Она посмотрела на пароходы. Их было три, каждый больше и умопомрачительней соседнего. Трубы их были увенчаны золотыми коронами, позолота украшала причудливую резьбу на палубах. На самом крупном пароходе было три палубы, сверкали бронзовые колокола и поручни, каждая дверь была окантована золотом, а на кожухе огромного ходового колеса был нарисован город с золотыми башнями, утопающий в ярких пестрых цветах. Золотые буквы свидетельствовали, что и это изображение, и сам пароход называются «Город Натчез».

Впечатлений было слишком много. Мэри вертела головой из стороны в сторону, стараясь разглядеть все. «Дорогу!» – слышалось со всех сторон. Кричали извозчики, торопящиеся куда-то пешеходы, мальчишки, несущие багаж вслед за спешащими людьми. «Дорогу!» – услышала она позади себя, и тележка, доверху нагруженная сундуками, чемоданами и шляпными коробками, резко отшвырнула ее в сторону.

От удара у нее болело плечо, но ей было все равно. Здесь царили жизнь, краски, восторг, веселье, – короче, таким был мир, и она, Мэри, являлась частью этого мира. Она прижала к себе коробку, которую держала под мышкой, и вступила в царивший на причале хаос.

– Пожалуйста, скажите, где я могу купить билет? – Этот вопрос она пыталась задать полудюжине людей, но все они спешили мимо, не слыша ее робкого, вежливого голоса.

«Надо просто сесть на пароход, – решила она. – Там у них будут билеты». Но она и трех шагов не могла сделать, чтобы кто-нибудь не преградил ей путь, не оттолкнул в сторону. Это повторялось многократно.

«Мне надо, значит, я добьюсь», – внушила она себе. Угол коробки впивался ей в бок, сумка тяжелым грузом висела на локте, и Мэри испугалась, что вот-вот расплачется. Потом она увидела маленькое красное сооружение из досок. На белой вывеске над дверью было золотыми буквами написано: «Билеты и коносаменты». До домика было совсем недалеко, и путь ей ничто не преграждало. Мэри побежала. Сумка била ее по ногам, а коробка раскачивалась, готовая в любую секунду упасть.

В домике она моргала и щурилась, стараясь приспособиться к полумраку после яркого солнечного света на пристани. Здесь тоже была шумная толпа, но вела она себя более организованно. К высокому прилавку в дальнем конце тянулись три очереди. Среди всей суеты в помещении очереди эти были совершенно неподвижны.

Вдоль стен стояли низенькие деревянные скамейки. Мэри увидела, как с одной из них поднялась и ушла женщина.

– Слава Богу! – прошептала Мэри.

Она поставила на свободное место коробку и сумку, достала из кармана платок и вытерла лицо и руки. Потом расправила сетчатые митенки, которые носила на руках, разгладила примятые юбки и поправила чепец. Она привела себя в порядок. «Нельзя быть такой растяпой», – внушала она себе. Она выбрала самую короткую очередь и стала приближаться к ней.

– Вам, мисс, лучше свое барахлишко так не бросать, – сказала стоящая рядом женщина. – Тут всякий народец водится. Иные только воровством и живут.

Мэри поспешила назад, к скамейке. Она нагнулась за коробкой, потом неожиданно села рядом с ней. Колени ее дрожали. Казалось, радостное возбуждение и решимость покинули ее. Она сидела одинокая и напуганная. «Что я наделала! – беззвучно вскричала она. – О ворах я и не подумала. Я вообще ни о чем не подумала. Я не знаю, что делать. Как что устроить. Я в жизни никуда не выбиралась одна. Мать-настоятельница права – это глупый, необдуманный шаг. О, как мне хочется снова оказаться в монастыре! Здесь настоящий сумасшедший дом».

На пристани, привлекая всеобщее внимание, загудели колокола. Мэри отчаянно завертела головой из стороны в сторону. Ее окружали люди – хорошо одетые дамы и господа, поджарые мужчины с суровым взором и задубевшей кожей, в костюмах из оленьей шкуры с бахромой, босоногие мужчины и женщины в заношенной, латаной одежде. Дети самого разного возраста носились вокруг или крепко держали за руки взрослых. Видно было, что все они знают, что делают, понимают, что происходит в окружающем их хаосе. Никто не выглядел испуганным. «Кроме меня», – подумала Мэри.

Снова зазвонил колокол. Мэри потянула за рукав полную седую женщину, оказавшуюся рядом.

– Простите, – сказала она, – этот звон означает, что пароход отплывает?

Женщина с сердитым взором обернулась к Мэри, но когда она увидела исполненные ужаса глаза девушки, опрятную серую форму монастырской школы и чепец, выражение ее лица смягчилось.

