– Урок первый, детка: война – это не только бесстрашие и умение драться, это ещё и хитрость, сберегающая силы. Дамрад нужны лучшие бойцы, да. Но желательно, чтобы у них ещё и голова соображала. И ещё – мой тебе совет, – добавила она, понизив голос. – Не расставайся с ножом ни днём, ни ночью. Особенно ночью.

Хлопнув Севергу по плечу, женщина-воин надвинула забрало и растаяла в дожде.

Вероломный налёт закончился так же внезапно, как начался: небо расколол колокольный гул – холодный, с железным вкусом крови. Тяжёлым шаром прокатившись в голове Северги, он вонзил в неё жало осознания: «Встать!» Если она хотела остаться здесь, нужно было встретить этот грозный, тоскливо-тягостный звук стоя.

Бок, локоть, колено. Дрожащая слабость ног, твёрдая воля в позвоночном столбе. Дерзость поднятого подбородка, солёный жар окровавленных губ.

– Ну, соплежуи, как вам понравился наш тёплый приём? – Лысый дядька от смеха потряхивал животом, туго подпоясанным широким ремнём. – Все, кто остался способным стоять на ногах, прошли первый отбор и условно годны для обучения. Почему условно? Потому что с каждой новой ступенью ваше число будет уменьшаться. Это жёсткая игра на выбывание: останутся сильнейшие, а слабым здесь не место.

Дождь кончился, изрядно потрёпанные новички выстроились у края туманной пропасти. Северга чувствовала себя так, словно попала под обвал в горах, хотя теперь стало ясно, что ей досталось совсем не сильно по сравнению с другими: зеленоглазая женщина, можно сказать, не побила её, а дружески помяла. Воины, нападавшие на них, теперь вели себя мирно – перетаскивали к пропасти искалеченные тела тех, кто не выдержал натиска. Нутро Северги дрожало, как студень: это были даже не тела, а груды кровавой плоти – без лиц, с вывороченными из суставов конечностями.

– Меня зовут Боргем Роглав Четвёртый, и я покажу вам, что здесь всё по-настоящему! – рыкнул лысый.

По рядам избитых новичков прокатился потрясённый ропот: воины сбросили тела в пропасть. Ещё недавно эти ребята были живы и надеялись стать бойцами Владычицы Дамрад, а теперь их поглотила туманная бездна. Боргем Роглав Четвёртый, задрав чудовищный подбородок, торжествующе окидывал ряды бегающим взглядом кровожадных глазок и упивался всеобщим ужасом.

– Путь воина – это путь смерти! Они, – Боргем показал себе за спину, где только что исчезли пятнадцать несостоявшихся учеников, – как и вы, дерзнули вступить на него, но испытание показало, что воины из них вышли бы никудышные. Они стояли первыми в очереди к смерти – так какая разница, раньше она их настигнет или позже? А у вас, – его тёмный коготь, торчавший из пальца обрезанной перчатки, вскинулся в указующем движении, – отныне две дороги: сдохнуть или стать лучшими.

Внутри у Северги бился, расширяясь на всё сознание, раскалённый ком ярости. Шагнув из строя, она выплюнула гневные слова:

– Что вы делаете?! Мы ещё ничему не обучены, нас застигли врасплох и устроили бойню! Это бесчестно!

Боргем очень неторопливым, прогулочным шагом вразвалочку подошёл к ней, окинул взглядом.

– М-м, вы только посмотрите, кто почтил своим присутствием презренное обиталище грязных убийц! – с кисло-сладкой усмешкой протянул он. – Прекрасная госпожа, прошу прощения за это неприятное зрелище! Весьма сожалею, что таким ужасным образом ранил твои чувства и заставил пережить тягостные мгновения. Как мне загладить эту, несомненно, вопиющую вину перед тобой? Может быть, тебя устроит обед из четырёх блюд, отдельная комната с купелью для омовений и удобной постелью? Такие условия тебя удовлетворят?

– Было бы неплохо, – ответила Северга, удивлённая столь любезным тоном.

Боргем расхохотался, обнажая жёлтые клыки. Он не шевельнул и пальцем, лишь устремил на неё взгляд своих холодных кабаньих глазок, а Севергу сбил с ног шар света, врезавшийся ей в живот. Земля дала ей пощёчину, а изо рта едва не вылетели все кишки. Кашляя и ловя помутневшим взглядом широко расставленные перед нею ноги в сапогах, она поднялась на четвереньки. Грубые когтистые пальцы взяли её за подбородок и до боли задрали ей голову.

