– Разрешаю, – сказал он, – если это доставит вам удовольствие.

– Мне доставит, – сказала Билкис и посмотрела на царевну, – а захочет ли царевна порадовать царицу Савскую своим обществом?

Ваалит схватила протянутую руку царицы и склонилась, прижимая пальцы Билкис ко лбу.

– Если мой отец желает этого и если ты желаешь этого, то ничто не доставит мне большего удовольствия.

– Видишь, какое она сокровище, – засмеялся Соломон. – Я не мог бы желать более уважительного и правильного ответа.

Царь улыбнулся дочери. Она выглядела вполне довольной – это указывало на то, что она ценит похвалу; но чрезмерной радости не выказала – значит, он хвалил ее не так уж редко.

– Благодарю тебя, отец. Я готова выполнить волю царицы Савской.

Каждый ответ царевны словно бы подтверждал, что богиня выбрала именно ее. «Спасибо, Матерь, тысячу раз спасибо тебе. До новой луны я поставлю перед тобой полную жемчуга чашу».

Царь Соломон пошел дальше, уводя ее от царевны, чтобы она могла оценить его жен и сыновей. Билкис, улыбаясь, двинулась за ним. Даже не оглядываясь, она знала, что царевна Ваалит смотрит ей вслед. И ждет.

Соломон

Хотя Соломон понимал, что ему искусно и тонко льстят, он испытывал удовольствие от того, что царица похвалила его дочь. «В конце концов, если царица Утра считает нужным льстить мне, значит, я чего-то стою». Но и слепым глупцом он не был и знал достоинства своего ребенка. Дочь Ависаги действительно была сокровищем, заслуживающим похвалы царицы.

Он смотрел, как царица улыбается Ваалит, как наклоняется, плавно, будто волна, чтобы поцеловать гладкий лоб девочки. Зрелая красота, приветствующая расцветающую. Цветок граната и плод…

«Образ, достойный того, чтобы сложить песню. Как жаль, что я всего лишь царь Соломон, а не царь Давид – у того хватило бы искусства, чтобы воспеть эту красоту».

Внезапно он почувствовал себя одиноким. Между царицей и царевной установилось какое-то взаимопонимание без слов, и он знал, что не может его разделить. Солнце золотило их кожу, огнем переливалось в их волосах. Царица и царевна ослепляли его, яркие, словно небесный огонь…

Он вел Билкис к собравшимся в ожидании женам, мысленно ругая себя. «Я разглагольствую о поэзии, – говорил он себе, насмехаясь над своим хваленым даром слова, – царь Соломон Премудрый, царь Соломон Великий, сочинитель притч…»

Но по сравнению с песнями притчи казались холодными.

А его отец сочинял песни, которые люди все еще пели. «И, несомненно, будут петь еще тысячу лет». Все, к чему прикасался царь Давид, становилось золотом, любой совершенный царем Давидом грех превращался в добродетель.

«Если бы кто угодно другой сделал то, на что осмелились царь Давид и госпожа Вирсавия, их обоих, мужчину и женщину, забили бы до смерти камнями у городской стены». Царица Мелхола не допустила такого исхода – об этом Соломон знал. Также он знал, что это еще не все. Была какая-то темная тайна, еще страшнее слухов о том, что его отец убил мужа Вирсавии. Но Соломон так никогда и не узнал, что это за тайна…

– Вернись к нам, о царь, мы здесь ради твоего удовольствия.

Голос царицы Юга согревала улыбка, смех нежной лаской звучал в ее словах.

Захваченный врасплох посреди мыслей о прошлом, Соломон ответил царице ее же словами – эта уловка всегда выручала:

– Нет, это царь здесь ради удовольствия царицы. Чего желает царица Утра?

Он улыбнулся – эта уловка тоже хорошо работала, когда улыбки от него не ждали.

Но царица Утра так же хорошо умела играть в эту игру, как и он сам.

– Царь Соломон витал мыслями где-то вдали. Речи простых женщин навевают на него скуку.

Озорство золотыми искорками танцевало в глубине ее глаз.

Разгорающийся огонь согревал кровь Соломона. Он улыбнулся ей снова, на этот раз не пытаясь оценить, какой эффект это произведет.

– Ни в коем случае, – ответил он, и царица рассмеялась.

– Правильный ответ, о Соломон Премудрый, звучит так: «Царица Савская – не просто женщина!»

– Возможно, это правильный ответ, но Соломон Премудрый – всего лишь человек, а потому он может говорить лишь то, что является правдой, а не то, что правильно. А правда, о царица, в том, что твои слова никогда бы не навеяли скуку ни на одного мужчину.

Неспешным шагом они приблизились к тем царским женам, которые в тот день оказались в саду. Соломон представил каждую из них царице Савской, внимательно следя за тем, чтобы соблюдать порядок, в котором они выходили за него замуж. Ни одну женщину он не хотел возносить над другими, и такая очередность служила именно этой цели. Даже Нааме, матери наследника, пришлось ждать, пока царице Савской поклонятся женщины, которых выдали за Соломона раньше, чем ее.

Билкис любезно поговорила с царицами и ласково – с мальчиками. Затем, искоса взглянув на женщин, наблюдающих за ней (сбились вместе, словно выводок цыплят, – неужели думают, что Билкис одним прикосновением обратит их в пыль?), царица сказала:

– Теперь, поскольку царица Юга – простая женщина, которая легко начинает испытывать скуку, она просит, чтобы царевна Ваалит немного развлекла ее.

– Как пожелает царица.

Ответить иначе Соломон не мог. «Да и с чего бы мне захотелось ответить иначе?» И все же, когда он увидел, как царица снова пересекла сад и вернулась к Ваалит, как лицо его дочери озарилось восторгом, ему пришлось подавить желание позвать их к себе.

«Не будь глупцом. Какая беда в том, чтобы позволить Ваалит поболтать с Билкис?» Но тревога – хотя он и сам не понимал, чего боится, – не отпускала его. Когда его дочь села бок о бок с царицей Савской на каменную скамью под гранатовым деревом, он заставил себя повернуться к ожидающим его женам и сыновьям и тепло приветствовать их.

– Какое чудесное зрелище! Я самый счастливый мужчина в мире, ведь у меня такой прекрасный цветник жен и такой богатый урожай сыновей. – Раскрыв объятия, он улыбнулся. – Идите ко мне, мальчики мои. Я уверен, что вы все вели себя как подобает маленьким царевичам и не доставляли хлопот своим матерям!

Песнь Ваалит

Когда мой отец вошел в гаремный сад, ведя за руку царицу Юга, я уставилась на нее с единственной мыслью: «Я не готова!» Я сама не понимала, что имею в виду. К чему не готова? И почему я дрожала так, словно столкнулась с большой опасностью? Я ведь очень хотела познакомиться с правительницей Земли Пряностей с того самого момента, как увидела ее в тронном зале отца. Я безуспешно плела интриги, чтобы встретиться с ней. И теперь мой отец сам привел ее ко мне.

Вблизи она по-прежнему была прекрасна, хотя в ярком солнечном свете стали заметны морщинки у нее под глазами. Она не пыталась их скрыть, и эта смелость вызвала у меня еще большее восхищение. Все мои мачехи изо всех сил старались прятать малейшие следы возраста. Напрасно – ведь время в конце концов всегда выигрывает эту битву.

Мое сердце так билось, что я едва могла думать и с трудом понимала, что она говорит и что я отвечаю, но мои слова понравились и отцу, и ей. Она сказала, что отец не зря называет меня сокровищем.

Я почувствовала, что лицо мне заливает краска.

– Мой отец слишком хвалит меня. Он так меня любит, что в его глазах я совершенна.

– Так ты говоришь, что царь Соломон Премудрый заблуждается? – спросила царица.

– Я часто заблуждаюсь, – вмешался он, – но не тогда, когда хвалю свою дочь, которая для меня дороже сорока сыновей.

– Кому же и знать, как не отцу сорока сыновей? – в тон ему ответила царица, и Соломон рассмеялся.

– Ну, у меня их не так много! Идем – я покажу тебе свой выводок, пока они с ума не сошли от ожидания.

Отец повел царицу Савскую к своим сыновьям и женам. Я наблюдала за тем, как она ласково с ними разговаривает. Она даже наклонилась, чтобы погладить резвых веселых собачек госпожи Меласадны. «То-то будет чванства перед теми, кто не встретился с царицей Савской!» Я уже предвидела новую бурю перебранок.

Она улыбнулась, а отец тихонько засмеялся, а потом тоже улыбнулся, ласково глядя на нее. Ревность оказалась болезненным чувством. Раньше только мне удавалось вызывать на лице у отца это выражение нежности и веселого изумления. Затем волна стыда смыла эту недостойную мысль. Как я смела отказывать отцу в удовольствиях? «Если он нашел женщину, с которой по-настоящему счастлив, как я смею перечить?»

И, пока я думала об этом, царица, оставив его, пошла через сад обратно ко мне. Она двигалась легко и плавно и владела своим телом так же хорошо, как кошка. Я смотрела на нее, не зная, что сказать. Разве могла бы я произвести впечатление на женщину, которая правила самым чудесным царством в мире? Поэтому я молчала и ждала, пока она заговорит.

