В ушах послышался лай Собаки, ее миролюбивое тявканье. Грязная, спутанная шерсть, уши-лопасти, которыми она водит во все стороны, точно радарами. И даже это животное осталось в прошлом.

Такое страшное слово — «прошлое». Оно говорит о безнадежности, утрате, невозвратимости. Особенно если ты что-то навеки там оставил. У каждого есть призрачный груз мечтаний и лучших мгновений жизни, которые не повторятся вновь. Никогда. Ведь в беспощадной игре со временем победитель определен заранее.

— Мих, прости за грубость. Но сейчас не время для разговоров, еще раз прости, — сказал он и отключился.

Тоскливая утренняя пелена рассеивалась, занимался дождливый день. Волков подошел к плите и, движимый каким-то нездоровым любопытством, поднял крышку чайника. Накипь.

Однако предаться долгим, вязким размышлениям о накипи ему не дал звонок – уже в дверь.

«Господи, неужели соседи с утра пораньше?!»

— Лиля? — глаза мужчины округлились.

— Я, я, Волков, — произнесла она и повертела перед ним бутылкой водки. — А тут, — показала небольшой пакет, — закусон.

— Но что это…

— Слушай, Волков, — девушка встала подбоченившись и глянула на него с нескрываемым негодованием, — во-первых, впусти меня в дом. Я не вампир – просить разрешения не буду.

— Ну да, — ответил он, впуская ее, — ты просто зарядишь мне хук справа, зачем тратить время на слова. И у меня имя есть, Лиля. Я не Волков.

— Ага, ты Лисичкин, — фыркнула она и прошла в кухню. — Во-вторых, чего такая рожа кислая? Сейчас мы с беленькой это исправим!

Ее зоркий глаз осматривал обстановку кухни, оценивал сваленные друг на друга в бесформенную кучу пакеты и сумки. Мрак. Волков же мужик, так все и останется в беспорядке до конца его дней, если она сейчас за него не возьмется.

— Лиль, у меня нет причин для веселья, — его голос прозвучал приглушенно, когда Иван опустился на стул и обхватил голову руками. — И я не для того дал тебе свой новый адрес, чтобы ты доставала меня, когда я еще не успел отойти от похорон.

Лилия села рядом с ним. Наигранная жизнерадостность и фальшивый задор сошли с ее лица. Это не то, что ему сейчас нужно.

— Лисичкин, поэтому я тут, с тобой. Чтобы ты не рехнулся в одиночку в этой пустой квартире.

Волков медленно поднял на нее искаженное злостью лицо и рассмеялся. Бестия! Очень ему подходит, но они оба относились к категории «Ян», а ему требовалось женское начало рядом.

— Я не Лисичкин, Лиля. Ты нарываешься на неприятности. Я Ваня!

Она тем временем открыла банку соленых огурцов и уже хрустела одним.

— Я уже говорила, когда ты станешь Ваней. Или ты таким образом намекаешь на сожительство?

Он застонал, и пришел черед Лили смеяться.

— Не кисни, а то все цветы завянут. Тащи стопки или стаканы, как сам захочешь. Я пока открою бутылочку с волшебным Джином.

— Джином? — переспросил Волков, роясь в посуде.

— Да, выпьешь пару стопок, и волшебный дядька исполнит любое твое желание.

— Не любое, — почти беззвучно сказал он.

Хлынул ливень. Лиля отвлеклась на дождь, полившийся стеной с неба, и забыла слова ободрения, которые так кстати сложились у нее в голове.

— Задолбал дождь, тебя тоже? — обратилась к севшему обратно Волкову. Тот кивнул, и она продолжила: — За дождь!

Они чокнулись и осушили по первой стопке. Иван потянулся за огурцом, но Лиля ударила его по рукам.

— После первой не закусывают!

— Вот почему я не хочу с тобой серьезных отношений, Лиля. Ты классная, с тобой хорошо, но ты не даешь мне быть мужиком в нашей паре.

— Яйца у меня не выросли, поэтому мужик в нашей паре все так же ты.

Выдохнув, они опрокинули еще по одной. Для непьющего Волкова две стопки водки были чересчур, поэтому он все же закусил. А Лиле хоть бы что.

— Лиля! — Он отставил от себя водку, так как это огненное пойло только горло жгло. — Не в яйцах дело. Ты перекрываешь мне кислород, понимаешь? У тебя мужской склад ума. Ты не позволяешь мне взять контроль над нашей жизнью: зарабатывать деньги, за всем следить, решать проблемы.