– Х*р тебе в рот, а не условия! – Маска любезности вмиг слетела с Боргема, и Северга увидела его истинное лицо – безжалостное и насмешливое. – Войдя в стены этой школы, ты сделала выбор. Забудь о своей женской сути, а все свои выкрутасы засунь себе в п*ду. Здесь нет твоей матушки, плакаться и жаловаться на судьбу тебе будет некому.

Насчёт отдельной комнаты и удобств он, конечно же, пошутил: спать Северге предстояло в общей казарме на несколько сотен мест. Кровати стояли в три яруса; желторотых загоняли наверх, ученики постарше спали на нижних местах. В свой первый день в школе Северга схлопотала кучу самой непочётной и грязной работы: мытьё полов, стирка, а в довершение всего ей и ещё пятерым новичкам выпала «удача» чистить выгребные ямы отхожих мест.

– Вычерпывать дерьмо? – возмутился один из её товарищей по несчастью. – Я сюда учиться боевому искусству пришёл, а не дерьмо вёдрами таскать.

Двое старших учеников, приставленных к ним в качестве надзирателей, только хмыкнули и переглянулись между собой, а уже в следующий миг своенравный новичок барахтался в выгребной яме – по уши в том самом, что он отказывался вычерпывать. Конечно, он выкарабкался при помощи ступенек из хмари, но всё же успел изрядно наглотаться, и его тут же вывернуло.

– Где тут... можно помыться? – прохрипел он, весь с головы до ног коричневый – только губы и веки светлые.

– У вас работы много, подождёт мытьё до вечера, – насмешливо ответили ему. – Да и смысл тебе мыться сейчас? Всё равно ещё успеешь в говне вывозиться.

– Я так не могу! – взвыл бедолага.

Ученики-надзиратели недобро прищурились.

– Это был урок, усёк? Почтение к старшим и послушание – железное правило школы. Не будешь его выполнять – придётся жрать дерьмо ложкой. Мы можем тебе это устроить, поверь.

Пришлось Северге и четверым парням трудиться в обществе своего пахучего товарища. Впрочем, скоро и они сами пахли так, и весь воздух в округе, и вода, и земля. Они сливали содержимое ям в пузатый двадцативедёрный котёл с крышкой, поставленный на тележку, и вручную катили его к выложенному каменной плиткой наклонному жёлобу. Котёл опрокидывали, и зловонная жижа текла по жёлобу в пропасть.

– А ты зачем в «головорезы Дамрад» подалась? – спросил Нунгор, молодой белокурый оборотень со светлыми, как голубоватые льдинки, глазами. – Несладко тебе тут придётся. А потом ещё на войну какую-нибудь отправят...

– Тебе-то какое до этого дело? – неприветливо буркнула Северга, выливая свои вёдра в котёл. Запах не располагал к беседам, да и усталость уже начала сказываться.

– Ну... просто любопытно, – пожал плечами парень. – Редко женщину среди воинов встретишь.

– Надо было так, вот и подалась, – ответила Северга сухо.

Что-то ей в этом парне казалось странным, но она пока не могла сообразить, что именно: с виду вроде простак, ясноглазый и весёлый, а в зрачках – чёрная бездна. Да и не в том Северга была расположении духа, чтобы завязывать дружбу и предаваться досужей болтовне: вне всяких сомнений, эту подставу с чисткой выгребных ям ей устроил этот лысый урод Боргем. Видимо, не по нутру ему пришлась её дерзость, вот он и решил её таким образом наказать и усмирить. Наверняка он в душе женоненавистник, а тут – такой случай... Северге везде мерещился отец.

А ещё её мысли то и дело возвращались к зеленоглазой незнакомке. Почему она помогла ей? Вспомнив чужие зубы с куском десны, Северга содрогнулась и провела кончиком языка по своим: покуда все целы, только губу разбитую пощипывало. Но это – пустяк, к утру заживёт.

Наконец все ямы были очищены, но об отдыхе речи ещё не шло. Их подвели к большой груде камней у подножья головокружительно высокой лестницы и велели перетаскать их все до одного наверх – своими руками, без всяких ухищрений с хмарью. Выяснять цель этой работы они не решились, наученные опытом своего товарища, который всё ещё маялся, покрытый высохшей коркой дерьма, и просто принялись за дело. Громоздкие и тяжёлые камни было неудобно носить, приходилось делать несколько передышек, а надзиратели – уже другие – покрикивали снизу:

– Эй, шевелите задницами! Живее, что вы как полудохлые?

Старые кряжистые деревья, что росли около верхней площадки, сочувственно колыхали корявыми ветвями. Наверно, немало пота пролилось на эти ступени за всё время существования школы... Когда Северга заволокла свой камень наверх и спустилась за следующим, один из надсмотрщиков вдруг остановил её вопросом:

– Сколько ступенек на этой лестнице?

