Кэтрин Коултер - Наследство Валентины

– Что вы сказали?

– Джеймс перенял от своей матушки манеру говорить и иногда выражается весьма странно. Он хотел сказать, что вы выглядите просто неотразимой.

– Ничего подобного, Самсон, – бросил Джеймс, не оборачиваясь. – Вы бы и раунда не выстояли против моей матушки. И вообще, не ваше это дело. Ну, девочка моя, что это ты вытворяешь, дьявол тебя возьми?! Выглядишь, как раскрашенная потаскуха, с этой краской на губах! А груди вот-вот вывалятся из платья! Или ты насовала туда платков, чтобы казались полнее, иначе откуда они вообще у тебя взялись? И где веснушки? Как ты от них избавилась? Заперлась на два месяца в темной комнате и извела гору огурцов? Только взгляните на это проклятое платье! Да ты шагу не сделаешь без того, чтобы не споткнуться о подол или запутаться в собственных длинных, как жерди, ногах! А волосы такие, словно ты должна появиться на сцене в каком-то дурацком спектакле из эпохи Средневековья! Готов побиться об заклад, что ты боишься повернуть голову из страха, что все шпильки немедленно вылетят! Господи Боже, это действительно шпильки, не так ли?! Что, спрашивается, все это значит?!

Безжалостные слова летели в нее, как камни, сокрушая своей тяжестью. Уверенность в собственной красоте разбилась и лежала руинами у ее ног, ног, которые действительно немного болели, поскольку туфли Дачесс были слегка маловаты. Однако Джесси нашла в себе мужество сказать:

– Я могу вертеть головой, не боясь, что прическа рассыплется.

Джеймс рассеянно пригладил шевелюру, подошел ближе и, схватив Джесси за руки, чуть приподнял, но тут же поставил обратно на мраморный пол.

– А, все это вздор. Забудь, что я сказал. На секунду потерял голову. Главное, что ты здесь и в безопасности. Я молился, чтобы Маркус тебя приютил. Ты так чертовски жалка, поэтому я и сомневался, что он может вышвырнуть тебя!

– Я вовсе не жалка, по крайней мере не теперь, но вам по-прежнему не нравлюсь. Черт бы вас побрал, Джеймс, я прекрасна. Маркус сам это сказал. И Самсон. И Мэгги.

– Неужели? Но они не знали тебя с четырнадцатилетнего возраста, не видели, как ты валишься с дерева, словно подстреленная утка. Не лицезрели, как ты жуешь соломинку, надвинув старую фетровую шляпу на глаза и напевая самые рискованные куплеты из тех, что сочинила Дачесс. И не нюхали гнилые огурцы, которыми ты вечно мазала физиономию!

– Какое теперь это имеет значение? И к тому, что я стала красивой. Взгляните на меня, Джеймс! Проклятие, да взгляните же хорошенько!

– Смотрю. И боюсь коснуться – вдруг ты рассыплешься на множество сверкающих осколков. Ну а что говорит Спирс насчет столь неожиданной метаморфозы?

– Я еще его не видела.

– Странно. Обычно Спирс первым сует нос не в свое дело. Куда он подевался, Самсон?

– Как всегда здесь, мастер Джеймс, в доме.

Джеймс раздраженно отмахнулся и снова взъерошил волосы так, что они встали дыбом.

– Я ничего не понимаю, и видит Бог, несколько раз за последние семь недель повторял все, что хотел тебе сказать, а теперь постоянно сбиваюсь. И не могу прийти в себя, а во всем виновата ты и эти проклятые перемены. Я ожидал встретить тебя, а не какую-то девицу, о существовании которой даже не подозревал. Может, ты и чулки носишь?

Джесси без малейших колебаний подняла тонкие шелковые юбки, верхние и нижние, и показала светло-желтые чулки.

Глаза Джеймса едва не выкатились из орбит.

– Немедленно опусти платье! Достаточно было простого кивка. Ты не умеешь себя вести. И так же похожа на леди, как Дачесс – на пропитую потаскуху из Сохо. Так почему же ты сбежала, Джесси? Да-да, слава Богу, я вспомнил – это первый вопрос, который я собирался тебе задать. Почему, Джесси?

– Глупый вопрос. Вы прекрасно знаете, что я сбежала, потому что моя репутация была погублена. Все знают это. Гленда заплатила мне триста долларов за то, что я уеду. Обещала дать еще несколько платьев и плащ, но обманула. Она посчитала, что я отправлюсь к тете Дороти в Нью-Йорк, но я и не подумала туда ехать!

