Анна Дубчак - Натали

Девушка кивнула.

– Мне кажется, что Париж просто кишит русскими…

– Так оно и есть…

– Но ты-то как здесь оказалась?

– Топ-модель, как же еще… дешевые проститутки из России. – Она горько усмехнулась. Высокая, красивая, с русой косой, перекинутой через плечо. И горничная. – Горничной как-то поспокойнее… Я, слава Богу, вышла замуж, теперь я гражданка Франции, и меня охраняет закон.

– Мне как к тебе обращаться: Катя или Катрин?

– Лучше Катрин, от Кати я уже отвыкла.

– А тебе заплатят за работу переводчицы?

– Да, поскольку с вас обязательно вычтут за эту услугу…

– Вот и отлично. Тогда давай договоримся следующим образом: ты переводишь, только не пытаешься что-либо понять… Идет?

– Меня даже не надо было предупреждать.

– Тогда позвони вот по этому телефону, спроси Фредерика Байе, представься Изабель Гомариз и расспроси веселым тоном, откуда он брал вино для своей вечеринки, устроенной им 12 августа 1996 года. Ты можешь даже притвориться пьяной, расхохотаться и все в таком духе… И если это возможно, назначь встречу… Я понимаю, что это сложно и что здесь к вопросу о переводе надо бы подойти несколько более творчески, но я заплачу тебе столько, сколько ты скажешь… Понимаешь, это для меня очень важно… Ты готова повторить все то, что я тебе только что сказала?

Катрин смотрела на Наталию широко раскрытыми глазами. Она словно задумалась. Но потом очнулась, встрепенулась и взялась за трубку.

– Итак… Меня зовут Изабель Гомариз… – повторила она в точности все, что услышала, и, переведя дух, тряхнула головой, расслабилась в кресле, закинула ногу на ногу и, пытаясь войти в роль, набрала номер Байе…

Она говорила на французском, и звучало это так естественно и колоритно, что Наталия чуть было сама не поверила в то, что сидящая перед ней русская горничная пьяная встельку.

Когда Катрин положила трубку, ей понадобилось какое-то время, чтобы вновь вернуться в свое обычное состояние. А потом она расхохоталась.

– Отлично… Так что тебе сказал мсье Фредерик?

– Он сказал, что вино он берет у своего соседа, Пьера… И тогда я сказала, что хотела бы еще раз попробовать такого же вина… Я правильно сделала?

– Конечно, продолжай…

– И он ответил мне, что готов встретиться со мной хоть сейчас и угостить этим чудным вином… Он даже сказал мне адрес…

– Ты его запомнила?

– Конечно… Это на острове Сен-Луи… Я спросила его, могу ли я взять с собой подружку, и он ответил, что это будет очень мило с моей стороны… Мне показалось, что и он немного навеселе…

– А как он отнесся к тому, что ты назвалась Изабель Гомариз?

– Обыкновенно, сказал, что очень рад…

– Но ты не почувствовала, он действительно знаком с этой Изабель или его приветствие прозвучало просто как дежурная учтивость?..

– Не думаю, что он помнит Изабель… Хотя кто его знает…

Катрин зашла в конторку администратора и переговорила с ним о работе переводчицы, после чего, дождавшись, когда ее сменит на этаже другая горничная, переоделась, и они вместе с Натали поехали на такси на остров Сен-Луи.

Была ветреная декабрьская ночь. Кое-где на тротуарах лежал снег.

Машина остановилась возле освещенного четырехэтажного дома.

– Это здесь, – перевела Катрин. Она была в короткой норковой шубке и по сравнению с Наталией выглядела, конечно, менее респектабельно, хотя для горничной, можно сказать, шикарно.

Наталия расплатилась и толкнула перед собой калитку, ведущую во двор дома.

– Здесь два подъезда, значит, четыре квартиры…

– Ты хочешь сказать, что каждая квартира занимает четверть дома?

– Конечно, это же двухэтажные большие квартиры… Байе живет в третьей квартире, это второй подъезд, первый этаж…

Они остановились у подъезда, освещенного снаружи дома высоким фонарем, и позвонили. На звонок вышла консьержка, полная крашеная блондинка с красным лицом и маленькими черными глазками. Покатые плечи ее были прикрыты розовой вязаной шалью.

Катрин объяснила ей, к кому они пришли, и женщина впустила их в дом и даже показала дверь, где жил Байе.

Все остальное происходило почти так же, как и в прошлый раз.

