Катя глаза опустила.

— А как разозлится папа…

Андрей фыркнул.

— Он читает желтую прессу?

Катя задумалась, а Андрей ее тем временем остановил, придержал ее подбородок и поцеловал.

— Пошли все к черту. Мы отдыхать едем, заслужили.


Кира нервно барабанила пальцами по подлокотнику и время от времени кидала долгие взгляды на Малиновского, который сидел в кресле, вытянув ноги, закрыв глаза, и только сломанную руку поглаживал, и лишь это давало понять, что он не дремлет. Морщился иногда, выразительно поджимал губы, а когда услышал голос Воропаевой, глаза открыл.

— Рома, расскажи мне.

— Я ничего не знаю.

— Знаешь. А я знаю, что ты знаешь.

— Кирюш, ты издеваешься надо мной уже почти неделю.

— Вообще-то, я заботу проявляю. Помогаю тебе, кормлю.

— Не хочу, — с намеком на капризность, проговорил Малиновский. — Хочу обратно свою руку и свою жизнь. Мне надоело ездить на такси, и вообще…

Кира сдержала раздраженный вздох, прищурилась, глядя на Романа, даже руку в кулак сжала, правда, перед этим спрятала ее под стол. Но волны недовольства и напряжения, исходившие от нее, наверное, были ощутимы и явственны, потому что Рома в конце концов выпрямился в кресле, правда, еще разок для порядка вздохнул, и обратился к Воропаевой:

— Что ты хочешь от меня? Мне нечем тебя успокоить, понимаешь?

— Я не прошу тебя меня успокаивать. Но мне нужно знать, чего ждать.

— Если бы я знал, чего ждать, я бы тебе сказал. Наверное.

— Наверное?

Рома пожал плечами и отвернулся, а Кира вскочила.

— Ты газеты видел? Все с удовольствием обсуждают, как Андрей Жданов собственную жену по кустам таскает. Катю Пушкареву!

— Я помню, на ком он женат.

— А я забыть хочу, да не могу, — вырвалось у Киры. Она отметила панику, проскользнувшую в голосе, и отвернулась, в бессилии взмахнув рукой.

Рома наблюдал за ней с сочувствием. Конечно, ему совсем не нравилось то, что Кира осаждала его, требуя рассказать ей подробности и тайны семейной жизни Андрея, но Малиновский не уставал удивляться тому, с каким упорством и горячностью Кира продолжала бороться за своё, как она полагала, счастье, и поневоле, её неотступность и упорство вызывали у Ромы уважение. Сразу видно, что человек за свое борется. Хотя, на взгляд Ромы, порой Кира перебарщивала. Но говорить ей об этом было нельзя, она начала бы возмущаться, а то и того хуже — в слезы могла удариться, это от ее настроения зависело.

— Ну, за то, что это разнесли по всей Москве, ты подружке своей спасибо скажи, она постаралась.

— Да? И она Пушкареву в кусты тащила?

— Да что вы все пристали к этим кустам?! — не сдержался в итоге Рома. — Спрашивал я у Андрея, а он только рассмеялся. И про кусты, это Сашка придумал, а они… — вдруг стало неудобно, и Рома произнес, словно оправдываясь: — Они просто целовались. На бережку. Раздетые…

Кира смерила его выразительным взглядом, и Рома сник, сам не знал почему. Но когда он произнес то, что говорил ему Жданов по телефону, это прозвучало не слишком убедительно. И поэтому рукой на Воропаеву махнул.

— Не спрашивай меня ни о чем, я ничего не знаю!

— Почему он на ней женился, Рома?

— Это риторический вопрос?

— Нет. Я тебя серьезно спрашиваю: назови мне причину, одну. Как она его заставила?

Малиновский приоткрыл рот и так замер, обдумывая. Потом головой покачал и пожал плечами. Улыбка вышла вынужденной и немного придурковатой, и Рома заметил, как Кира нахмурилась. Попытался выкрутиться, правда, не чувствуя уверенности в своих словах.

— Знаешь, когда кого-то заставляют… жениться, в смысле, то он не таскает свою жену по кустам.

— Ты сам минуту назад сказал, что он ее не таскал.

— Кира, не лови меня на слове! Я не знаю ничего!

— Да? — Воропаева смерила его холодным взглядом. — Что ж, тогда я узнаю сама.

— Ты что задумала?

Она отвернулась от него, пожала плечами.

— Ничего, но я буду искать, и я найду.