– Да, именно об этом со слезами объявила Гленда. Она сказала, что ты опозорила семью и не желаешь и дальше навлекать на нее бесчестье. Я никогда и не думал, что ты отправишься к тете Дороти. Старая карга – настоящая ведьма, еще почище моей дорогой мамаши! Ты идиотка, Джесси, но я никогда не считал тебя глупой и поэтому немедленно поехал на пристань и выяснил, какие корабли отправились в Англию. «Флаинг Баттресс» отошел от причала в то утро, когда ты исчезла. Один из докеров вспомнил тебя, поскольку много раз видел на скачках. Он объяснил, что ты была одета в брюки и пыталась выглядеть, как мужчина, но, конечно, никого не ввела в заблуждение. Черт тебя побери, Джесси, ты даже не потрудилась оставить мне записку, не говоря уже об отце! Сложила в саквояж свои драные штаны и скрылась. Я сказал Оливеру, что еду за тобой в Англию. Он хочет, чтобы ты вернулась. Не знаю, правда, что взбрело ему в голову, но он действительно этого хочет.

– Папа, возможно и да, но Гленда права. Больше я никому не нужна.

– Вздор! К тому времени, когда мы вернемся в Балтимор, ни один человек не вспомнит, что ты лежала на мне и гладила по лицу, а твои губы были едва ли не в дюйме от моих.

– Собственно говоря, мастер Джеймс, – вставил Самсон, подвигаясь к Джесси чуть ближе, – мистер Спирс, мистер Баджер, Мэгги и я обсудили создавшееся положение, и, по нашему мнению, Джесси не примут больше в балтиморском обществе. По крайней мере не в ее теперешнем состоянии.

– Согласен. Только взгляните на нее. Теперь на эту леди посыплются десятки предложений. Мужчины при одном взгляде на нее будут терять рассудок.

Эти слова, если Джесси не ошиблась, ничуть не напоминали оскорбление.

– Какие именно предложения?

– Молчать, Джесси! Самсон, убирайтесь. Или по крайней мере хотя бы отойдите на три ступеньки. Я не собираюсь душить ее, во всяком случае, пока. Благодарю вас. Джесси, такой глупости я от тебя не ожидал. Погоди... как-то в одной из скачек ты так страстно хотела меня обогнать, что решила сократить дорогу и заставила коня перепрыгнуть через поваленное дерево, но лошадь споткнулась и ты полетела в канаву с водой.

– Помню! Я тогда скакала на Авеле. А вы еще хохотали до потери сознания. Даже не закончили скачку: натянули поводья, остановились на краю этой грязной канавы, смотрели на меня и смеялись, смеялись...

Джеймс также вспомнил, как перепугался едва ли не до смерти, пока не увидел, что ее голова показалась над водой, а сама девчонка выглядела словно мокрая мышь – волосы прилипли к лицу, на щеках грязь, но, к счастью, она отделалась ушибами и синяками. Только тогда он не выдержал и рассмеялся от облегчения. Только тогда.

Джеймс что-то невнятно промычал.

– Но ничего уже нельзя изменить, Джеймс. Я здесь, и вы здесь, и мне интересно знать причину вашего появления.

– Плевать мне на то, что считают Оливер и все остальные, но я не виноват в твоем бесчестье, Джесси.

– Конечно, нет. Я всем, включая отца, это твердила.

– Но ему совершенно все равно. Он заставил меня терзаться угрызениями совести. У меня не осталось иного выбора, кроме как последовать за тобой и притащить тебя домой. Пришлось оставить Марафон. И Элис, которая, надеюсь, сумеет держаться подальше от Мортимера Хэки. Проститься с Конни. И все из-за тебя, Джесси, из-за какой-то девчонки, которая умудрилась ранить Хэки в ногу, а потом свалиться на меня с дерева.

– Но я спасла вашу жизнь, Джеймс. И уберегла от Гленды.

– Верно, но это не важно. Главное, я не собирался в Англию до конца этого года, но пришлось ехать. Только чтобы доставить тебя домой.

– Я не поеду, Джеймс. Я не могу вернуться.

– Джесси абсолютно права, мастер Джеймс, – вмешался Самсон. – В нынешних обстоятельствах ей нет смысла возвращаться.

– Совершенно верно, Джеймс. Никому я в Балтиморе не нужна, кроме, может быть, того негодяя, который осмелился напасть на меня.

Джеймс с силой ударил кулаком в стену и закричал:

– Будешь делать так, как тебе говорят, черт возьми!

– Прекратите вопить. Вы мне никто. И не имеете права приказывать.

– Считай, что я тебе вместо отца. Он хочет видеть тебя дома. Я его посланец и представитель.

– Ха! Забудьте об этом, Джеймс. Я буду поступать, как пожелаю, и собираюсь остаться здесь. Я нахожусь на службе у графа и графини. У меня есть теперь работа и серьезные обязанности. И не смейте рычать на меня, Джеймс Уиндем.

– Неужели? И чем ты тут занимаешься?

– Я няня Чарльза и обучаю Энтони верховой езде.

