– Действительно ли такой ответ дала тебе Матерь? Она повелела тебе отправиться на север с этими неотесанными варварами?

Хотя Рахбарин протянул ей руку, чтобы помочь спуститься по ступеням, ведущим к трону, он смотрел хмуро.

– Разве я этого не сказала?

Билкис подала руку Рахбарину, мысленно вздыхая. Она понимала, что с племянником ей придется нелегко. Он был всецело предан Савскому царству и царице, готовый защищать ее даже от нее самой, если придется. Если бы только царевич Рахбарин – сильный, верный, умный – родился девочкой!

И все-таки, хотя Билкис и сокрушалась над этим невыполнимым желанием, она в то же время знала, что Матерь не ошиблась, создавая Рахбарина мужчиной. Ведь Рахбарин обладал в то же время кротостью и мягкостью. Он был славным, словно источник в пустыне, и чистым, словно ключевая вода. Ему не хватало хитроумия и ловкости. А без хитроумия и ловкости правитель не мог обходиться, не мог царствовать мудро и правильно. Рахбарин обладал всеми добродетелями хорошего мужчины, и именно эти добродетели принесли бы страшный вред правителю.

«Ведь царица должна уметь произносить и правду, и ложь так, чтобы никто не мог различить их». Чтобы править – пестовать свою страну и народ, – царица должна скрывать свою истинную природу, свою душу. Лишь одно должно ее заботить: процветание ее подданных.

Не ее желания, не ее счастье или благополучие. А их.

Она замешкалась с Рахбарином, а тем временем подошли остальные. Перед ней стояли распорядительница придворных церемоний, царский управляющий, главный советник и старший евнух, наперебой задавая вопросы и думая о том, в здравом ли уме царица Южных земель. Лишь Никаулис, командир царской стражи, хранила молчание.

– Госпожа, твой советник ничего не знал об этом путешествии. – Тон Мубалилата ясно давал понять, что он и не хотел бы ничего знать. – Это невозможно, абсолютно невозможно…

Старший евнух перебил его, в свою очередь высказывая недовольство:

– Конечно, царица Утра может поступать как ей захочется, но столь дерзостное начинание…

– …слишком опасно, – закончила Ухаят. Придворная распорядительница всегда ставила осмотрительность превыше всего. – Мы ничего не знаем об этом царе и его стране, а его послы – вечно хмурые варвары.

Билкис воздела руку, и ее приближенные смолкли.

– А командиру стражи, моей амазонке, есть что сказать?

Никаулис посмотрела на царицу взглядом твердым, словно клинок.

– Я лишь могу повторить слова других. Это путешествие – безумие. Но я – командир стражи. Я выполню любой приказ царицы.

«Вот что получаешь, приучив придворных свободно высказываться, не боясь кары за пришедшиеся не по сердцу слова!» Билкис тихо рассмеялась этой мысли, глядя на придворных, удивленных ее веселостью.

– Царица услышала вас и благодарит за заботу о безопасности ее и царства. Но я выполняю волю и слово Аллат. Я привезу царю Соломону золото и пряности из нашей страны. И я вернусь от него с новой царицей, которая примет огненную корону после меня.

На миг они замолчали, уставившись на нее. Потом Мубалилат спросил:

– Это то, что тебе открыла Царица Небесная?

В его голосе благоговение странным образом смешивалось с недоверием.

– Да, – ответила Билкис, – это то, что она открыла мне. На смену мне явится наследница – царица, дарованная самой Аллат.

– Из израильского царства? – Старший евнух Тамрин так тряхнул головой, что из тщательно завитых волос выпала украшенная драгоценным камнем шпилька. – Но каким образом?

Ее самые верные приближенные смотрели на нее, ожидая ответа. Сейчас следовало говорить лишь правду, меньшего они не заслуживали.

– Я не знаю. – Билкис протянула руки, словно умоляя. – Знаю только, что я припала к Матери с молитвой, и таков был ее ответ. Прошу вас верить ей, как верю я. А теперь ваша госпожа разрешает вам удалиться.

Кланяясь, они повиновались, медленно и неохотно. Ухаят и Тамрин ушли вместе, и Билкис сразу поняла, что они замышляют интригу, чтобы удержать ее дома. Несомненно, ее главные сановники и первые люди при дворе долго еще будут ворчать, не в силах осознать новость об этом неслыханном путешествии. Никаулис осталась. Пронзительный взгляд ее серых, словно металл клинка, глаз таил вопрос.

– Могу ли я обратиться к тебе, о царица?

– Говори, командир царской стражи.

