Окаменев, я слушала рассказ Ишваалит о том, как Ровоам хвалился своими замыслами и как Атаниэль предупредил ее. Я знала, что брат ненавидит меня, но чтобы до такой степени… Что я ему сделала? Я даже не могла соперничать с ним за трон, ведь, как он часто презрительно замечал, я была лишь девчонкой.

Ишваалит закончила свой рассказ, и я заставила себя рассмеяться, качая головой, словно выслушала очень остроумную шутку.

– Не понимаю, что задумал пророк, – сказала я, – ведь ты же знаешь, что я не хожу в Рощу по ночам.

Я была в Роще Звезды Утренней лишь однажды днем и увидела только ухоженный сад – долину, засаженную гранатовыми и оливковыми деревьями. Лунный свет не призвал меня, и по ночам я не возвращалась.

– Я лишь рассказываю тебе то, что мне передал брат. – Ишваалит наклонилась ко мне и накрыла мою руку своей. – Я тоже не знаю, что задумал пророк, но, пока не закончится полнолуние, пей лишь то, что разделяют с тобой другие, и держи при себе лишь тех, кому доверяешь как себе.

Я пообещала, что так и поступлю. Ахия и Ровоам надеялись, что, если дикарка-царевна ходит где вздумается, несложно будет поймать ее и притащить в Рощу. Меня силой напоили бы снотворным зельем и оставили там голой, а потом прибежали бы возмущенные простофили, неотесанные ревнители чистоты…

Что ж, теперь я все знала и не собиралась выходить за пределы своих владений, пока они не начнут действовать и пока этот план не провалится.

– Да, я буду осторожна. Ступай в храм и передай жрицам Звезды Утренней, что в это полнолуние их богине лучше всего воздать хвалу целомудрием. Сами пусть закутаются в покрывала, если будут служить ей при лунном свете. А дочерей Закона предупреди, чтобы совсем не появлялись там.

Я понимала, что если Ахия не сможет поймать меня, то с радостью притащит на суд любую захваченную там девушку и будет требовать, чтобы ее побили камнями. Отец такого не допустит, но все равно следовало избегать открытой стычки царя и пророка.

– Я предупрежу их, – пообещала Ишваалит.

И мы остались сидеть у фонтана, болтая о том о сем, пока не подошли пять-шесть отцовских жен погреться на солнышке. Мы вступили в разговор, словно бы очень заинтересовались их сплетнями, и наконец, отвлекшись от техники вышивания, которую показывала Ахиноама, я увидела, что Ишваалит ушла. Улыбнувшись, я принялась хвалить мастерство мачехи, надеясь, что и впрямь так умна, как мне иногда говорили.

Ведь в ответ на замысел Ровоама в моей голове родился план, дерзкий и опасный. Но он мог послужить ключом к дверям моей темницы.


«Лишь ты сама можешь освободить себя», – сказала мне царица Савская, и теперь я понимала, что это правда. Понимала я и еще одно: если я не смогу сама прийти к ней, совершив какой-нибудь значимый поступок, она не будет меня ценить. Савское царство искало царицу, которая сможет править после Билкис, а не девочку, присланную в подарок, словно юная невеста для престарелого мужа. Но я не видела достойного способа попасть в Саву.

Отец не согласился ни на просьбу царицы Савской, ни на мою. Оставался побег.

Я могла сбежать. Последовать за гостями, когда они отправятся в обратный путь, и надеяться, что меня не отдадут вооруженному отряду, который отец отправит в погоню. «Да, пусть ради меня разгорится война. Хороший выход, нечего сказать». Я не могла отплатить так своему отцу за его любовь, а царице за ее уроки. Стравить два народа, перекрыть торговый путь в Землю Пряностей – да, то, что нужно для песни о смертях и великих сражениях. И совсем не то, если хочется править, заботиться о стране, преумножать ее процветание и приносить покой.

Лучше уж было остаться, чем бежать, рискуя в случае неудачи сломать множество жизней, в том числе собственную, ведь отцу все это причинило бы ужасную боль и он вряд ли смог бы когда-либо доверять мне снова.

Но остаться – означало выйти замуж. Мой отец не отдаст меня в жены в другое царство, нет, он найдет мне мужа здесь, кого-нибудь из иерусалимской знати, чтобы удержать меня при себе. Что ж, в этом не было ничего плохого – при жизни моего отца. Но что ожидает меня после его смерти, когда царь Соломон возвратится к праотцам, а царь Ровоам взойдет на трон?