– Именно так и утверждают, но не надо переживать по этому поводу. Мне случалось видеть, как всех загоняют на борт к одиннадцати утра, а потом не трогаются с места до четырех – грузят что-то… Первый раз вниз по реченьке плывешь?

Мэри кивнула и попыталась улыбнуться.

– И совсем одна?

– Да, мэм, – призналась Мэри. Она вспомнила предостережения матери-настоятельницы. Дамы постарше могут путешествовать в одиночку, хотя и поступают так крайне редко. Но молодые – никогда. Так поступают только непотребные женщины.

– У меня совсем недавно умер отец, – поспешила объяснить Мэри, – и я еду к бабушке в Новый Орлеан. Кроме нее, у меня никого не осталось. Мама умерла уже давно.

– Бедная овечка! – Голос женщины от сочувствия сделался хриплым. – Оставайся-ка со мной, милая. Меня зовут миссис Уотсон. Я не хуже любого капитана знаю, как делаются дела здесь, на реке. А если я чего не знаю, так знает мистер Уотсон. Он вон там, у кассы, выбивает нам самые лучшие места. Дай-ка мне деньги на билет, я их передам ему. Он позаботится, чтобы тебя не обсчитали. А потом он проводит нас на борт.

– Спасибо вам огромное, миссис Уотсон. – Мэри полезла в карман и вытащила сложенные банкноты, которые отец переслал ей вместе со шкатулкой. Она протянула их миссис Уотсон. – Я не знаю, сколько стоит билет, – сказала она.

– Благослови Боже твою невинную душеньку, дитя мое, разве можно раздавать свои деньги незнакомым направо и налево? Билет стоит куда дешевле. Я попрошу мистера Уотсона, чтобы приберег для тебя остальное.

В некотором отдалении от них презрительно отвернулась женщина в шляпе с роскошным пером.

– Надо же, готовенький пухленький цыпленочек – только ощипать осталось, – вполголоса проворчала она. – И меня уже опередили.

Глава 3

Миссис Уотсон обняла Мэри за плечи. Ее коричневая шаль с толстой каймой напоминала крыло толстой куропатки-мамаши.

– Главное, милая, слушай, что я тебе говорю, и все у тебя будет замечательно. Уж я-то знаю, как руководить молодой девицей. Сама пятерых вырастила, и еще четырех парней. Как тебя зовут, деточка?

– Мэри Макалистер.

Это были единственные слова, произнесенные Мэри за несколько часов. Миссис Уотсон разговаривала без умолку. Представив мистера Уотсона, она рассмеялась и сказала:

– Некоторые еще кличут нас Кильками.

Пока высокий, худой молчаливый мужчина улыбался Мэри, миссис Уотсон вспомнила о печальном положении, в котором оказалась девушка, и, едва переведя дыхание, поведала Мэри о процветающем универсальном магазине мистера Уотсона в Портсмуте, штат Огайо, о том, как умело он торгуется с оптовиками в Питсбурге, куда они предпринимают поездки четыре раза в год, чтобы заполнить полки своего магазина самыми модными товарами.

Она взяла Мэри под руку, и они пошли вслед за тяжело нагруженным мистером Уотсоном сквозь толпу и сумятицу на заполненном людьми и вещами причале. Миссис Уотсон кричала Мэри в самое ухо, чтобы та не переживала за свой багаж:

– Мистер Уотсон очень силен и очень осторожен. Он запросто донесет и наши вещички, и твои.

Мэри скрыла свое разочарование, увидев, что мистер Уотсон ведет их к самому маленькому пароходу. Подойдя ближе, она заметила, что краска на нем облупилась, а позолота потускнела.

– Мы пойдем на «Царице Каира»! – завопила миссис Уотсон. – Ее хозяин – добрый друг мистера Уотсона, поэтому нас обслужат по высшему классу. На этих новомодных посудинах я ни за какие деньги не поплыву. На них полным-полно всякой богатой швали, к тому же они только и гоняются наперегонки. Вон, всего месяц назад две такие лоханки взорвались, и все, кто не обгорел до смерти, утонули. А старая добрая «Царица» не спешит, зато и доставит тебя куда надо в целости и сохранности. И кормят, кстати, отменно.

Позднее, за ужином, Мэри узнала, что мнение миссис Уотсон об «отменной кормежке» оказалось вполне обоснованным и что миссис Уотсон воздавала еде должное с усердием, которому позавидовал бы сам Гаргантюа. Но перед этим был еще нескончаемый, ошеломительный поток чудес, который демонстрировала и объясняла миссис Уотсон.

