Вера вообще вещь очень сильная. Наверное потому, что так иррациональна. Вера не может быть доказана, не может подтвердиться, и главное в ней - не доказательства, а именно вера. Либо есть, либо нет. Катя не верила. Кирилл верил. Вся разница. Только вот вера малыша ее убивала и заставляла надеяться, а надежду в себе она убить не могла.

   Сейчас вера Кирилла поднялась на новый виток. Теперь он всем и каждому рассказывал о Мише. Как будто рассказы о Подольском делали того материальным. Настоящим. Возможно, малыш, как и Катя, не хотел думать, что все, что было - сказка. Это все было взаправду, и Киря всеми силами теплил в себе воспоминания.

   Ребенок рассказывал о нем в центре, детям, воспитателям, просто прохожим и пассажирам в автобусе. Везде, где был, Кирилл вещал и делился своей радостью от того, что у него есть такой Миша.

   Дальше все стало хуже. За несколько дней малыш буквально замкнулся в себе, стал грубым, раздраженным, капризничал. Дошло до того, что Кате позвонила его воспитательница и вызвала на серьезную беседу.

   - Катерина Павловна, дело в том, что Кирюша в последнее время несколько...неуправляемый. Он не учится на занятиях, постоянно отвлекается, а сегодня даже подрался с двумя другими мальчиками.

   - Подрался? - ахнула Катя. - Господи!

   - Да. Не волнуйтесь, все хорошо, мы их вовремя разняли, - взмахом руки успокоила воспитательница. - Но суть в том, что такое уже не в первый раз. В последнее время Кирилл всегда такой. Скажите, у вас, может быть, что-то случилось? В семье?

   - Нет.

   - Екатерина Павловна, мы могли бы помочь. У нас есть детский психолог, она могла бы поговорить с Кириллом, позаниматься им.

   - В этом нет необходимости, - безапелляционно отрезала девушка и поднялась, стиснув в руках сумочку. - У нас в семье все прекрасно. А с племянником я поговорю сама. Больше такого не повторится.

   Женщина недовольно на нее взглянула из-под бровей, явно неудовлетворенная разговором, но понятливо кивнула и попрощалась.

   - Кирилл, ты зачем подрался? - в центре и по дороге Катя ничего выяснять не стала, тем более племянник выглядел расстроенным и потерянным.

   - Я за дело.

   - Ну за какое такое дело?

   Он громко шмыгнул носом, но промолчал.

   - Они первые начали, - не выдержав молчания, выпалил ребенок. - Я не виноват.

   - Что они начали? - она посадила его к себе на колени и обняла. - Что они начали, Кирюш?

   - Они сказали, что я врун, - опять зашмыгал носом Киря.

   - Глупости! Зачем ты на эти глупости обращаешь внимание? Тем более, драться полез. Чудо мое в перьях, - устало вздохнула девушка, почувствовав, как тонкие ручки обвиваются вокруг ее шеи. - Горе луковое.

   И хотя ребенок клятвенно пообещал больше не драться, лучше не стало. Воспитательница по-прежнему жаловалась, и если не на драки, то на что-то другое. Сам малыш замкнулся в себе, перестал расставаться с игрушечной машинкой и почти не разговаривал. Все игрушки, подаренные ему Мишей, он сложил в неаккуратную кучку у кровати и не разрешал ей их трогать. И ждал, прислушиваясь к шорохам и шагам в подъезде. А у нее смелости не хватало сказать ему, что Подольский насовсем ушел, навсегда. И больше не появится.

   Как она Кириллу в глаза посмотрит?

   С каждым днем становилось только хуже. А апогей их "хуже" пришелся как раз на эту ночь.

   Катя резко открыла глаза и, не дыша, прислушивалась к тишине квартиры. Мерно тикали часы, но было что-то еще, к чему она за столько лет привыкла и просыпалась уже на автомате. Возможно показалось, но все-таки...

   Из детской раздался надсадный, хриплый кашель, заставивший ее взлететь с кровати и в одной рубашке помчаться в комнату. Ударила по выключателю и поморщилась от яркого света. Но не это сейчас волновало в первую очередь.

   Кирилл, приподнявшись на локтях, пытался сесть и вдохнуть больше воздуха. Грудь ходила ходуном, сам ребенок тяжело и часто вдыхал, но воздуха по-прежнему не хватало. В его глазах заблестели слезы беспомощности и страха.

   - Тихо, мой сладкий, - пытаясь справиться в вроде бы привычным страхом, Катя трясущимися руками потянулась за ингалятором. Помогла Кириллу сесть прямо, поддержала его за спину. Тот кулачком уперся в грудь и умоляюще на нее посмотрел. - Все будет хорошо, мой хороший. Сейчас пройдет.