– Итак, ты – дочь царя Соломона. – Ее хрипловатый голос звучал тихо, словно бы только для моих ушей. – Воистину ты достойна такого отца.

– Ты еще не можешь об этом судить.

Мне и в голову не приходило, что я способна говорить так откровенно, пока эти слова не вырвались у меня. Я в ужасе начала думать, как мне извиниться, но оказалось, что это не нужно. Царица улыбнулась, и я вдруг почувствовала, что знаю ее всю жизнь.

– У тебя острый ум, – сказала царица.

Щеки мне залила краска.

– Я стараюсь его укротить, – ответила я, и она снова улыбнулась.

– Не нужно. Береги свой ум. Иногда он хорошо служит. Но помни, что ум – это оружие.

Она замолчала, словно ожидая, что я закончу эту мысль.

– Оружие может обратиться против своего хозяина, – сказала я.

– Так значит, дочь Соломона не только умна, но и мудра.

– Пока еще нет, но я стараюсь стать мудрой. А для девочки выглядеть слишком умной – не мудро.

– Здесь – да, – вздохнула она, – здесь для девочки не мудро выглядеть слишком умной. Давай присядем и поговорим.

Я села рядом с ней на скамью под гранатовым деревом, быстро оглянувшись на отца и его жен. Я знала, что мачехи подсчитывают каждый миг, проведенный мной наедине с царицей, и что ее внимания больше всего жаждут те, кто громче всех кричал о ее мерзостности.

– О чем желает говорить царица?

– О тебе. – Она улыбнулась мне ласково, словно родной дочери. – А еще я хочу поблагодарить тебя за подарок.

– Это мелочь по сравнению с подарками моего отца, – сказала я, и она засмеялась.

– Эта мелочь прекрасна. Твой отец – самый щедрый царь, но нельзя ведь питаться драгоценными камнями или золотом!

Почувствовав облегчение, я рассмеялась и сложила руки на коленях, чтобы не теребить свой пояс. Я хотела выглядеть хотя бы наполовину такой же спокойной и царственной, как она.

– Я рада, что мой подарок понравился тебе.

Я хотела завоевать ее расположение и думала сначала послать чеканную золотую чашу, наполненную жемчугом. Но что-то остановило меня, и почти против собственной воли я выбрала простую алебастровую миску и спелые гранаты, чтобы приветствовать царицу Утра.

И она оценила мой подарок.

– Да, я рада твоему подарку, а еще больше рада, что мы наконец встретились. Я всю жизнь ждала встречи с тобой, Ваалит.

В тот день я сочла это обычной вежливой фразой, принятой в Саве, ничего не значащей любезностью. Поэтому я улыбнулась и сказала, что мне тоже очень хотелось встретиться с ней. Я выразила надежду, что не разочаровала ее.

– Ты именно такова, как я думала, и даже лучше. Ты достойная дочь. В твоих глазах я вижу твоего отца и мать.

– Разве это возможно? Мой отец – там, на другом конце сада, а мать умерла много лет назад.

– Тем не менее она тоже создала тебя. Она здесь, царевна. Она всегда будет здесь, в тебе.

Могла ли она что-то знать о моих снах? Иногда мне казалось, что эти сны посылает дух матери. «Нет, откуда ей знать?» Если только она не была колдуньей, как считали многие…

– Немного пряностей, чтобы приправить твои мысли, царевна, – сказала она.

Она смотрела на меня таким добрым взглядом, что я осмелилась спросить:

– Правда ли, что ты – дочь джинна?

Спохватившись после этих слов, я очень испугалась, но царица лишь засмеялась и покачала головой:

– Нет, я не дочь джинна. И не родилась из пламени. И мое настоящее обличье – не белая змея. Не делай такие удивленные глаза. Я была бы плохой правительницей, если бы не знала, какие сказки обо мне рассказывают. Но все это неправда, я обычная женщина.

– Нет, – сказала я, – ты не обычная. Ты правишь царством.

– Как и твой отец.

– Да, но он мужчина. Мужчины рождены, чтобы править.

– А женщины рождены, чтобы ими правили? – спросила царица.

– А женщины рождены, чтобы ими правили, – только и смогла ответить я. – Так устроена жизнь.

– Так устроена жизнь здесь. Но Израиль – это еще не весь мир, маленькая богиня.

«Маленькая богиня…» Никто не называл меня так с тех пор, как моя веселая бабушка оставила меня и вернулась в Ашкелон.

Я попыталась отогнать внезапно подступившие к глазам слезы.