— Лора, — совсем тихо произнес он, и она, словно завороженная, пошла к нему, в его объятия.

— Я думала: как это странно, быть вдвоем в этом доме, — прошептала Лора, почти касаясь губами его уха, и произнесенные слова были настолько легки, что напоминали дуновение ветерка.

Он поцеловал ее, и они вместе, забыв о тарелках, отправились наверх, в ее апартаменты.


Так было все это золотистое лето. Поль встречал Лору с работы, ожидая в своем автомобиле, и они ужинали в ресторанчике или за круглым столом на кухне, а высокие свечи своим теплым, мерцающим светом словно заключали их в волшебный круг. После ужина они ехали на концерт или в театр, а иногда, взявшись за руки, просто бродили по Гарвард-сквер, заглядывая в магазинчики, наблюдая за людьми до тех пор, пока желание не вело их обратно, в комнату Лоры, где они любили друг друга, отдыхали, засыпали и просыпались вновь, чтобы заниматься любовью до рассвета, а утром, на залитой солнцем кухне, они вместе готовили завтрак. Потом он отвозил Лору на работу, перед тем как отправиться в свою студию, чтобы заняться серией ее портретов, так как однажды, проснувшись утром, он объявил ей, что у него вновь пробудился интерес к фотографии.

На выходные дни они уезжали на Кейп-Код, где Лора жила в коттедже, который предложил ей Оуэн как раз перед тем, как их обокрали, а Поль жил со своими родителями.

— Я не могу проводить с тобой ночь, когда рядом вся семья, — сказала она в ответ на его возражения. — Это как будто вывесить флаг перед их носом. И так твой папа не одобряет наших отношений.

— Одобряет, ты ему нравишься.

— Он называет меня твоим развлечением и интересуется, как долго это продлится.

— Откуда ты знаешь?

— Мне сказала Эллисон.

— Эллисон не следовало этого говорить.

— Разве мне не стоит знать, что говорят твои родители?

— Если бы это имело значение. Но это не имеет значения.

— Ты любишь своего отца, и тебе важно, что он думает.

— До тех пор, пока ты не сочтешь, что он неправ. Лора, они знают, что я остаюсь у тебя в доме в Бостоне.

— Мне все равно. Я просто не могу выйти утром из дома, как будто заявляя всем: смотрите, мы только что встали с постели.

— Зато это будет честно.

— Иногда лучше быть не совсем честной. Он пожал плечами.

— Как хочешь. — Но увидел, что неожиданно ее глаза беспокойно вспыхнули, и, мгновенно улыбнувшись, он сказал: — Знаешь как ты прекрасна? Впервые в жизни я нахожу Бостон таким привлекательным в эту жару в июле, что провожу в нем пять дней в неделю.

Они рассмеялись оба, и к концу лета Поль начал понимать, что она права: зачем обострять отношения с семьей, если этим ничего не добьешься.

Страсть Лоры принадлежала ему все дни в Бостоне, да и на Кейп-Коде они проводили вместе первую половину ночи; он был зачарован ею, его чувство росло с каждым днем, и он владел ее сердцем. Даже если бы он не был в этом уверен, Эллисон подтвердила это.

Они с Тэдом путешествовали по Канаде, и она звонила почти каждый день и разговаривала с семьей чаще, чем когда жила с ними. Говоря с Полем, они рассказывали друг другу о себе, с остальными членами семьи она беседовала о погоде и пейзажах.

— Она обожает тебя, — сказала как-то Эллисон, звоня из Лейк-Луиза. — Ты должен знать это. Она даже не скрывает. Ты знаешь?

— Да, — ответил он, — но мне приятно это слышать от тебя. Ты хорошо проводишь время?

— Разве я не послала тебе открытку, где сообщила об этом?

— Да. И Лора, и Оуэн тоже получили открытки. Но ты там добавила, что хотела бы, чтобы и мы были с тобой, и у нас создалось впечатление, что тебе этого действительно хочется.

Эллисон коротко рассмеялась:

— Да. Так почему же ты не приехал ко мне, промчавшись через всю Канаду?

— Дорогая Эллисон, если ты не испытываешь наслаждения, проводя отпуск в обществе Тэда, как ты собираешься выходить за него замуж?

— Хороший вопрос! Ты собираешься жениться на Лоре?

— Я не думал об этом.

— Дерьмо!

— Я думал об этом, но, кажется, никакой спешки нет. Лора что-то сказала тебе об этом, когда вы говорили на прошлой неделе?

— Нет, но судя по тому, что говорят все остальные, лето выдалось тяжелое и горячее. Мне жаль, что меня нет с вами.

— Что говорят все?

— Ну, мама говорит, что ты стал более спокойным и внимательным, почти домоседом, в сравнении с тем, каков ты обычно. Папа говорит, что видит каждый день, как ты ждешь Лору перед отелем. Интересно, он что, половину дня проводит, выглядывая из окон своего офиса? А кузины рассказывают о долгих прогулках по пляжу и поездках на лодке, о поцелуях на веранде коттеджа. Вы же не невидимки! Ты любишь ее?