С той лишь разницей, что Фредерик был дома один. Его огромная квартира была ярко освещена, в ней было тепло и красиво от обилия стильных и дорогих вещей… Звучала музыка, работал телевизор, из кухни тянуло чем-то вкусным, постоянно звонил телефон…

Фредерик Байе был высоким и худым мужчиной лет сорока с небольшим. Прямые черные волосы до плеч, длинное, как у лошади, лицо с большими янтарного оттенка глазами и тонкими губами, обаятельнейшая улыбка и ровные, но тоже длинные узкие зубы… На нем были красная домашняя куртка и черные мягкие брюки.

Когда на столе появились темного стекла бутылки с остатками грязи и паутины, Наталия долго смотрела, как Фредерик протирает их тряпкой, чтобы потом перелить вино в хрустальный графин.

– Он говорит, что помнит вас, – переводила Катрин, – но говорит, что не помнит меня… Он обращается к вам как к Изабель, он думает, что вы – это Изабель, а я – Наташа…

– Ты объясни ему, что это ты Изабель, а я Наташа…

Она перевела.

– Он сказал, что Изабель Гомариз похожа на мальчика и что ее на самом деле зовут совершенно иначе, что она веселая девочка, но сейчас она далеко отсюда…

– Где? Спроси его, где она?

– В Алжире.

– Как зовут соседа, и какого года это вино?

– Вино 1961 года, а соседа зовут Пьер Барт…

– Барт? Ты сказала Барт? Спроси, не было ли у него сестры, которую звали Эдит? – Наталия сделала несколько глотков вина, чтобы промочить горло.

Они сидели за большим столом, заставленным разными закусками, которые хозяин заказал в ресторане на соседней улице и которые принесли спустя четверть часа после их прихода.

Когда Катрин перевела ему вопрос, он поджал губы и закивал.

– Да, он говорит, что у него была сестра Эдит, талантливая художница, но она пропала…

– Спроси, ее не было на той самой вечеринке?

– Нет, он говорит, что не было…

– А Седрик Беар – это имя ему что-то говорит?

Фредерик развел руками и опустил голову. Наталия поняла, что ему известно о смерти Седрика.

– Да, это крупный издатель, «хороший парень», как он говорит, его ограбили, убили, отрезали голову и бросили ее в Сену…

– Спроси, а тело не нашли?

– Вы что, из полиции? – спросила вдруг Катрин и поморщилась.

– Нет… Просто я ищу одного человека… Понимаешь, меня принимают за другого человека и мне надо доказать, что я – это я, а она – это она… – Наталия специально запутывала Катрин, чтобы не вызвать в ней подозрений.

Она спросила, не нашли ли тело Седрика.

– Нет, не нашли…

– А когда он был последний раз в винном погребе своего соседа Пьера?

– Сегодня утром.

Опять тупик.

– А где сам Пьер?

– Он практически не живет во Франции, у него дом в Лозанне и художественная мастерская в Берлине… Он раньше сдавал дом, но после исчезновения сестры уехал в Берлин, поручив Фредерику присматривать за домом, и чуть позже вообще продал ему его.

– Спроси его, у него есть телефон этого Пьера в Берлине или Лозанне?

Она спросила.

– Он хочет узнать, почему мадемуазель задает так много вопросов…

– Передай ему, что я была дружна с Эдит и потому все, что с ней связано хоть как-то, меня очень интересует…

Она перевела.

Тогда Фредерик налил еще вина и провозгласил тост за Эдит.

Спустя какое-то время все трое завалились на большую кровать, взяв с собой поднос с устрицами.

Катрин по просьбе Наталии звонила в Лозанну, Пьеру Барту.

– Наговори ему все, что угодно, только узнай адрес… – инструктировала ее Наталия, чувствуя, что идет по следу. Еще немного, и круг должен замкнуться.

Но с Пьером Катрин разговаривала довольно долго.

Прикрыв трубку, она сообщила, что у него гости, которые пришли к нему сразу после выставки, и они отмечают это событие…

– Тебе сегодня прямо везет на пьяных французов, – заметила Наталия.

Катрин, разложив блокнот Наталии прямо на подносе, среди устриц и долек лимона, быстро записывала адрес.

– Mersi… – улыбалась она Пьеру, говорившему ей, очевидно, комплимент, находясь по другую сторону провода, в далекой Швейцарии.

– Запиши и адрес в Берлине… – твердила Наталия, чувствуя, что еще немного – и Фредерик, который стал смотреть на нее довольно настороженно, взорвется и наговорит им обеим грубостей. Она понимала, что лишь благодаря выпитому им вину гостеприимный хозяин терпит выходки своих странных гостей.