Андрея и Кати не было уже четыре дня. Они уехали, как всем было объявлено, в маленькое свадебное путешествие, поэтому спорить никто не осмелился, а Ждановы-старшие, кажется, даже обрадовались, что Киру окончательно раздосадовало. И по поводу статей в прессе, довольно сомнительного содержания, никакого недовольства не высказали, Пал Олегыч лишь добродушно рассмеялся, и сказал, что его сыну и невестке давно стоило уехать и побыть наедине, о чем им не раз говорили. Оказавшись одна, в своем кабинете, после этого разговора, Кира скомкала злополучную газету и швырнула ее в угол. Никогда еще не чувствовала себя настолько беспомощной. Казалось, что все вокруг позабыли о том, что еще совсем недавно она была любимой невесткой Ждановых, пусть и неофициальной, но любимой! А теперь ее оставили в стороне, просто забыли — и о ее существовании, и о ее праве на обиду. Всем было интереснее наблюдать за Пушкаревой, за тем, как она превращается в прекрасного лебедя. Кира тоже наблюдала, а потом обсуждала это с подругами, с теми немногими, кто не бросил ее в трудную минуту, и готов был оказать помощь и поддержку. Например, Вика. Она всегда сообщала ей новости, не медля.

Если бы кто-нибудь спросил Киру, как она живет последние месяцы, как справляется, как усмиряет волну ненависти по отношению к сопернице, которой каким-то непостижимым образом удалось осуществить ее мечту, да еще так быстро, Воропаевой было бы что рассказать этому человеку. Не факт, что осмелилась бы, потому что мысли, иногда посещавшие ее, саму смущали и даже пугали. Но порой казалось, что если бы представился шанс убить Пушкареву, она бы его не упустила. Столкнула бы с лестницы или просто растерзала своими руками, эту тихоню и воровку. Была уверена, что Жданову не удастся ввести жену в их круг общения, друзья и знакомые не примут ее, рассмеются Жданову в лицо, но вокруг оказалось много предателей, а еще больше любопытствующих, которым не терпелось познакомиться, сравнить, своими глазами увидеть вблизи, а потом пересказать… историю крушения мечтаний Киры Воропаевой. От всего этого хотелось кричать и топать ногами, а еще потребовать справедливого отмщения, и Андрея Жданова обратно, себе. Разве зря она столько лет ему отдала? Ждала, терпела, прощала. И все ради того, чтобы он достался другой? Ее любовь, ее терпение, надежды… Пушкарева все забрала.

Но что-то здесь было не так, Кира это чувствовала. С самого начала не поверила в их историю тайной и запретной любви, что расцвела за дверью каморки. Ладно, она готова была поверить, что Андрей, каким-то непостижимым образом, в Пушкаревой женщину разглядел. Что переспал с ней. Хотя, от одной этой мысли в дрожь бросало. Но во все это можно было бы поверить, и даже попытаться смириться. Но в то, что он захотел взять ее в жены… Кира никак не могла найти для этого причины или повода, хотя бы одного достойного. Поневоле задумаешься о том, что между ними произошло нечто, о чем никому неизвестно. Поначалу, перед их поспешной свадьбой, говорили о том, что дело в беременности, Кира тогда еще сжалась от ужаса, представив своего Андрея с чужим ребенком на руках. Потом кое-кто, особо любопытствующие и заинтересованные, выдвинули предположение, что Жданова приворожили. Шестикова даже предлагала съездить к знахарке в деревню, чтобы та сделала отворот, но Кира от этой идеи быстро отказалась. Не верила, что какие-то травки могут такое исправить, да и сомневалась, что Жданов примет еду или питье из ее рук, он, кажется, вздохнул с облегчением, когда избавился от нее. Именно избавился, и эта обида терзала и мучила. Каждый раз, когда они с Андреем оказывались наедине, и Жданов отводил глаза, Киру словно обжигало изнутри. Не понимала, почему он женился, да еще так поспешно, почему выбрал Пушкареву, и как смеет выставлять напоказ и всеобщее обсуждение, их отношения, которые все упорно называли семейными, а Кира не иначе, как притворством. И поэтому ей необходимо было узнать правду, разоблачить этих предателей, и постараться, чтобы их брак, похожий на мыльный пузырь, лопнул погромче, чтобы эхо на всю Москву слышно было. Чтобы все поняли, что Андрей Жданов не бросал ее, что он просто заврался. И когда он избавится от позорной обузы, которую называет женой, и приползет к ней, Кире, просить прощения, все увидят, кто на самом деле ему нужен. Но в этот раз, как только убедится, что Пушкарева исчезла из их жизни навсегда, она заставит Андрея помучиться и просить прощения. Как должно, как ему еще не приходилось.