— А ты любишь Тэда? Насколько я помню, ты выходишь за него замуж в октябре.

— Нет, не думаю, что это произойдет. Скорее, я просто не уверена. Как бы то ни было, у меня не будет свадьбы, напоминающей коронацию. Если я решу выйти за Тэда, все будет очень скромно и, может, я решусь на это в самую последнюю минуту.

— Я буду знать об этом заранее?

— Конечно. Я хочу, чтобы ты был на свадьбе и Лора тоже. Давай поговорим о ней. Ты злишься, что я спросила, любишь ли ты ее?

— Дорогая Эллисон, я не могу на тебя злиться, — его голос был очень нежен. — Если я смогу помочь тебе разобраться в твоих сомнениях, пожалуйста, звони. А когда я захочу поговорить о Лоре, я позвоню тебе.

— Она тебе подходит. Ты сейчас очень милый и славный. Не такой нетерпимый. И так приятно и необычно, что ты проводишь с нами времени больше, чем неделю-другую за лето. Поль, я люблю Лору и люблю тебя, я не хочу принимать чью-либо сторону. Я не хочу, чтобы вы делали друг другу больно. Поэтому относитесь друг к другу хорошо, ладно?

— Мы так и делаем. — Он улыбался, когда, простившись, повесил трубку.

Почти все члены семьи пытались поговорить с Полем о Лоре, стараясь выяснить, насколько серьезно он к ней относится. Только Оуэн не заводил разговор на эту тему до самого сентября, когда все готовились к возвращению в город. Тогда он заговорил с Лорой.

Они упаковывали книги, которые были нужны ему в библиотеке в Бостоне, и каждую он просматривал, прежде чем положить в коробку.

— Какое было интересное лето, — небрежно бросил он, изучая надпись на «Истории Рима».

Сидя на полу рядом с ним, Лора улыбнулась:

— Да, правда. Я многому научилась у Жюля. Я не смогу вас отблагодарить за эту работу.

— Я не Жюля имел в виду, — сказал Оуэн, пристально глядя на нее. — Но если хочешь поговорить о нем, я не возражаю.

— Извините, — произнесла она, смутившись. — Я знаю, что вы имеете в виду Поля. Но вы никогда не спрашивали о нем, поэтому я думала, вы не одобряете наши отношения.

— То, что вы спите вместе или что вы любите друг друга?

Заметив ее быстрый удивленно-смущенный взгляд, он положил ей руку на голову:

— Ты действительно думала, что я ничего не знаю? Конечно, я уже в преклонном возрасте, но голова у меня еще светлая. Да и Ленни рассказала мне.

Лора невольно улыбнулась:

— О нас все говорят, да?

— Конечно, говорят. Кто устоит перед соблазном не посудачить о молодых влюбленных, которые все время вместе, и это очевидно для всех? Я думаю, ты могла бы прийти ко мне, чтобы рассказать о своих чувствах.

— Извините меня, — повторила Лора, — я хотела, но думала, что вы не одобрите этого.

— Ты имеешь в виду то, что вы спите вместе? — Она кивнула. — Признаюсь, это не та форма отношений, о которых я могу судить на основании своего опыта. Ленни говорит, что сейчас все молодые люди так поступают. Для меня это удивительно, но я никого не сужу. Однако я немного тоскую по тем временам, когда был молод и порядочный мужчина не мог даже попытаться поцеловать женщину до помолвки. Даже тогда он спрашивал ее разрешения. И не всегда получал его.

— Вы спрашивали разрешения у Айрис? Оуэн улыбнулся:

— Насколько я помню, нам это приходило в голову одновременно и по этому поводу у нас не было долгих дискуссий.

Они улыбнулись друг другу.

— А потом вы попросили ее выйти за вас замуж?

Он посмотрел на фотографию Айрис, стоящую рядом с уродливым узловатым деревом на Кейп-Коде. Прямые волосы развевались на ветру за спиной, она смеялась, прикрыв глаза рукой от солнца.

— Знаешь, я не помню, спрашивал ли я ее об этом. Однажды вечером мы сидели у нее в гостиной и через открытую дверь видели ее отца, сидящего в кабинете. Он читал газету и держал ее перед собой так, чтобы мы могли целоваться, а потом мы заметили, что говорим уже о том, где будем жить.

Лицо Лоры стало задумчивым.

— Вы с Айрис всегда думали одинаково?