   - Тяжело... - прохрипел Кирюша и снова поверхностно, часто задышал.

   - Сейчас пройдет, - повторила Катя. - Потерпи, родной.

   "Сейчас" не прошло. Уже пошел второй час, как Кирилл свистяще, сипло дышал, не в силах сделать выдох. На висках проступили синие вены, сам малыш побледнел и покрылся испариной. Катя его поддерживала, успокаивала, лекарство давала, делала все, что должна была делать, но кашель не проходил. И не собирался.

   Ее пробрал липкий, противный ужас, сковывающий ее по рукам и ногам. Так долго это никогда не длилось. Ни разу. Грудная клетка вздулась, и Кирилл морщился, прижимая руку к груди.

   - Больно? - он кивнул и снова поморщился, пытаясь выдох сделать.

   Она видела, что Кирилл начал как-то носом клевать и явно сползать все ниже и ниже. С ужасом чуть качнула его. Тот глазки раскрыл пошире, сквозь нее посмотрел, и опять начал засыпать.

   - О господи.

   Катя растерялась и не могла взять себя в руки. Как могла - помогала. Все, что умела - делала. Но с таким никогда не сталкивалась. За считанные секунды добежала до телефона, и пока бежала, Кирилл, оставшийся без ее поддержки, начал заваливаться в бок.

   Что ей делать??? Она не знала куда кидаться. Руки тряслись. Случайно прикусила губу, но даже не почувствовала. Кому звонить? Катя сильно дернула себя за волосы, чтобы не впадать в панику. Боль отрезвила и отодвинула панику в сторону.

   Что будет, если она не справится? Сделает что-то не так? Катя как никогда остро почувствовала, насколько слаба и беспомощна. Одна.

   Словно в ответ на ее мысли в замке завозился ключ, не сразу попав в замочную скважину, и дверь распахнулась. На порог детской, не разуваясь и не раздеваясь, влетел Подольский и взглядом выхватил Кирилла и ее, стоящую на коленях у его кровати.

   - Что? - рыкнул Миша.

   Не время было расспрашивать, как и почему он здесь. Катя об этом в тот момент не думала.

   - Приступ, - заикаясь, выдохнула девушка.

   Мишка с каким-то шоком и решимостью посмотрел на Кирю, который его поначалу даже не заметил.

   - Звони в скорую, - и тут же уточнил. - Платную. Телефон знаешь?

   Она покачала головой и вцепилась в трубку. Мишка кинул ей бумажник.

   - Визитка там. Ищи, - когда она замешкалась, мужчина прикрикнул: - Быстрее!

   Его окрик подействовал на нее как ушат холодной воды. Она быстро и деловито открыла бумажник, уронила какие-то карточки, деньги, полетели на пол визитки. Подольский приблизился к кровати и присел на корточки. Наклонился, так чтобы оказаться перед Кириным лицом. Только тогда Кирилл его заметил.

   - Миша приехал, - выдохнул Кирилл и снова засипел. - Катя, Ми-ша...

   Сквозь пелену слез все номера и имена разъезжались перед глазами.

   - Хорошо, солнышко. Это хорошо.

   - Я же говорил...ты...

   - Я приехал, - прервал Подольский ребенка, которому каждое слово с трудом давалось. - Катя! - с нажимом повторил Миша.

   - Звоню.

   Скорая приехала через пять минут. Катя хотела поддержать племянника, но Подольский вызвался сам. Ей оставалось только показать как.

   Зашел статный, пожилой мужчина с девушкой и сразу направился в комнату. Следующие двадцать минут превратились в ад ожидания. Врач задавал Кате разные вопросы, она на автомате отвечала, дрожа как осиновый листочек на ветру. Зубы от волнения громко стучали, выбивая почти четкий ритм.

   - Карточка его есть? - бросил врач.

   Катя рванула в комнату и притащила толстую карту. Отдала врачу и застыла рядом, по-прежнему неистово содрогаясь. Мишка подошел сзади и прижал к себе спиной, заключая в тепло своих объятий. От всего произошедшего в последние дни, от той беспомощности, которую ощущала сейчас, от страха одиночества, вновь вернувшегося в ее сердце, когда Подольский ушел - Мишка ее своими руками сейчас огородил от всего. Она спиной чувствовала мерное, спокойное тепло его тела и успокаивалась сама, наконец-то позволив это себе.

   Когда Кирилл уснул, - почти под утро - Катя его заботливо укрыла, убрала влажную челку со лба и погасила свет. Вышла, оставив дверь приоткрытой, и двинулась на негромкие рокочущие голоса Мишки и врача.

   - Все, - врач уже заканчивал говорить. Отложил карточку в сторону, повернулся к ней и отдал исписанный под ноль лист. - Вам я написал список лекарств, уточнения насчет диеты и кое-какие пожелания, - Катя кивнула, вчитываясь в медицинский почерк доктора. - А вам, Михаил Иванович, я уже все сказал. По-хорошему, вашему сыну стоит в больницу лечь на обследование. Так, с этим закончили. Адрес и телефон я вам оставил.

   - Да, конечно. Я провожу, - Подольский посторонился, пропуская мужчину вперед, и наклонился к Катиной щеке. - Чайник пока поставь, ладно?

   Они еще о чем-то в коридоре негромко переговаривались, и только потом Мишка вернулся к ней. Катя успела накрыть на стол и соорудить нехитрый ранний - очень ранний - завтрак.

   Не говоря ни слова, он сел за стол. Ел, пил, в полнейшей тишине, даже не поднимая на нее глаз. Катю это не волновало. Она ощущала дикое облегчение, сродни тому, как скинуть с себя тонный груз. Она еще не пришла в себя - и после его ухода, и после Кириного приступа. Она смотрела на Мишку словно со стороны, находясь в отдалении, через толстое матовое стекло.

   - Еще будешь? - спросила она, когда тарелки с бутербродами и салатом опустели.

   - Нет. Кофе сделаешь еще?

   - Ты что, не спал сегодня? - Катя забрала чашку, сполоснула ее и снова навела напиток, делая мысленную заметку купить нормальный кофе, а не быстрорастворимый заменитель, который прочно обосновался в ее доме, когда ушел Подольский.

   - Не спалось, - коротко ответил Миша и подкатал рукава рубашки. - Я тебе визитку врача оставил на тумбочке. Там его личный телефон.

   - Хорошо. Ты ему заплатил?

   - Да.

   - Много?

   Ей послали тяжелый взгляд.

   - Какая разница?

   - Никакой.

   - Тогда пей свой кофе, а то остыл давно.

   Катя послушно отхлебнула и правда остывший и покрывшийся неприятной пленкой напиток.

   - Ты приехал, - утвердительно кивнула Катя, с замиранием ожидая ответа. Подольский отрывисто кивнул. - Почему?

   - Потому что.

   - Ты специально так со мной разговариваешь?

   От обиды, от бессонной ночи, от навалившихся проблем и собственной глупости, вмиг свалившихся на ее хрупкие плечи, стало тяжело. А Мишка только добавил масла в огонь. Как по заказу из глаз покатились крупные слезы обиды и облегчения, и в этот раз Катя не видела смысла их скрывать и прятать.

   Миша сразу подобрался, посмотрел на нее с опаской и нервно заерзал.

   - Я тебя прошу, только без этого...

   Она громко и обиженно всхлипнула.

   - Кать, - сморщившись, простонал он. - Ну не надо, ты чего?,,

   Было надо. Она с громким звоном бухнула чашку на стол, обиженно и некрасиво сморщилась, вроде бы стараясь остановить поток прорвавшихся слез, и, поймав смирившийся обреченный взгляд, пересела к Мишке на колени, где была заботливо обнята и обласкана.

   Там, в теплых надежных, правда, несколько робких объятиях, Катя окончательно расклеилась и самозабвенно зарыдала, не обращая внимания на нерешительные попытки ее успокоить. На слова "прекрати", "пожалуйста, не надо" и "Катя, ну ты чего" она тоже внимания не обращала. И ближайшие минут пятнадцать с упоением мочила Мишкину наверняка дорогую рубашку.

   - Все? - мужчина, поглаживая ее по худой спине, отстранился и заглянул в покрасневшее, опухшее от слез лицо. Она икнула. - Буду считать, что внеплановый дождь закончился, - попробовал он отшутиться.

   Катя разгладила отсыревшую рубашку.

   - Прости.

   - Ничего страшного. С рубашкой ничего не будет.

   - Я не за нее извиняюсь, - всхлипнула девушка. - Прости меня, Миш. Я больше так не буду.

   Он неожиданно улыбнулся, совершенно не к месту, чем загнал ее в легкий ступор.

   - Ты прощение просить собралась как и Кирилл? Хоть бы слова местами поменяла.

   - Хватит надо мной смеяться, - буркнула Катя. - Это не смешно все.

   - Не смешно, - согласился Миша. - Еще раз так сделаешь - выдеру. Поняла?