«Я думаю, что слепая вера может быть столь же плоха, как и отсутствие всякого доверия».

Она подумала о Клэе, о том, каким он был много лет тому назад. Как он обожал Бена, как всюду следовал за ним, хотел бросить школу, как бросил ее Бен, и жить, промышляя воровством и случайными заработками, как Бен.

Его неудовлетворенность. Что за чертовщина, Лора, ты должна признать, что это всего лишь работа — даже если этот отель твой, но каждому человеку нужно больше этого, чего-нибудь рискованного, свободного или… Его страсть к модным автомобилям и дорогой одежде.

Жилище, которое он себе снял и как его обставил. Его увлечение азартными играми.

Он играет — ты знаешь об этом? — и по-крупному.

Как Поль узнал об этом? От следователя, наверное. От Колби. Но как об этом узнал Колби?

— Какое это имеет значение?

Она услышала эти слова, выплеснувшиеся из нее в тихом кабинете. Отбросив записку в сторону, Лора положила голову на руки. «Я не верю ни одному слову, сказанному Полем; кто-то другой украл эти картины, а всему, что делает Клэй, есть простое объяснение. — Она повернулась обратно к столу и вновь взглянула на записку Лиона. — Бесполезно. — Она отодвинула ее в сторону. — Не могу думать о них; не могу думать о работе.

Я должна знать, каковы простые объяснения».

Она взглянула на свои золотые часы. Клэй купил их ей у Тиффани. Семь сорок пять. Он уже должен быть дома. Лора взяла телефон.

Просто чтобы убедиться.


Когда Поль приехал, Эмилия сидела с группой людей в «Атлантисе». Он поцеловал ее в щеку:

— Извини, опоздал, не уследил за временем. Она познакомила его с остальными.

— Они составили мне компанию, — беззаботно сказала она. — Хорошо, что я встретила их; иначе пришлось бы сидеть здесь одной целых полчаса.

Поль посмотрел вокруг, узнав трех актеров, модель из салона одежды и звезду с Бродвея.

— Здесь ты никогда не бываешь одна; вот почему ты всегда просишь меня встречать тебя тут. Мы идем обедать?

— Фи, неужели у нас неважное настроение? — пробормотала она, когда они шли по Первой авеню. — Причиной тому я или трудный день?

— Был весьма трудный день, но не думаю, чтобы я был в плохом настроении. Эмилия молчала.

— Ты говорила с Барри?

— Нет. У него был народ из Рима. Секретарша сказала, что он освободится в понедельник. Он должен будет увидеть меня, иначе я закачу ему жуткий скандал. Он знает, я несчастна; он не может отодвинуть меня в сторону.

— Уверен, он встретится с тобой; ты его любимая модель.

— Что-то не очень это заметно. Они немного помолчали.

— Чем ты была сегодня занята? — спросил Поль.

— Делала покупки для круиза. Он вопросительно посмотрел на нее:

— Ты собираешься в круиз?

— Целая группа отправляется в декабре в круиз. Я подумала, что мы могли бы поехать с ними; к тому времени ты бы закончил свой фильм.

— Не уверен.

— Ты мне говорил, что закончишь его к тому времени! Мне хочется поехать в круиз, Поль. Или опять твоя семья? Неужели нельзя пропустить хоть одно Рождество?

— Конечно, мы могли бы. Я не думал о них.

— Тогда в чем дело?

Они добрались до ресторана «Эль Нидо»; Поль придержал дверь, пропуская Эмилию вперед. Мгновенно в маленьком, тесном вестибюле появился метрдотель. Красота Эмилии всегда привлекала внимание, даже здесь, в Манхэттене, где подразумевалось, что женщины прекрасны, их практически немедленно провели к столу, стоявшему в центре ресторана. Здесь их было видно отовсюду. Поль осмотрел зал: это был один из его любимых залов, со стенами, отделанными досками. Темные зеркала из тонированного стекла отражали обедавших, среди которых он узнал нескольких режиссеров и дизайнеров, актера, снимавшегося в фильме, завоевавшем этой весной «Оскара». Эмилия всегда выбирала места, где она была не единственной знаменитостью. Женитьба на ней научила Поля, что существовало множество выдающихся знаменитостей, которые, собравшись в ресторане, чувствовали себя частью изысканного клуба, вместо того чтобы дрейфовать поодиночке в этом изменчивом мире.

Поль заказал бутылку вина, Эмилия снова заговорила:

— В чем тогда дело? Если ты не думал о своей семье, о чем же тогда?

— О фильме. Я меняю его ракурс, из-за этого получается небольшой шаг назад. Если я вообще буду его делать.