Для начала она препроводила Мэри в каюту для дам, проверила матрасы, выбрала две смежные койки, показала Мэри, как задергивать шторы с помощью специальной палочки, чтобы обеспечить себе уединение. Она обратила внимание девушки на мягкие подушки и одеяла, ковры с цветочным узором, цветами же расписанные горшки и кувшины в примыкающей к каюте умывальной, стенной шкаф с внутренней дверцей, за которой скрывался ночной горшок с закрывающимся стульчаком. Она сказала Мэри, что мужская каюта значительно больше – там тридцать пять коек, тогда как в дамской всего лишь двадцать, – зато там нет никакой возможности уединиться. Обо всем этом ей рассказал мистер Уотсон.

Миссис Уотсон также сказала, что он рассказывал ей, что происходит, когда дамы удаляются после ужина. Но Мэри слишком молода, и нечего ей знать о таких вещах, как выпивка, карточные игры, курение и разговоры, которые мужчины ведут между собой на досуге. Ей надо усвоить лишь, что утром, за завтраком, разумно поменьше говорить и потише орудовать ножом и вилкой.

Мэри попыталась представить себе миссис Уотсон в состоянии покоя, но у нее ничего не вышло. Она просто не успела. Старшая знакомая показывала ей чудеса кают-компании – громадного центрального помещения, где пассажиры едят и развлекаются. Миссис Уотсон пояснила, что столы, обычно сдвинутые вдоль стен, к завтраку, обеду и ужину расставляют по всей кают-компании, а стулья, которые обычно стоят в центре зала, придвигают к столам.

– Ты сама убедишься, Мэри, как шикарно тут обслуживают. Вилки из чистого серебра, да такие тяжелые, что не поднять, а мальчишки в перчатках разносят все на серебряных блюдечках. К тому же зажигают все люстры, и свет отражается в зеркалах и мерцает, будто звездочки. Ты только посмотри – золотые и такие величественные! А красные плюшевые занавеси с золотой каймой? А красные ковры? Они же пушистые, как трава на лугу. Бьюсь об заклад, что ты никогда не видела ничего подобного.

Так оно и было. Она привыкла к строгой красоте и аскетической обстановке монастыря. Плюшевая обивка на пароходе протерлась до блеска, позолота поблекла. Она почувствовала, что вот-вот заплачет, и часто заморгала, отгоняя непрошеную слезу. Возможно, она совершает ужасную ошибку. Возможно, ей следует сойти с парохода.

Но в этот момент пароходные трубы издали несколько гудков, возвещавших, что судно отчаливает. Миссис Уотсон вытолкала Мэри на палубу – посмотреть, как причал медленно уплывает вдаль.

Мэри лишь мельком взглянула на причал. Все ее внимание было приковано к гигантскому голубому гребному колесу на корме. Оно вращалось, поднимая капельки брызг, разбрасывая их, как пригоршни бриллиантов, оставляя за собой белопенную волну. Гладко и царственно, как лебедь, пароход выплывал на середину широкой реки. Ветерок, лаская, тронул разгоряченные щеки Мэри, и она засмеялась. Все переменилось в одно мгновение. Аляповатый пароход превратился в волшебный корабль, уносящий ее в сказочное путешествие.

Она почувствовала, что все ее страхи и печали уносятся прочь вместе с берегом и причалом. Она действительно отправилась в путь, и значит, так и должно быть. Она побежала на корму, протянула руки, ловя брызги с колеса, поднесла их к губам. «Река такая широкая, такая прекрасная, такая сильная! Она умчит меня прочь от всех бед и напастей. Она привезет меня к моей семье, к женщинам с такими же паучьими пальцами, к моему наследству. Она примчит меня в Новый Орлеан».


Миссис Уотсон не позволила Мэри долго наслаждаться своим новым счастьем.

– Уходи оттуда, – сердито сказала она, – не то вымокнешь, простудишься и умрешь.

Спустя два часа, когда они кругами прогуливались по палубе, она все еще рассказывала Мэри, как болели ее дети, как они только чудом спасались от смерти или увечий.

– Почему мы останавливаемся? – удалось вставить Мэри. Пароход теперь двигался очень медленно, разворачиваясь к берегу, густо поросшему деревьями.

Миссис Уотсон столь же плавно сменила тему беседы:

– Мы что-то разгружаем, а может, кто-то сходит на берег, либо, наоборот, принимаем что-то или кого-то на борт. Вдоль всей реки по обоим берегам множество городков и деревень, и возле каждой «Царица» будет останавливаться, если есть возможность что-то заработать. – Ухватившись за резной поручень, она перегнулась через него, при этом показались ее практичные муслиновые нижние юбки и прочные высокие черные ботинки. – Эгей! – крикнула она. – Эй ты, там! Как это место называется?