– Не может ли кто-то другой отправиться на север вместо тебя?

– Нет, – покачала головой Билкис, – ехать должна я. Кто еще сможет выбрать новую царицу?

На миг Никаулис задумалась, словно собираясь сказать что-то еще, но потом молча склонила голову, принимая окончательный ответ царицы. Затем амазонка тоже удалилась, оставив Билкис наедине с Рахбарином.

– Ты тоже можешь идти.

Но Билкис не удивилась, когда он пристально посмотрел на нее и сказал:

– С твоего разрешения, я хочу поговорить с тобой, сестра моей матери.

Она мысленно вздохнула. Ей не хотелось бороться с Рахбарином и его принципами прямо сейчас. «Хотя… Сейчас или потом – все равно». Смиряясь с неизбежным, она позволила ему проводить себя в царские покои. Придя в свою комнату, она села. Ирция начала вынимать заколки из ее туго заплетенных волос.

Рахбарин молча ждал. Зная, что он готов молчать хоть до ночи, если потребуется, Билкис вздохнула и сказала:

– Говори, племянник.

– Отошли свою прислужницу, – сказал он, взглянув на Ирцию.

– Нет. Никто из нас тут не откроет никаких тайн.

А еще не мешало оставить свидетельницу, и кто подходил для этого лучше, чем самая приближенная царская служанка?

Получив разрешение говорить, Рахбарин, поколебавшись, начал:

– Я знаю, что ты беседовала с самой богиней, но… Но покинуть царство и отправиться на север, в страну, которой никто из нас никогда не видел… Мудро ли это, о лучезарная?

– Может быть, это и не очень мудро, но необходимо.

Она смотрела на свое отражение в серебряном зеркале. В глазах мужчин ее лицо все еще обладало ценностью.

– Богиня пообещала мне дочь с севера. Не могу же я ждать, пока ее перенесет через пустыню ураганом и бросит в мои объятия!

Во взгляде Рахбарина светилась непоколебимая упрямая преданность. Она делала его прекрасным подданным, но превратила бы в очень плохого правителя.

– Путь слишком далек и опасен. Лучше отправь на север меня.

– И что, ты родишь мне ребенка?

– Ты тоже не родишь. Ты слишком стара для этого. Не знаю, как толковать ответ богини, но она не могла иметь в виду, что ты сама родишь дочь! Ты умрешь в родах.

Никто не смог бы обвинить Рахбарина в дешевой лести. Он всегда говорил правду, чего бы это ни стоило.

– Кому под силу истолковать ее волю? Она пообещала мне дочь. И дочь от моей плоти и крови – предел мечтаний. Если я умру, рожая наследницу для Савского царства, – что ж, так тому и быть. Я знаю, что ты воспитаешь из моей дочери великую правительницу. У нее не будет лучшего советчика и более верного друга.

– Я не хочу этого, – ответил Рахбарин.

– Не обязательно хотеть, сын моей сестры, достаточно повиноваться. Матерь ясно изъявила свою волю: я должна отправиться в путь. А ты должен остаться и хранить царство до моего возвращения.

– А если ты не вернешься, сестра моей матери? Что тогда?

Рахбарин всегда находил слабые места и тщательно прицеливался.

– Тогда, племянник, ты должен сам обратиться к Аллат и поступить, как она прикажет и как ты сам сочтешь нужным.

Зная, что ей нечего добавить, Билкис отпустила племянника и собралась с духом для разговора со своей прислужницей. Ирция, конечно, относилась к этому плану столь же недоверчиво, как Рахбарин.

– Ты слышала, что я сказала царевичу. Можешь начинать складывать вещи, милая. Мы отплываем на север вместе с израильскими торговцами.

Ирция смотрела на нее, округлив глаза.

– Царица говорит серьезно?

– Ирция, разве похоже, что я шучу? Не забывай, со мной говорила Аллат, и я должна повиноваться, даже если придется проделать очень долгий путь, чтобы послужить ей.

– Ехать ко двору царя Соломона? На край света? До Шелкового пути купцы добираются месяцами, а Иерусалим еще дальше!

Билкис рассмеялась, переводя в шутку возражения служанки:

– Нет, Иерусалим не так далеко. Изучи наши карты внимательнее, Ирция. Дамаск находится дальше, чем Иерусалим, но наши купцы часто ездят в Город Роз. Шелковый путь, как и Путь Благовоний, пересекает множество земель, в том числе царство Соломона. Успокойся, я не намерена полгода провести в дороге.