Выйдя из квартиры Малиновского, Кира уже знала, что делать. Чувствовала, что Роме известно намного больше, чем он говорит ей, снова дружка покрывает, и очередное предательство близкого человека было вытерпеть трудно. Хотя, на Ромку она никогда особо не полагалась, он всегда был больше предан Андрею, но и к ней относился, как к его второй половинке, этого никому не позволялось оспаривать. А вот теперь молчит, скрывает. Врет. Что ж, тогда она выяснит все сама.

С самого первого дня отъезда молодой четы Ждановых на отдых, Киру не покидала эта мысль. Она казалась неправильной, унизительной, и Кира, конечно же, не собиралась… Но потом подумала о том, что может увидеть и найти в квартире Жданова. Ответы на все свои вопросы. Ведь ей стоит только взглянуть, чтобы понять, что на самом деле происходит в их семейном гнездышке. Обдумывала несколько дней, не знала, как ей решиться, время шло, и вот уже завтра Андрей и Катя должны вернуться. И Ромка молчит… Вот если бы он не молчал, рассказал все, как есть, все, что знает, она бы ни за чтобы не пошла.

Кира говорила себе это, стоя перед дверью квартиры Андрея и держа в руке ключи. Он так и не забрал их в свое время — то ли забыл, то ли не знал, как спросить, боясь ее еще больше расстроить, то ли просто не счел нужным. Наверное, подумать не мог, что она придет к нему в дом, без спроса, еще раз, когда он уже женат на другой женщине. Жданов всегда терпеть не мог, когда заставал ее в своей квартире, Кира это знала, всегда замечала тень недовольства на его лице, но намеренно никак не реагировала, однажды решив, что Андрей попросту оберегает свою независимость. Те крохи, что у него еще остались. А вот теперь она крадется в его квартиру, как вор. Проскользнула мимо вахтера, послав тому короткую улыбку, а теперь боится, что ее кто-нибудь из соседей заметит. Тогда, точно, все пропало.

Дверь открыла только потому, что стоять перед ней и дальше, было попросту опасно. Замерла на пороге, прислушиваясь, а потом шагнула в прихожую и поспешно прикрыла за собой входную дверь. На сердце стало подозрительно тяжело, даже кольнуло что-то, и Кира не сразу включила свет. А как только сделала это, взгляд сам собой забегал, отмечая знакомые и незнакомые детали. Сглотнула. Опомнилась и снова прислушалась. Но было понятно, что хозяев нет, тишина казалась гулкой, а пустота ощутимой. В гостиной громко тикали часы, отсчитывая секунды и минуты в одиночестве. Кира обвела прихожую еще одним взглядом, аккуратно перешагнула через женские пушистые тапочки, и мысленно отметила, что вот она-то никогда не бросает ничего в неположенном месте, и уж точно не уйдет из дома, оставив тапки на пути. Чтобы Андрей, когда придет, не споткнулся. А тут валяются…

В квартире ничего не изменилось, что удивило и обескуражило одновременно. Видно, Пушкарева не слишком хорошая хозяйка. Или осторожничает, боится что-либо менять, на вкус свой не надеется, что, впрочем, верно. Но там и тут попадаются ее вещи, какие-то мелочи, которые очень хочется убрать с неположенных им мест и бросить в камин. Кира с трудом сдерживалась, чтобы этого не сделать.

Тяжелое тиканье напольных часов сводило с ума. Они словно следили за ней, шпионили и грозили выдать ее пребывание здесь. Кира даже дотронуться до чего-либо боялась. То и дело оглядывалась и злилась на саму себя. В спальню зашла в последнюю очередь. Везде побывала — и на кухне, и даже в ванной, где пару минут разглядывала заставленную полку под зеркалом, зачем-то в корзину для грязного белья заглянула, но та оказалась пуста, видно, домработница приходила. И каждую секунду хотелось крикнуть: «Мое! Это все мое!». Даже футболка Жданова, что висела на крючке в ванной, рядом с халатом, которую он носил дома, тоже не могла иметь к Пушкаревой никакого отношения. Потому что это абсурд. Несколько месяцев назад все бы рассмеялись, заговори кто-нибудь о женитьбе Андрея Жданова на его страшненькой секретарше, а теперь лишь подробности смакуют. И она не смеется, стоит на пороге спальни, смотрит на широкую кровать, в которой сама провела столько ночей рядом с любимым, без сомнения, любимым мужчиной, а на глазах злые слезы.

Постель была идеально заправлена, в комнате порядок, домработница постаралась, ей все равно, чьи распоряжения выполнять — Киры Воропаевой, которая ее когда-то наняла, или новой хозяйки, которая, наверняка, понятия не имеет, как заботиться об Андрее. Кира обвела комнату мутным от слез взглядом, потом решительно прошла к письменному столу, начала перебирать бумаги, открывать ящики стола. Она должна что-то найти, хоть что-то!