«Ровоам ненавидит меня. Став царем, он наконец-то сможет дать волю своей ненависти». Люди не вечны. После смерти отца мне предстояло жизнью заплатить за вражду с братом. Я не нашла бы покоя во всем царстве. Ни я, ни тот, кто женился бы на мне, ни сыновья и дочери, которых я родила бы.

Значит, следовало действовать немедленно. И, благодаря Ровоаму, передо мной открылся путь к моему будущему. «Мой брат придет в ярость, узнав, что сам помог мне выйти на свободу!»

Но по этому пути следовало двигаться очень осторожно. Один неверный шаг – и меня закидают камнями по Закону. Я надеялась, что любовь моего отца окажется сильнее ненависти Ахии. Ошибиться означало погибнуть.


Впервые в жизни я села и глубоко задумалась. Впервые я постаралась думать так, как подобает царице.

Как подобает женщине.

Ведь во мне Ахия ненавидел женщину, хотя я сама не испытывала к нему ненависти. Я не желала ему зла или, по крайней мере, старалась не думать о нем плохо. Я планировала использовать его для собственных целей так же хладнокровно, как он сам строил свои козни. Итак, я решила бороться. Царевна против пророка. «Своих врагов следует знать лучше, чем друзей». Так говорил царский военачальник. Веная всегда побеждал, поэтому я доверяла его словам. Что я знала об Ахии? Что он любит? Что он ненавидит? Чему верит?

О его любви и убеждениях я ничего не смогла бы сказать, но что касается ненависти – о, это я знала слишком хорошо. Пророк Ахия ненавидел всех богов, кроме Господа Яхве. А сильнее всего он ненавидел богинь.

Пророк презирал богинь даже больше, чем смертных женщин. А еще он боялся их. Невозможно испытывать к кому-то столь сильную ненависть, не боясь его при этом настолько же сильно. Ахия неистовствовал так, словно его заковали в цепи и силой тащили целовать позолоченные ноги идолов, тогда как все языческие жрецы и жрицы в Иерусалиме лишь хотели спокойно поклоняться своим богам.

Итак, Ахия боялся и ненавидел меня, потому что я выступала в роли богини в царском дворце. Это я наконец-то поняла. Я была ребенком от женщины, которую царь любил больше всех, которую возвысил над всеми остальными. Я была дочерью, которую царь любил больше всех своих сыновей. Для Ахии в этом крылось зло: он считал, что дочери – это не благословение, а проклятие.

Если бы он только знал, до какой степени прав, считая меня дочерью богини! Мать моей матери танцевала перед алтарем Астарты, но и это еще не все – она была царской утехой, и закованной в цепи рабыней, и женой торговца. А еще она родила дочь.

И была Вирсавия, «дочь семи богов», отбросившая стыд и ставшая матерью царя, который унаследовал трон Давида Великого.

И Мелхола. Эта женщина перекраивала жизнь по собственной воле и воспитала из моего отца хорошего человека и мудрого царя.

Теперь я знала, как назвать всех этих женщин, создавших меня: каждая была настоящим фениксом, каждая возрождала себя, даже если приходилось делать тяжелейший выбор, сгорая в жарком огне. Настала моя очередь сделать выбор, и я последовала за своими матерями.

Мне тоже предстояло сгореть, возродиться в новой форме и взлететь.


Я выбрала сложный путь. Не думайте, что я не чувствовала боли, вступая на него. Ведь, победив, я причинила бы боль отцу, а с этим нелегко было смириться. А еще поднялся бы страшный скандал, хотя мое изгнание смягчило бы позор. И было кое-что еще: мне предстояло покинуть дом, никогда больше не видеть Иерусалим и его крыши, позолоченные летним солнцем…

«Каждая девушка покидает свою семью, хотя бы ради того, чтобы перейти через дорогу из отцовского дома в мужнин». Жизнь женщины подразумевает перемены. И я решила, что сама выбираю эту перемену. Об этом следовало помнить в тяжелые времена.

И вот я начала подстраивать план Ахии под свои цели. В этом заключалась моя третья ошибка. Пророк хотел застать меня в Роще во время поклонения Звезде Утренней. Он хотел притащить меня на царский суд, чтобы не дать отцу возможности меня защитить.

Что ж, я хотела, чтобы Ахия меня нашел, – но не в Роще. Меня больше устраивала встреча с ним вне этого священного места. Что если попасться ему на глаза по дороге в святилище? Да, это бы подошло. Я хотела, чтобы Ахия встретил меня в том месте и в то время, которые выберу я.

И я не желала оказаться там одна, чтобы не дать ему возможности приказать подручным схватить меня, силой раздеть и притащить в Рощу. Мне нужны были сопровождающие, причем девушки, которым не повредил бы успешный исход моего плана. Я не могла попросить женщин, на которых после моего отъезда пал бы гнев Ахии. Поэтому я не собиралась брать с собой служанок, или подруг, или даже чужеземок, живших в Иерусалиме.

Нет, следовало найти девушек, которых не затронул бы исход моего плана. При этой мысли я поняла, что нужно просить о помощи у савских гостей.

Но не через царицу! Здесь я должна была действовать сама. «Если я не смогу убедить Ирцию и Хуррами сопровождать меня, я не заслуживаю быть наследницей», – подумала я.


Когда я раскрутила веретено судьбы, меня охватил холод сомнений. «Это закончится катастрофой», – нашептывали мне мои страхи. Мой план мог провалиться, принеся мне горе и позор. А мой отец? Что станет с ним?

«Он так тебя любит – разве вправе ты причинять ему боль?» Как я смела обрекать его на заведомые страдания?

Но, если я не пойду на это, заколебавшись и отступив, я подвергну себя бесславным невзгодам. И опасности – не следовало забывать о том, что ненависть Ровоама когда-нибудь обретет настоящую силу, которую он сможет направить против меня.

«И, если я не выполню свой план, это повредит царице Савской и всему ее народу». Без настоящей наследницы Сава обречена на смуту. Меня призывали ради того, чтобы предотвратить резню. Могла ли я не послушаться повелений свыше?

«Да, приписывай богам свои собственные желания». Ведь я сама мечтала о Савском царстве так, как некоторые девушки мечтают о возлюбленном.

В конце концов, не имело значения, призвала ли меня солнечная богиня, которой поклонялась Билкис, или другая сила. Я не знала, ведет ли меня бог, богиня, или оба они, или никто. Я лишь знала, что должна откликнуться на этот зов.

В поисках огня я стремилась на юг, к рассвету. К пустыне и тому, что лежало за ней. Кто знает, может быть, из этого пепла когда-нибудь поднимется, расправив крылья, новая правда и птицей облетит весь огромный мир?

В юности мы горим нашими мечтами.

Гелика

От такой судьбы она бежала в своих снах и кошмарах, но рок ее настиг, и теперь с пробуждением кошмар не кончался, хотя она и пыталась обманывать себя. «Нет. Нет, я ошиблась, это неправда».

Но, глядя в узкое окошечко на восходящую луну, Гелика понимала, что не ошиблась. Три месяца прошло после ночи с царем. И с тех пор у нее не было кровотечений. «Я жду ребенка».

От осознания этого кровь начинала медленнее бежать по жилам, словно неспешно отравляющий яд. Случилось то, чего она боялась больше всего: ей предстояло родить ребенка царю Израиля. Изо всех своих скромных сил она старалась избежать такого исхода. Она унизилась до того, что обратилась к старшим женщинам и делала то, что они ей советовали. Но, несмотря на все старания, у нее ничего не вышло.

Теперь она лицом к лицу столкнулась со своим страхом, глядя на него ясным взором. «Если родится мальчик, я это переживу». По закону дев-воительниц сыновья принадлежали отцам.

А дочери матерям.

Но здесь, в Иерусалиме, судьба женщины определялась мужскими законами. Отцам принадлежали даже дочери.

«Если ты родишь девочку, она будет принадлежать царю Соломону и он сможет с ней поступать как заблагорассудится». Дочери царя Соломона предстояло стать игрушкой, ценным товаром, жертвой на алтаре царской гордости. Рабыней, выращенной в четырех стенах и сидящей взаперти до конца своих дней.

«Нет. Моя богиня не может поступить так жестоко».

Гелика смотрела на луну, пока от ее сияния все не начало сливаться перед глазами. Теперь она ничего не видела, кроме будущего, безжалостного, как законы мужчин. И тогда, вглядываясь в ясный холодный свет, она поняла, что нужно делать.


Она выскользнула из царского дворца, пройдя через главные ворота бесшумно, словно тень. Впервые с тех пор, как ее, новую невесту царя Соломона, представили при дворе, Гелика вышла в город. Но дорогу она нашла легко. Она часто поднималась на крышу и смотрела, как серебряный лунный свет стелется над домами и городскими стенами, по широкой дороге и дальше, сияя над Рощей.

Ее богиня не обитала в Роще Звезды Утренней. Артемида Охотница никогда бы не отказалась от своей свободы ради Рощи. Но в Роще жила другая богиня, а все богини были сестрами. Может быть, Царица Небесная передаст весточку своей сестре. Слабая надежда, но лишь за нее Гелика могла ухватиться.