— Почти всегда. — Оуэн опять положил руку на голову Лоры, медленно-медленно, в такт своим воспоминаниям гладя ее блестящие волосы. — И чем дольше мы были вместе, тем чаще. Вначале я был несколько необуздан, еще не вполне сформировался, как мужчина, а Айрис была женщиной, которая знала, что хочет. Она не пыталась изменить меня, по крайней мере, так, чтобы я заметил это, но очень целенаправленно лепила свою собственную жизнь так, как считала правильным и важным, и спустя какое-то время я разделял уже все ее стремления. Никогда не знал, каким волшебством она это сотворила, но очень скоро я стал семейным человеком, который со службы шел домой, воспитывал детей, строил отели для жены и сыновей, а не только для себя, и два или три раза в неделю облачался в смокинг, потому что моя красивая жена обожала балы. — Он посмотрел на Лору. — Как-то она сказала мне, что больше всего я ей нравлюсь, когда на мне нет ничего, потом в голубых джинсах и спортивной рубашке, а уж потом — в смокинге. Я думаю, с ее стороны изумительно отважно было говорить об этом.

— Да. Вам повезло — вместе вам было хорошо и весело.

— Знаешь, мы никогда не называли это так, но ты права: нам действительно было хорошо вместе. О, дорогая, все было так чудесно, радостно, казалось, нашу жизнь освещал свет, который не меркнул все годы. Когда она умерла, настала тьма. Я стоял рядом с гробом, но не видел ее, потому что не было света. Глазами своей памяти я видел ее только улыбающейся, когда она лежала рядом, смеющейся, когда она танцевала дома на Бикон-Хилл, в первый раз, когда она нянчила ребенка в колыбели в нашей спальне, а я лежал и наслаждался красотой и покоем этого мгновения. О, мое дорогое дитя, если бы я мог дать почувствовать тебе, как все у нас было! Мужчина может сеять зерно, построить империю, но это ничего не стоит, если он не может принести все женщине, которую любит и лелеет, и сказать: «Прими это от меня. Я сделал это для тебя, и отныне это — твое». Айрис была моей женой, центром, но также и границей всего, чего я когда-либо хотел.

Он замолчал и откашлялся.

— А потом она заболела. И все шло так быстро, что у нас даже не было возможности попрощаться. И она умерла… — Его голос прервался, потом он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он все еще нежно гладил голову Лоры, откашливался снова и снова, но голос оставался все же хрипловатым, когда он продолжил: — Я бродил по дому, протягивал руки, чтобы дотронуться до нее, но мои руки были пусты, как пуста моя жизнь. Я злился и кричал ее платьям, висящим в шкафу: «Черт тебя возьми! Как ты оставила меня, когда знала, что я люблю тебя и ты нужна мне?!» Какое-то время я был настолько зол, что даже не носил траура. А потом гнев утих, и ничего не осталось. Тогда я сделался равнодушен ко всему. Два года я никуда не выходил, Роза заботилась о Феликсе и Асе и обо всем остальном, а я сидел дома и заново переживал годы, прожитые с Айрис, потому что это были единственные годы, которые имели для меня смысл. Роза, уперев руки в бока, стоя в проеме двери, говорила мне, что пора найти кого-нибудь, кто подарит мне дружбу, а может, и любовь, но я не смог сделать этого. Мне было очень тяжело и больно, я жаждал темноты; потому что в темноте была Айрис.

В комнате царила тишина. Лора взяла его руку, которая покоилась на ее голове, и поцеловала. Оуэн почувствовал слезы на ее щеках.

— Она как-то особенно улыбалась, — сказал он. — Будто все вокруг для нее было ново, будто все, на что она обращала взор, становилось прекрасным и удивительным открытием. Ты улыбаешься так же, как она, твои глаза загораются тем же светом. Когда ты улыбаешься, я почти вижу Айрис. Волосы у нее были почти такого же цвета, как и твои, чуть темнее, но не намного. И очень длинные, она укладывала их в сложную высокую прическу. А иногда ее взгляд был таким, словно она где-то далеко и видит то, что мы, остальные, видеть не можем… Нет, в ее взгляде было нечто большее, как тайна, которая принадлежала только ей. У тебя такой же взгляд.

Пораженная, Лора смотрела на него:

— Как будто у меня есть тайна? Он кивнул:

— Это первое, что я увидел в тебе в тот день на пляже, и чувство это сохранилось до сих пор. Тайна. Это заставляет меня желать узнать, что скрывается за этим отрешенным взглядом. Айрис была такой же. В ней была загадка, и в ней была красота. Красота есть и в твоих глазах, и в улыбке. — Он замолчал, молчала и Лора. — Два года я сидел в кресле и вновь переживал эти годы с Айрис. Как-то в один из дней почему-то я стал думать об отелях. И, несмотря на то что я пытался не слишком углубляться в это, так как воспоминания об Айрис были важнее, я стал очень серьезно к этому относиться и уже не смог остановиться. Тогда я вновь вернулся к работе. — Он замолчал. — Итак, дорогая Лора, ты видишь, что я уделял большое внимание браку, любви, сексу. И тебе я уделяю большое внимание. Поэтому, если у тебя роман, а у меня появляются некоторые сомнения на этот счет, я должен их высказать. Лора удивленно спросила: