— Ну, так что, хочет? — язвительно поинтересовался Рома, когда друг из спальни вышел, причем казался внешне спокойным. Малиновский даже прищурился, вглядываясь в лицо Андрея, пытаясь разглядеть раздражение. Так увлекся, что забыл про фильм, который смотрел, правда, в последние десять минут почти без звука.


Жданов, который занялся диваном, сложил его, и напоследок ногой поддал, оглянулся через плечо:


— То есть?


— Ты с такой настойчивостью интересовался, хочет ли она. — Рома весело хмыкнул, подумал, и переключил на другой канал. Сломанная рука ныла, и, по мнению Романа, не давала жить. Наверное, ещё из-за постоянной ноющей боли, он и брюзжал, как старик. В кресле развалился, ноги вытянул, и кинул на Жданова красноречивый взгляд.


Андрей же отмахнулся.


— Не обращай внимания. День начался.


— То есть, ты хочешь сказать, что вы вот так ругаетесь?


Жданов диванные подушки на диван побросал.


— А что?


— Да так, ничего.


Катя из спальни вышла, они с Малиновским столкнулись взглядами, и оба отвернулись. У Кати начало складываться впечатление, что они территорию делят. Поправила ворот кофточки, потом подошла к дивану и подушки расставила так, как они должны стоять, а не так, как их Андрей набросал. Муж же заинтересовался.


— А ты куда собралась?


— Пойду в магазин. — Глянула на Рому исподлобья. — Гостя кормить надо.


— Это меня что ли? — удивился Малиновский. — Да что вы, Катенька, я уж как-нибудь, на кое-чём.


— Ну что вы, Роман Дмитрич, как можно? Я схожу.


Андрей стоял между ними, уперев руки в бока, и думал. Потом на жену посмотрел, улыбнулся, подбадривая.


— Печенья овсяного купишь?


Дурацкая отговорка, и Катя её по достоинству оценила. Пообещала печенья купить, зная, что Жданов его любит, взяла сумку и поторопилась уйти, подозревая, что как только она выйдет за порог, Малиновский настоящий допрос Андрею устроит. Катя по его глазам видела, что он насторожился. И, возможно, разговор и состоялся, но ей об этом узнать вряд ли когда удастся. Когда она вернулась домой, специально прогуляв по магазинам дольше обычного, застала там не только Малиновского, но ещё и Севу. Мужчины втроём устроились за кухонным столом, что-то обсуждали, смеялись, на столе была распитая бутылка, тарелки с закуской, и, вообще, веселье шло полным ходом, судя по шуму и громкому гоготу. Катя на пороге кухни остановилась, наблюдая за всем этим безобразием, но улыбнулась Севе, когда тот из-за стола поднялся ей навстречу.


— Хозяйка пришла! Кать, они меня бутербродами кормят!


— Как они посмели, — проговорила она, отзываясь на его заигрывающий тон. Щёку для поцелуя подставила, когда Сева к ней полез. Легче было подставить и поцелуй принять, чем сопротивляться и объяснять, почему она так реагирует. Вот только Жданов этому, кажется, не обрадовался. Недовольно скривился, а когда поднялся, Катя ему сумки отдала.


— Где ты так долго ходишь? — проворчал он вполголоса. — Я уж звонить хотел.


— Так позвонил бы. — Оглянулась на накрытый стол. — Что празднуем?


Сева снова сел и хлопнул Рому по плечу.


— Второе рождение.


Катя брови вздёрнула, присмотрелась к захмелевшему Малиновскому.


— Он руку сломал и пару шишек наставил.


Роман Дмитрич строптиво прищурился.


— А кого-то это не радует, да?


— Меня не радует то, что всё это продолжается, — Катя указала на бутылку. — С чего начали, к тому и пришли.


— Палыч, уйми эту женщину!


Жданов взмахнул руками.


— Замолчите все! — Потом на Катю посмотрел, просительно. — Ты нас покормишь?


Катя мужу в лицо смотрела, Жданов был пьян, взгляд блуждающий, и поэтому когда он нос наморщил, это выглядело так умилительно, что она не удержалась от улыбки. И шутливо оттолкнула его от себя.


— Только не дыши на меня.


— Он не будет, — заверил её Сева. Снова поднялся, подошёл и за плечи обнял. Андрей его руку тут же от Кати оттолкнул.


— Сев, тебя жизнь, вообще, что ли ничему не учит?


— Да ладно тебе. Домашний тИран.


— Он тИран, — тут же влез Малиновский. Указал на друга пальцем, потом сместил его чуть в сторону, по направлению к Кате. — И она тоже. Короче, оба… Негодяи, — в расстройстве закончил он.


Сева же радостно хохотнул.


— Муж и жена — одна сатана.


После его слов повисла неловкая пауза, Катя заметила, какой взгляд Андрей своему болтливому другу Малиновскому адресовал, и поторопилась мужчин растолкать. Сева сам на стул сел, а Андрея пришлось толкнуть в живот.


Следующие сорок минут Катя занималась тем, что жарила этим выпивохам котлеты и прислушивалась к их разговорам. Искренне не понимала, что за повод для такой серьёзной пьянки. Говорилось о Малиновском, о том, как ему повезло, какой он молодец, чтобы дальше так держал, а Кате очень хотелось вмешаться и посоветовать Роману Дмитричу, чтобы пил поменьше и не мотался ночами не понятно где, с кем и в каком состоянии. И желательно, чтобы Андрея не спаивал и с собой нигде не таскал. Когда про Андрея в таком ключе подумала, с праведным негодованием, вдруг перепугалась собственных мыслей, отвернулась и принялась котлеты на сковороде переворачивать, пытаясь за громким шипением масла спрятать смущающие мысли. Подумала, как о настоящем муже, и на Малиновского в этот момент именно потому и злилась — что он её мужа с пути истинного сбивает.


Когда тарелка с горячими котлетами оказалась на столе, мужчины заметно оживились, а Сева попытался Катю за стол усадить. Схватился за бутылку, бестолково уставился на этикетку, потом расстроился.


— Ты ведь не будешь виски? А вино будешь? Андрюх, у нас вино есть?


Жданов взглянул с ехидством.


— У вас — не знаю. А у нас нет, все выпили.


Рома смешно погрозил им пальцем.


— Вот вы чем здесь занимаетесь! — уличил он их. Сева с Андреем непонятно почему рассмеялись, а вот Катя нахмурилась, глядя на Малиновского сверху. Все эти намёки ей не нравились.


Жданов взял её за талию и потянул вниз, желая усадить к себе на колени, но Катя воспротивилась. Забрала со стола грязную посуду, поставила другие тарелки, и посоветовала себе не обращать внимания на появившуюся на столе новую бутылку. Кажется, они всерьёз обмывали второе рождение Малиновского. Говорили, что второе, но Катя сомневалась, скорее уж десятое или близко к этому. Даже Андрей как-то рассказывал ей про три разбитые Ромкой машины. И если они каждую его аварию так отмечали, то неудивительно, что Малиновский к плохому пристрастился. Сидит в углу, пьяный и несчастный, руку свою баюкает и на жизнь жалуется. На женщин.


Роман Дмитрич Малиновский жалуется на женщин! На их коварность и черствость. Катя снова замерла, на этот раз с тарелкой в руках, и во все глаза на Малиновского уставилась. И только когда Андрей её за руку дернул, опомнилась. На мужа взглянула, заметила хитринку в его взгляде, и независимо вздёрнула подбородок.


Вскоре пожаловал ещё один гость. Совсем уж нежданный. Катя к тому времени ушла в спальню, решив мужчин одних оставить, закрыла за собой дверь и некоторое время наслаждалась тишиной и покоем. До спальни лишь иногда долетали отдельные выкрики и смех, особо громкий. Переоделась, взяла книгу, которую уже месяц не могла дочитать, устроилась на кровати, и вот тут раздался звонок в дверь. Ещё подождала, надеясь, что Андрей откроет, но прошла минута, и звонок повторился. Пришлось идти. Дверь открыла, надеясь, что это не соседи, которые пришли на шум жаловаться, и застыла, глядя на Воропаева. Тот стоял перед ней в небрежной позе, но взгляд на удивление спокойный, видимо, тот факт, что ему долго не открывали, Александра Юрьевича нисколько не обеспокоил. Видимо другого, от людей с фамилией Ждановы, он и не ждал. А заметив, что Катя застыла в некоторой прострации, поинтересовался:


— Говорят, он живой?


— Роман Дмитрич? Конечно. Руку сломал.


— Одну? Лучше бы голову, он все равно ею не пользуется.


На это Катя ничего не ответила, только успела в сторону отступить, когда Воропаев порог квартиры переступил. Остановился прямо перед Катей, та в стену вжалась и вытерпела пристальный, изучающий взгляд. Затем ей вручили цветок в горшке.


— Свадебный подарок, — пояснил Александр.


Катя рот открыла, но что сказать, так и не придумала. Разглядывала фиолетовые цветочки фиалки, а когда Воропаев прошел на кухню, небольшой горшок в руке повертела, вышла в подъезд и спустилась на один пролет лестницы. Вернула фиалку на подоконник, в ряд её собратьев, откуда её подло умыкнули несколько минут назад.


После появления в квартире Александра Юрьевича, Катя даже не подумала на кухню заглянуть. Там зашумели сильнее, что происходило, а она поплотнее закрыла за собой дверь спальни, спасаясь от того безобразия, которое творилось в её доме. Но появлением Воропаева всё же была удивлена. И некоторое время, забыв о чтении, думала о том, что Александра Юрьевича к ним привело: тревога за Малиновского (что весьма сомнительно) или воспользовался моментом, чтобы выяснить, как Жданов с молодой женой живёт. Вот из-за второго варианта и не вышла больше из спальни. Прошло ещё часа полтора, и входная дверь снова хлопнула, закрываясь за Севой и Воропаевым. Для Малиновского в гостиной снова был разложен диван, на который тот, судя по звуку, свалился кулем, и вот, наконец, Андрей в спальню вошёл. Катя книгу опустила, зажав рукой страницу, посмотрела на мужа. Улыбку спрятала, наблюдая за тем, как тот пытается сделать серьёзное выражение лица. Получалось плохо, и, в конце концов, он со стоном опустился на постель, и лицом в ее живот уткнулся.


— Кать.


Она волосы его взъерошила.


— Ложись спать.


— Кать.


— Что?


— Я его лечил.


— Да, я заметила.


— Поддерживал.


— При этом вы вместе чуть не упали, я сейчас слышала.


— Кать. Ты меня любишь?


Её рука замерла, Пушкарёва уставилась на стену напротив, осторожно сглотнула. Андрей дышал ей в живот, от него знакомо пахло виски, и он опять выпрашивал у неё признание. Правда, повторять не торопился, через минуту Катя даже решила, что он уснул. Осторожно перевернула его на спину, а Жданов вдруг глаза открыл и посмотрел на неё. И взгляд на удивление трезвый. И требовательный.


— Любишь?


Она лишь секунду помедлила, потом спокойно сказала:


— Да.


Катя сквозь сон почувствовала, что Малиновский заглядывает в спальню. Было достаточно рано, и Катя еще подумала о том, что видно у Ромы рука болит, вот он и вскочил ни свет ни заря. Слышала его шаги по квартире, кажется, он что-то искал на кухне, но наконец угомонился. В квартире снова стало тихо, а вот Кате уже не спалось. Она думала о том, что Роман хотел или наоборот, не хотел увидеть в их с Андреем спальне. Ведь простоял в дверях не меньше минуты, разглядывал их. В душе ураганом взметнулась паника: спросонья никак не могла сообразить, что правильного или неправильного происходит, как она лежит, в какой позе, укрыта ли одеялом, и где Андрей. Только спустя несколько секунд почувствовала руку мужа на своём бедре, сунула нос под одеяло, и затаила дыхание, ожидая, когда Малиновскому надоест за ними наблюдать, и он уйдёт.

Катя дождаться не могла, когда Малиновский их квартиру покинет, чувствовала себя скованно и не на своем месте, даже не знала, как с Андреем общаться, находясь у чужого человека на глазах. Рома хоть и не проявлял откровенной враждебности, но наблюдал за ней, и это было трудно воспринимать, как должное, а уж тем более смириться с тем, что он имеет какое-то право на свои наблюдения, по крайней мере, сам так считает. Катя была уверена, что уже сегодня Кира узнает от Романа все подробности их с Андреем семейной жизни. Да еще визит Воропаева… Складывалось впечатление, что ее в угол загоняют. Кире надоело ждать и гадать, и она решила действовать, хоть что-то сделать. Недаром в «Зималетто» за Катей внимательно наблюдала. А тут Малиновский так вовремя попал в аварию, и оказался в «беспомощном» состоянии у них на диване. Кто бы знал, как Катю вся эта ситуация раздражала.

Андрей зашевелился, вздохнул во сне и чуть придвинулся к ней. Катя повернула голову, и про себя отметила, что этим утром Жданов даже во сне выглядит страдающим от похмелья. Он хмурился, то и дело вздыхал и возился. На щеках тёмная щетина, лоб прорезала глубокая морщина, видно, у него голова болела. Но всё равно он казался таким трогательным, неопасным и почти родным. Таким знакомым, своим и любимым. Вспомнилось, как вчера Андрей спрашивал её: любит или нет. В первую секунду она от этого вопроса опешила, а потом решила, что нет ничего страшного в том, чтобы ответить ему честно. Что это изменит? Всё давно решено и расставлено по своим местам, ни одной лишней точки в их отношениях нет, не говоря уже о запятых. И то, что между ними сейчас происходит, период перемирия на фоне сексуальных игр и новизны ощущений, может, это не так уж и плохо? Она не собирается влюбляться в него ещё больше, потому что больше, наверное, некуда. Всё уже выяснено, всё обдумано, даже все обидные слова сказаны, и если после этого понимаешь, что любишь, нужно просто брать от этих отношений всё возможное, чтобы потом, оставив всё позади, не сожалеть ни об одной зря потраченной минуте.