– О небо, еще хуже, чем я думал! Послушай, Джесси, у Чарльза куча нянек! Не меньше десятка! И Энтони может всему научиться от отца, матери и любого конюха! Маркус и Дачесс позволили тебе остаться из жалости. Но эта бессмыслица должна прекратиться!

Самсон смущенно откашлялся.

– Мастер Джеймс, – тихо окликнул он.

Джеймс медленно повернулся и увидел Маркуса и Дачесс, стоявших в дверях зала и молча смотревших на гостя.

– Добро пожаловать домой, Джеймс, – приветствовал Маркус и, подойдя к кузену, крепко обнял его. – Чертовски плохо выглядишь! Неужели совсем не спал? Худой, как щепка. Ты все это время тревожился о Джесси, да? Ну что же, она жива и здорова. И стала настоящей красавицей. Присмотрись повнимательнее!

– Благодарю, Маркус, за столь своевременные и точные наблюдения. Здравствуйте, Дачесс. Жаль прерывать ваше веселье, но я явился прямо сюда, надеясь найти здесь соплячку, и так оно и вышло. Только она на себя не похожа. Почему вы позволили ей раскраситься, как потаскушке, и одеться лондонской куртизанкой? Она даже не может держать юбки опущенными. Не постыдилась выставить передо мной напоказ чулки, которые слишком для нее хороши.

– Джеймс, дорогой, – невозмутимо заметила Дачесс своим музыкальным голосом, – мы рады вашему приезду и давно ожидали вас, но ради вашего же блага я посоветовала бы не говорить на повышенных тонах и придержать язык. Джесси выглядит ослепительной и куда прелестнее остальных дам. И мы не питаем к ней жалости. Она права. Джесси очень нужна мальчикам и нам тоже.

– Ха.

– Будь вы прокляты, Джеймс, что это с вами?

– Джесси, не вмешивайся. О, черт бы все побрал, я, кажется, наделал глупостей. И поэтому еду домой, в Кендлторп.

– Вы с места не тронетесь, пока не поужинаете, мастер Джеймс. До Кендлторпа два часа езды, и сегодня вы ночуете здесь. Миссис Эмори уже готовит для вас спальню Синих Треугольников. Пойдемте на кухню. Мистер Баджер ждет вас. Дачесс, милорд, Джесси, возвращайтесь к гостям. Я позабочусь о мастере Джеймсе.

Джесси танцевала до трех утра.

– По-моему, я уже неплохо передвигаю ноги, – сказала она, улыбаясь Маркусу, кружившему ее в последнем вальсе.

– Вы правы.

Маркус зевнул и пожаловался:

– Кроме того, вы слишком молоды для меня, Джесси. Я окончательно выдохся. Даже Дачесс похожа на прекрасную, но поникшую розу. Думаю, стоит подождать до завтра, прежде чем начать обучение различным сельским танцам. Самсон любит играть их на пианино.

Полчаса спустя Джесси, кое-как распустив волосы и раздевшись, легла в постель. Шпильки с непривычки исцарапали ей голову. После полуночи ей удалось избавиться от туфель, потихоньку засунув их под кресло. Дорогие чулки были окончательно испорчены, но дело того стоило. Она заплатит Дачесс из собственного жалованья, составлявшего теперь два фунта в неделю.

Она спала и видела во сне Джеймса. На этот раз девушку не мучили кошмары, в которых издающий омерзительное зловоние мертвец обвинял ее в краже сокровища. За последние несколько месяцев этот ужас повторялся четырежды, но сегодня ночью Джеймс не сердился на нее. Наоборот, страстно прижимал к себе, осыпал безумными поцелуями, и губы его были влажными и очень-очень горячими.

Проснувшись, Джесси обнаружила Демпера, маленького спаниеля Энтони, сидевшего у нее на груди, – мокрый нос прижат к ее лицу, длинный шершавый язычок вылизывает рот и подбородок. Девушка, смеясь, сбросила песика и вытерла губы ладонью.

– Ах ты, несчастный маленький бродяга! Это Энтони пустил тебя в спальню?

– Нет, не Энтони. Я.

Джеймс выглядел великолепно. Он, по-видимому, только что вернулся с прогулки верхом – лицо разрумянилось от ветра, кожаные бриджи плотно обтягивают ноги. В волосах, отросших почти до плеч и выгоревших на солнце, мелькают пряди разных оттенков – от соломенного до рыжеватого, а глаза, казалось, стали еще зеленее, потемнели и превратились в глубокие лесные озера.

– На что это ты, спрашивается, уставилась?

Ей даже не пришло в голову солгать.

– На вас. Вы прекрасно выглядите. Мне так нравятся ваши разноцветные волосы.

Скромно подтянув одеяло до самого подбородка, она села в постели. Джеймс на мгновение замер, но тут же нашелся:

– А ты снова непохожа на себя прежнюю. Волосы стоят дыбом, взъерошены, словно ты лежала в постели с любовником. Вчера они были так стянуты, что глаза превратились в щелочки.