Как она жалела о том, что не знает французского! Тогда бы ей не понадобилась помощь Катрин, и все, что ей нужно было, она узнала бы более тонким образом, выведала бы, выпотрошила, вызнала…

Схватив блокнот и стряхнув с него капли лимонного сока и вина, она спрятала его в карман жакета, висевшего на спинке стула, и поняла, что смертельно устала…

Фредерик проводил девушек в ванную и принес полотенца и халаты.

Когда они вернулись в спальню, то вместо погрома на кровати увидели расстеленную постель с тремя подушками в изголовье, посередине которой лежал и уже почти дремал Байе. Увидев Наталию с Катрин, он что-то пробормотал, откидывая одеяло с обеих сторон, словно приглашая их.

– Что он сказал? – спросила Натали.

– Он сказал, чтобы мы ложились рядом с ним, что он любит нас.

Утром, лишь выпив по чашке кофе, Наталия с Катрин, тепло попрощавшись с Фредериком и пообещав ему позвонить, вернулись в «Клеридж».

– Ты мне понадобишься и сегодня… Катрин, если это возможно, останься со мной… – Она достала несколько сотен франков и протянула их девушке. Катрин благодарно кивнула и приняла деньги.

– Хорошо, я предупрежу, что буду работать и сегодня, хотя вообще-то у меня выходной… Мы куда-нибудь поедем?

– Пока не знаю… Ты можешь располагаться в моем номере и даже поспать, потому что я чувствую, что ты не выспалась… – Она улыбнулась, вспомнив о том, как проснулась посреди ночи от удара в спину, полученного ею в результате любовной игры Катрин с Фредериком. Чтобы не мешать им, Наталии пришлось перебраться в гостиную на диван и укрываться там двумя найденными на креслах пледами.

Катрин слегка порозовела, и действительно, уже через четверть часа Наталия слышала ее спокойное и глубокое дыхание: она спала, подложив по-детски руку под щеку, и во сне улыбалась…

Наталия смотрела на нее некоторое время, все еще не веря в то, что наконец-то нашла в этом чуждом для нее Париже человека, который поможет ей выпутаться из этой странной истории.

Искушение заказать разговор с Логиновым было так велико, что она уже было взяла трубку, но передумала и решила, что просто обязана обойтись своими силами. Главное, что она на свободе. В принципе ей ничто не мешало вернуться в Россию, она могла бы отказаться от Парижа с легкостью, как никогда, но оставить безнаказанным Луи Сора, да еще к тому же не выяснив, зачем ее вообще держали в замке, она не могла.

Пока Катрин спала, она разработала небольшой планчик на день: «1. Позвонить Анне. 2. Позвонить Ги Дюпону. 3. Позвонить Саре и сказать все, что я о ней думаю. 4. Разорить осиное гнездо в Булонском лесу…»

Последняя строчка ей понравилась больше всего, но она пока и представления не имела, как это сделать. И меньше всего ей хотелось бы привлекать к себе внимание полиции.

Она набрала номер телефона Анны Беар и замерла в ожидании, пока возьмут трубку.

– Анна, это ты? – радостно воскликнула она, услышав в трубке приятный женский голос.

– Нет, это говорит Саша, ее служанка. Ведь вы Наталия Орехова? Это вы были вчера днем и обещали заехать в девять часов?

– Ну да, конечно, это я…

– Мадам Анна мне сказала, что никакой Наталии Ореховой она не знает и впервые слышит это имя…

– Постой, если она дома, то пусть возьмет трубку, и я ей все объясню, я напомню ей про кондитерскую, про вечеринку у Байе…

– Я все понимаю, но, очевидно, у мадам, – и девушка перешла на шепот, – очевидно, у нее имелись какие-то причины, чтобы не встречаться с вами… Я говорю вам это потому, что вы понравились мне. Но мадам… Она в довольно резкой форме сказала мне, что не знает никакой Наталии Ореховой… Я говорила вам, что мадам не совсем здорова, что после смерти ее мужа ей приходится тяжело, она иногда кричит по ночам…

Наталия отметила про себя, что не хотела бы иметь такую болтливую служанку.

– …мальчик постоянно плачет…

– Не поняла, какой еще мальчик?

– Сын мадам. Его зовут Серж. Он совсем еще крохотный, ему недавно исполнился год… Такой хороший мальчик, но ему не хватает молока…

– Она кормит его? – Это был не праздный вопрос: если мальчику год и его кормят грудью, то довольно трудно объяснять столь долгое отсутствие матери дома – ведь служанка сказала, что Анна вернется лишь вечером.