Она неотрывно смотрела на него:

— Он более чем наполовину завершен. Телекомпания оставила месяц на монтаж. Не можешь же ты просто сказать им, что не будешь его снимать? Они могут отказаться помочь финансировать другую работу.

— Есть шанс, и мне нужно испытать его, — сказал он, — мне не нравится, как складывается фильм. Я не буду его доделывать, если и дальше все пойдет таким образом.

— А как насчет Сэма Колби?

— Пока не решил, что делать, Эмилия. Хочу поразмышлять над этим.

Официант принес вино, Эмилия ждала, пока он наполнит бокалы.

— Думаю, ты прав. Ты должен бросить этот фильм.

— Я этого не говорил.

— Однако ты настроился бросить его; ты даже идешь на риск, что телекомпания бросит тебя. Я не права? Тебе действительно лучше бросить его и заняться чем-нибудь другим.

— Я лучше откажусь от фильма, чем делать его таким, как он есть сейчас. Но мне нравится идея фильма о Сэме. Если бы мне удалось убедить его провести нас по некоторым из его предыдущих дел, я смог бы использовать многое из того, что уже отснял. Не лучший выход, но он мог бы сработать.

— А мог бы и нет. К чему рисковать?

— Потому что у меня нет ничего, что волновало бы меня в настоящий момент.

— Как насчет другого? Фильма совершенно другого жанра?

— Я не хочу снимать фильмы другого жанра. С какой стати? Я только приблизился к точке, где чувствую себя уютно с документальными фильмами; я знаю, что хочу сделать, и в большинстве случаев знаю как.

— Но ты мог бы освоить также и другой вид фильмов.

Она наклонилась вперед, положив свои руки на его руки.

— Поль, мне предлагают сняться в мини-телесериалах. Модели часто занимаются этим, продвигаясь в кино и на телевидении. Думаю, мне это понравится. Знаю, у меня неплохо получится. Когда мы были на побережье, я прочитала одну книгу; замечательно, один из моих друзей собирается написать сценарий для меня в главной роли. Он уверен, что сумеет заинтересовать кое-кого из телекомпании, если выберет режиссера с именем.

Глядя на ее оживленное лицо, Поль удивленно поднял брови:

— Надеюсь, ты не имеешь в виду, чтобы я ставил этот фильм.

— Именно так. Для тебя было бы замечательно.

— Нет. Эмилия, о чем, черт подери, ты думаешь? — Официант появился около их стола.

— Если позволите… особые блюда… — проговорил он без остановки, заполняя лист заказа. К моменту, когда они сделали заказ и официант удалился, лицо Эмилии стало решительным.

— Не нужно делать вид, будто я сумасшедшая. Помнится, как-то раз я сказала, что не думаю, будто фотограф может снимать фильмы; ты сказал, что мог бы овладеть всем чем угодно, если решишь. Больше я ни о чем тебя не прошу. Сейчас самое лучшее время, ты разочарован и готов к новому.

— Я не говорил, что разочарован или готов для нового.

— Ну, ты должен. Что ты получил за всю свою работу? Какую-то темную награду с фестиваля во Франции!

— Я очень горжусь этой наградой, — спокойно сказал Поль.

Эмилия закусила губу:

— Извини, конечно, ты горд. Я тоже. Теперь открывается новая возможность. Поль, это невероятно. Такое случается нечасто!

— Что за возможность?

— Для меня сняться в главной роли в мини-сериалах!

Поль осушил свой бокал с вином и откинулся на спинку стула; незамедлительно материализовавшийся официант вновь наполнил его. Поль рассматривал Эмилию.

— Ты хочешь, чтобы я стал режиссером телефильма, чтобы ты могла сняться в одном из них?

— Я слышала, как о тебе много говорили в Лос-Анджелесе, — сказала она. — У тебя громкое имя за пределами этого города, у меня и моего друга сценариста тоже. Мы втроем не можем потерпеть поражение, Поль. А это то, что мне необходимо.

Наступила пауза. Затем Поль кивнул:

— В этом подлинная причина, так? Ты не получила того количества предложений, как в прошлом году?

— Понимаешь, всегда бывают моменты затишья, — проговорила Эмилия. — Сейчас им нужны длинные, поджарые девицы, американизированного типа. Но эта мода скоро пройдет; я не особенно беспокоюсь, вовсе нет. Дело в том, что я готова для новых начинаний; уверена, ты согласишься с этим. Ты сам постоянно искал что-нибудь новое, помнишь? Мне нужно, чтобы ты оказался тем, кем, по твоим словам, ты являлся.

— Я кинодокументалист, — глаза его потемнели, когда он глядел на нее, — но ты хочешь, чтобы я стал кем-то другим, в чем я совершенно не заинтересован.

— Откуда ты знаешь? Ты ни разу не пробовал!

— Тебе нужен режиссер с именем. Гораздо важнее то, что тебе безразлично какой, лишь бы удалось достать. И ты считаешь, что сможешь заполучить того, что сидит напротив тебя за столом и спит с тобой в одной постели?

— Что это значит?

Подали закуски, но они не обратили на них внимания.

— Ты хотела стать моделью и просила меня сделать твои фотографии, ты использовала мое положение, чтобы произвести впечатление на Маркена. А теперь ты хочешь, чтобы я использовал свое имя и помог тебе сделать телесериал, потому что твоя карьера модели, видимо, движется к закату.

Она высоко вскинула голову:

— Что плохого в том, что жена просит мужа помочь?

— Я не был твоим мужем, когда ты просила меня фотографировать тебя. — Он грустно усмехнулся. — Знаешь, Эмилия, немногим более семи лет назад я верил, что женщина, которую я любил, была охотницей за деньгами. Это было одной из причин, побудившей меня отвернуться от нее. Но все кончилось тем, что женился я, как видно, на одной из них, не так ли?

— О чем ты говоришь?

— У тебя достаточно собственных денег, поэтому мне никогда не приходило в голову, что ты можешь быть такой же, но тебе нужно другое: выйти замуж, быть моделью, теперь ты хочешь стать актрисой. А я — средство для добывания всего, что ты хочешь.

— Для этого и существует муж. Не могу поверить, что все это ты говоришь мне. Я хорошая жена; читаю книги по производству фильмов, чтобы тебе было с кем поговорить, читаю газеты, чтобы, если тебе захочется, мы могли поговорить о политике, торчу дома больше, чем другие женщины моей профессии, упорно тружусь, чтобы быть дома как можно чаще. Я все делаю правильно, Поль, и я делала все, что могла, чтобы быть хорошей женой.

— Ты и была ею. Но этого мало, чтобы заставить меня бросить то, в чем я глубоко заинтересован, только потому, что у тебя появились фантазии…

— Знаю, что недостаточно. Знаю, ты хочешь иметь детей. Мы можем подумать о семье сейчас, если это действительно важно для тебя; мы женаты достаточно долго…

— Эмилия, — произнес Поль, и голос его был таким мягким, что ее охватил ужас. Ей хотелось, чтобы он кричал, тогда бы она знала, что его волнует то, о чем они говорили.

— А все эти вечера, — накинулась она. — Я устраивала их для тебя в той же степени, что и для себя, потому что тебе нужно было общаться с людьми, которые могли оказать содействие. Я так много помогала тебе! Что ж, если ты хочешь поговорить о моих фотографиях, то они помогли тебе так же, как и мне, они принесли тебе известность в Нью-Йорке, они принесли тебе комиссионные! Я знала, что так и будет, но ты повернул так, словно я вовсе не думала о тебе. Это ты не думал обо мне; ты думаешь только о себе и твоих проклятых фильмах. Тебе не важно, что я хочу, что мне нужно; тебе важно делать в точности то, что ты хочешь, когда ты этого пожелаешь. Ты эгоист, Поль Дженсен; я понятия не имела, насколько ты эгоистичен, самоуверен и упрям…

— Эмилия, прекрати.

Окруженный звуками задушевных голосов и громкого смеха, Поль расслышал напряжение истерики в поставленном голосе Эмилии, отодвинул стул, обойдя вокруг стола, встал около нее.

— Мы едем домой.

Он повернулся к метрдотелю:

— Извините. Ваш персонал совершенно ни при чем; все было на высшем уровне, как всегда. Обед запишите на мой счет.

Метрдотель поклонился:

— Надеюсь, недомогание быстро пройдет. Он отлично знал природу этого недомогания — ссора. Наверное, он видел их великое множество.

— Спасибо, — проговорил Поль.

Спустя несколько мгновений они с Эмилией шли по направлению к Саттон-плейс.

— Я не хотела так волноваться, — сказала Эмилия. — Мы могли бы поговорить спокойно, правда? Но тебе не следовало называть меня охотницей за состоянием, когда я просила всего лишь помощи. Все обращаются за помощью, особенно женщины; мы не ходим, пробивая, проталкивая, действуя подобно мужчинам. Может быть, поэтому мы и живем дольше. Мы позволяем другим выравнивать дорогу перед нами. Все женщины поступают таким образом, Поль, ты же знаешь.