Ведь рядом с пустыней лежало море, и воды его прямым путем вели на север. Дорога по морю занимала несколько недель, а не месяцев. Билкис улыбнулась и потрепала служанку по руке.

– Я отправлюсь на север к царю Соломону, потому что так велела мне Матерь. Следует верить, что она поможет нам в пути.

– Да, конечно, – согласилась Ирция.

Однако царица почувствовала, что служанка ответила неискренне, хоть и набожно. С другой стороны, Ирция, несмотря на необычную внешность, была истинной дочерью своего рода, осторожной и недоверчивой, словно кошечка. Ее мир ограничивали золотистые пески, раскинувшиеся вокруг Мариба; ее стремления сводились к дому и храму. Пока Ирция шла путем, предназначенным специально для ее осторожных шагов, нельзя было и мечтать о лучшей служанке. Но малейшая перемена, даже новый оттенок цветов в вазе, тревожила ее, а тревога делала Ирцию упрямой, заставляя цепляться за знакомые ритуалы.

«Она очень не хочет отправляться в неведомую страну, но она – одна из моих приближенных. Я не могу оставить ее здесь, ведь этого она захочет еще меньше. Ни одно из этих решений Ирции не понравилось бы».

Но Билкис предстояло вернуться из страны царя Соломона с наследницей, а потому ничьи возражения не имели значения.

Рахбарин

Выйдя из царских покоев, царевич Рахбарин отправился прямо в Великий Храм, ища успокоения и повелений. Легко его тете говорить «Оставайся и храни царство…» Разве он достаточно опытен или ловок для этого? Разве может по мановению руки творить чудеса? Разве способен заменить царицу Утра по одному ее слову?

Иногда ему казалось, что его тетя слишком полагается на чужие способности. Сама она, бесстрашная и мудрая, верила, что и другие таковы. И спокойно давала ему указания!

«Действуй, как велит богиня». Легко сказать. А вот дальше…

«Как мне узнать, что делать?» Уже в который раз он подумал, что не стоило бы его тете так на него полагаться. Он знал, что однажды неминуемо разочарует ее, и это принесет ей боль. Но, если его госпожа хочет, чтобы он позаботился о царстве во время ее отсутствия, он выполнит ее волю.

И он постарается не сомневаться в цели ее пути, хотя с трудом верилось, что эта поездка – желание богини, а не женщины. Но, если царица неправильно поняла богиню, разве остается надежда для нее и для царства?

«По воле богини она отправляется или нет, я буду молиться, чтобы отыскалась новая царица. Ведь если это не удастся…» Без признанной всеми наследницы страна падет жертвой той же чумы, что опустошила множество окрестных земель, – войны, поднявшей семью против семьи, брата против сестры. И в таких битвах победителей не бывает.

Чтобы избежать этой страшной судьбы, царица будет сражаться, сколько потребуется. И, если он больше ничем не может ей помочь, он хотя бы выполнит ее приказы, как сумеет.

Стоя перед статуей, Рахбарин открыл богине свое сердце и попросил о том, чтобы она помогла ему хорошо править, пока не будет Билкис, и чтобы царица получила то, о чем молилась.

И, помимо этого, Рахбарин просил о мире и о благополучном возвращении тети.

Посланники с севера, суровые и холодные, хмуро толклись на улицах Мариба. Рахбарин не мог представить, чтобы они улыбались, смеялись, наслаждались маленькими радостями жизни. И, конечно, земля, населенная такими людьми, не могла тепло и радушно принять царицу Савскую.

«Даруй ей благополучное возвращение, – просил Рахбарин у немого изображения Аллат, – пусть она вернется невредимой, с наследницей или без нее».

Годавия

– Еще один сундук? Поставь его на корму, к другим. Нет, не туда, дурак! Хочешь, чтобы корабль перевернулся?

Ругаясь на десятке языков, Годавия, флотоводец торговых кораблей царя Соломона, схватил растерянного носильщика за тунику и толкнул направо.

«Мне это не нравится. Совсем не нравится». Мореплавание само по себе полно невзгод и опасностей. Не хватало еще чужеземной царицы, и ее нарядов, и рабов, и служанок, и бесконечных сундуков с сокровищами. Но его никто не спросил. Само собой разумелось, что он найдет место для этой женщины и всех ее пожитков. И никого не заботило, что фарсийские корабли предназначались для того, чтобы неспешно доставлять громоздкие грузы, а не для того, чтобы вихрем переправлять через море царственных особ. Царица Савская приказала – и даже чужеземным капитанам приходилось повиноваться. Годавия прочистил горло, сплюнул и продолжил наблюдать за погрузкой.