— А еще ты латентный гомик, — выдала она, хрустнув огурцом, и мужчина подавился.

Пришлось Ивану в срочном порядке искать стакан воды.

— Что? — хрипло спросил он и прокашлялся.

— Ну, знаешь, есть теория, что такие девушки, как я, нравятся скрытым гомосексуалистам.

— Такие, это какие?

— С кубиками пресса, накачанные, с бицухами. В общем, недалеко ушедшие от вас, которые с яйцами.

Волков расплылся в улыбке и откинулся на спинку стула. Лиля такая Лиля. Не изменяет себе ни на минуту.

— Я привык к спорту и спортивным телам. Меня постоянно окружают качки и дородные парни. Девушки тоже крепкие у нас в школе. Наверное, в этом дело. Для меня это привычно. Но я никогда не думал в таком ключе о мужиках.

— Если я пообещаю, что буду женственней и отдам тебе управление кораблем, вернешься?

— Зачем ты так настойчиво пытаешься вернуть наши отношения, Лиль? Могла бы не тратить время попусту, а найти себе нового парня.

— С тобой секс был клевым, — улыбнулась она. — Вообще, мне нравилось жить с тобой.

Волков вспомнил о Вересовой. Такую девушку ему хотелось: чувственную, изнеженную, словно сахарную. Только характер ее, выкованный годами богатой жизни во вседозволенности, где унижать других людей считается нормой в ее окружении, его не устраивал. С такой женщиной жить еще хуже: она тоже не даст ему быть мужчиной. Он предвидел эти анекдотические скандалы по поводу того, что он мало зарабатывает, зачем она потратила на него лучшие годы своей жизни; капризы, истерики. Итог: типичный среднестатистический брак, в котором муж и жена друг друга ненавидят, но деться уже некуда.

— Лиль, ты режешь меня без ножа. Мне трудно каждый раз заново тебе говорить: «Нет!», но ты вынуждаешь меня это делать, — сказал Иван и покрутил в руках стопку, понимая, что легче ему от прихода Лили не стало.

Воцарилась громкая тишина. Каждый думал о своем, горел в собственном аду, пока минуты беззвучно тикали в воздухе. Волков не мог не признать, что все-таки Лиля разрядила обстановку своими разговорами. На душе у него точно посветлело, ведь столько дней проходило в полном забвении, высасывающем жизнь одиночестве. Он скучал по ней… и по Ире. Однако ни одной из них не мог позвонить ввиду имевшихся сложностей.

«Придурок ты, Волков! Не умеешь общаться с женщинами», — мысленно ругал сам себя он.

— Это из-за отца, — нарушила молчание Лилия. — Бесит! Он никогда ни во что меня не ставил, считал слабой девчонкой, синонимом тряпки. Всегда говорил, что место женщины на кухне. А хер ему, понял, Волков? После его постоянных разговоров у меня появилось желание превзойти вас, чертовых самцов! В физической и духовной силе. Поэтому я не могу быть нежной и хрупкой малышкой, перед которой ты бы мог играть тестостероном. Прости.

— Да ты заядлая феминистка, а, Лилька?

— И что такого? Не нужно уступать мне место в автобусе и относиться ко мне как к слабовольному существу без имени, кухарке и обслуге великого рода мужского! Мы, женщины, еще поведем этот мир к победам. Вот увидишь. Когда-нибудь свергнем ваш мировой патриархат.

Иван видел, какие страсти разгорелись в ее душе, как быстро сменялось выражение лица. Хорошенько, по всей видимости, папаша прошелся по ее женской сущности. Волков встал и подошел к девушке, обнял ее сзади за плечи и прошептал на ухо:

— Лилька, Лилька, я с радостью пойду на баррикады под твоим предводительством. Но для мужчины надо становиться мягкой губкой и впитывать его любовь, понимаешь?

— Понимаю, Вань, — вполголоса ответила она и повернулась к нему, — и обещаю, что попробую стать такой, как ты хочешь.

— Лиль, не нужно становиться…

Его слова оборвались, когда Лилия притянула его к себе и поцеловала. Глубоко, эмоционально, на срыве, как и надо целовать Волчару. Волков уже сходил с ума от этой карусели, где его то подбрасывало вверх, то резко кидало вниз головой.

— Нет, Лиль… Черт! — пытался увернуться от ее пламенных губ со вкусом водки, но этот жар уже опалил горло и потек по венам.

Как же он устал от одиночества. И Лиля прет как таран… Как всегда, в общем. Их губы отрывались друг от друга не больше, чем на секунду, чтобы глотнуть воздуха, и снова сливались в первобытном танце неприрученной ярости, сатанинской похоти, исступленного желания.

