало. Царь кивнул, а сам ослабил железную хватку, которой держал поводья. Кони бросились вперед. Даже не оглядываясь, он знал, что Веная и Аминтор следуют за ним.

«Что ж, мы с царицей встретились. И что я увидел? Смеющиеся глаза и окрашенные хной ладони. И все. Я даже не увидел ее лица». Но Соломон знал, что это не имеет значения. Точно так же не имело значения, о чем его предупреждал Веная. Поворачивать назад было поздно.

Билкис

«Что ж, вот мы и встретились с царем Соломоном, львом Израиля и Иудеи». Возвращаясь в свой лагерь, царица обдумывала эту встречу, пытаясь найти в ней предзнаменования будущего. «Оба мы нетерпеливы и спешим навстречу судьбе. Хороший ли это знак?»

Он улыбался ей. Говорил с ней как с равной – это многое значило. И он был молод. Уже не юноша, конечно, ведь у Соломона подрастали свои сыновья. Но он был моложе, чем Билкис. «Я гожусь ему в матери». Она прогнала эту мелькнувшую было мысль. Даже если их разделяют многие годы, Соломон уже не мальчик. «Он мужчина и царь. А я женщина и царица. Я не должна забывать об этом, но и легкомысленно к нему относиться не должна». Следовало помнить, что этого человека называли Премудрым.

«Но и я не глупа. Конечно, я легко смогу иметь с ним дело. – При этой мысли она улыбнулась под черным покрывалом, защищавшим от солнца и пыли. – Кажется, я удивила тебя, Соломон Премудрый. Ты достойно встретил Билкис. Посмотрим теперь, хорошо ли ты приветствуешь царицу Савскую».

Хуррами

– Царь Соломон здесь? Здесь? – Голос Тамрина взвился до пронзительной нотки. Его руки сцепились, словно у влюбленных, которых пытаются разлучить. – Да есть ли у него хоть малейшее понятие о приличиях? Как нам его встречать? Ничего не готово, ничего!

– То, что достаточно хорошо для царицы Савской, вне всякого сомнения, достаточно хорошо и для царя Соломона, – сказала Хуррами, – и конечно, когда он увидит нашу царицу без покрывала, он и думать забудет о том, какую еду ему подают! К тому же ты никогда не подводил нашу царицу, – Хуррами улыбнулась и накрыла рукой нервно переплетенные пальцы старшего евнуха, – и теперь не подведешь.

Она льстила и уговаривала, и, как всегда, Тамрину, несмотря на его мрачные предчувствия, каким-то образом удалось идеально подготовиться к приему. В большом шатре царицы собрали все для настоящего пира, достойного самих богов, а не то что неожиданно прибывшего гостя, пусть и царя. Жареный ягненок, запеченная рыба, фаршированные пряным сыром хлебцы, сладкие вина, гранаты, виноград и абрикосы – сияющие и безупречные, словно драгоценные камни. А потом пришла сама Билкис. Грациозно, словно пантера, она опустилась в кресло из слоновой кости. Справа лежал ее большой белый пес Лунный Ветер, а слева изящно выгнул худое тело ее любимый охотничий гепард. Широкие ошейники обоих украшали изумруды, и на шее у царицы было изумрудное ожерелье. Больше она не надела никаких драгоценностей. Но Билкис и сама сияла, словно самоцвет.