Плевать на правила и условности, они сами их создают и сами рушат. Потом будет неловко смотреть Лиле в глаза, но она большая девочка, должна понимать, что делает и на что толкает его своими поступками. Волков подхватил ее на руки и отнес в комнату.

— Ну что, обживем этот диванчик?

Девушка засмеялась, и он начал расстегивать ее кофточку…


***


Фуф, добралась. Сделала это. Ирина выдохнула и потерла вспотевшие ладони, готовясь позвонить в его дверь. Охранник помог ей въехать на этаж Волкова, а теперь предстояло встать с коляски и показать ему, как многого она достигла благодаря ему. И извиниться.

— Можете быть свободны, Вадим Викторович, — отпустила сопровождающего она. — А теперь надо собраться с духом…

Девушка оперлась на стену и встала. С Ваней они не виделись уже больше недели, она скучала. Часто шел дождь и напоминал о тех бесценных минутах тепла и нежности, которые дарил ей Волчара. И она сама все жестоко разбила, разломала своими руками. Ира нажала на звонок и стала ждать.

В ногах ощущалось легкое покалывание, так как после их немого разрыва с Волковым, когда они даже не созванивались, она не занималась. А врач советовал не делать перерывы, заниматься регулярно. Дверь не открывали, Ирина уже было решила, что не застала его дома, но за дверью раздался шум.

Встретил ее Иван в трусах и с беспорядком на голове. Какой-то запыхавшийся, как будто бегал только что. Наверное, спал сегодня долго…

— Ира? — его удивление было не то что неподдельным, а самым искренним из всех возможных. — Вы решили меня сегодня убить своими сюрпризами.

— Кто мы?

— Женщины.

— Волков, мать твою, послать соседа можно и меньше, чем за минуту! — прокричал женский голос из глубины квартиры. — Где ты там?

Лицо Вересовой побледнело, посерело и позеленело разом. Нет, он голый не потому что… Из комнаты вышла такая же растрепанная Лилия, завернутая в простыню. Сердце Ирины ухнуло вниз. Именно поэтому он и голый.

— Привет, подруга! А ты что тут забыла в такую рань? — обратилась к ней Лиля, повисая у Волкова на шее.

Руки девушки задрожали, и Ирине пришлось прижаться к стене, чтобы не упасть. Волков подставил ей плечо, и она ухватилась за него. Он усадил ее обратно в коляску, и от его взора не укрылась усиливающаяся дрожь в ее руках.

— Я хотела поговорить с тобой, — прошептала она и опустила лицо в каскад бронзово-шоколадных волос.

— Прости, Ира, сейчас не лучшее время для разговоров. — Было паршиво вот так выгонять ее, но лучше им больше не видеться. — Прости.

— У меня кое-что важное, — твердо произнесла Вересова, но голос ее дрогнул, и послышался всхлип.

— Проезжай в кухню, — показал в нужную сторону он, а сам отвел Лилию в комнату.

Через какое-то время голоса смолкли, и одетая Лиля ушла из квартиры Волкова, пообещав позвонить. Иван оделся и прошел в кухню. Ирина, робко улыбнувшись, встала с коляски и дошла до стула. Пока она делала это, он успел подметить изменения в стиле ее одежды: черные вельветовые брюки, кожаные сапоги без всяких узоров, серый пуловер. Сама скромность. Только его отныне так легко не проведешь.

— Быстро делаешь успехи. Молодец! — из вежливости похвалил ее Волков, не зная, что еще можно сказать.

— Это не быстро. Я почти полгода занималась с тренером до тебя… Недавно была у врача на приеме, сказал, что еще чуть-чуть – и побегу. Спасибо тебе.

— Не стоит благодарности.

И вновь в стенах кухни забулькала неудобная, неуклюжая, какая-то угловатая тишина, которой было сложно развернуться в маленьком пространстве, поэтому она зверски давила на присутствующих. Волков чувствовал себя еще хуже: голова болела от плохой погоды, тело ломило от прерванного секса с Лилией, душа металась в клетке от лицезрения Иры.

— Я не люблю, когда женщины плачут, — сказал Иван, и Вересова подняла на него матовый взгляд своих больше не блестящих хмелем глаз. — Терпеть этого не могу. И меня невозможно купить на слезы, Ира. Это я говорю к тому, чтобы ты не думала, что можешь в любой момент прийти ко мне домой, заплакать, и я буду расстилаться перед тобой ковриком.