Северга опешила: все её усилия были направлены на то, чтобы дотащить камень, а уж количество ступенек её волновало меньше всего.

– Откуда мне знать? Я не считала, – пожала она плечами.

И, как выяснилось, напрасно. От тумака она отлетела на десяток шагов и грохнулась навзничь.

– Не смей поднимать руку на женщину!

Отшвырнув свой камень, Нунгор с ледяным блеском негодования в светлых глазах набросился на старшего ученика, чтобы задать ему трёпку, но был отброшен невидимым ударом хмари на верхнюю площадку лестницы. В три прыжка старший ученик очутился рядом с новичком и прижал его своим весом, больно держа за волосы.

– Здесь нет женщин, сопливец, есть только воины. Так что – отставить женопочитание. Ну что? – хмыкнул он, спускаясь и толкая носком ноги Севергу. – Поняла, в чём твоя ошибка, или объяснить?

– Поняла, – буркнула та, поднимаясь на ноги. – Надо считать ступеньки.

От следующего тумака она успела увернуться. Надсмотрщик усмехнулся.

– Твоё тело учится быстрее мозгов, вот почему я действую на твои мозги через тело. Подумай ещё раз и ответь, тупица.

– Двести сорок пять ступенек, – сказал молчаливый, коренастый и темноволосый Зáраб. – Четыре дерева наверху лестницы. Двадцать четыре отхожих места. От них до сточного жёлоба шестьдесят шагов. У тебя на голове восемнадцать косичек.

Невидимый кнут из хмари огрел его меж лопаток.

– Девятнадцать, – сказал надсмотрщик. – Всё остальное – правильно. – И кивнул Северге на товарища: – Учись у него наблюдательности. Воин должен всё запоминать и мысленно срисовывать! От этого умения часто будет зависеть твоя жизнь.

Внизу куча камней уменьшалась, а наверху – росла. Когда на неё лёг последний камень, пришли новые надзиратели и приказали перетаскивать всё обратно.

– Мы вам что, носильщики? – не вытерпел ещё один из парней, на сей раз – рыжевато-русый и сероглазый Вáйдсул. – Какой прок в том, чтобы таскать камни туда-сюда?

– Выполнять! – рявкнул бритоголовый надсмотрщик, прожигая его ледяными голубыми молниями глаз. – Будешь вякать – пересчитаешь все ступеньки своей башкой.

– Все двести сорок пять, – тихонько хмыкнул Зараб. – Не связывайся, братишка, бери и тащи, куда скажут. Раз говорят таскать – значит, для чего-то это нужно.

У Северги был большой соблазн взять один из камней и запустить сверху в этот блестящий череп, но поднять глыбу хотя бы до груди у неё уже не хватало сил. Каждая из двухсот сорока пяти ступенек горела в её мышцах, стучала в висках, пожирала лёгкие и рвала жилы. Пошатнувшись, она чуть не уронила камень и сама кое-как устояла на лестнице. Сильные руки Нунгора подхватили её ношу.

– Давай, помогу...

Северга не успела поблагодарить его даже взглядом: огретый меж лопаток кнутом из хмари, белокурый оборотень сдавленно вскрикнул и упал на колено, но камень удержал.

– Не помогать друг другу! Каждый работает за себя и на себя!

Лишь когда холодный шар Макши спрятался за горами, их отпустили. Выкупавшийся в выгребной яме Гóбрад отмылся в речке, и Северге тоже захотелось окунуться, чтобы избавиться от ненавистной вони, но как раздеться при надсмотрщиках? «Здесь нет женщин», – кажется, так сказал один из них; недолго поколебавшись, Северга решительно скинула одежду. Спиной она чувствовала жжение пристальных взглядов, но объятия волн взяли её под свою ледяную защиту. Ей доставляла удовольствие борьба с сильным и бурным течением – как раз то, что она так часто делала, ещё будучи дома. Этот глоток домашней свободы успокоил её и даже внушил мысль, что не так здесь, быть может, и плохо. Последние лучи Макши озаряли вершины гор серебристо-зимним отблеском и играли на чёрных стенках воронки в небе; любуясь холодной красотой этих мест, Северга вылезла из воды одной из последних и с неприятным удивлением не обнаружила на берегу своей одежды. Судя по довольным рожам надзирателей, это было их рук дело.

– Отдайте! – попросила девушка, стараясь держаться в рамках почтительности: всё-таки старшие ученики, правила школы.

Те гоготали, скаля клыки и держась за животы, а взгляды их так и мазали по обнажённому телу Северги, и та почувствовала себя словно под толстым слоем мерзкого жира... или соплей.

– Озабоченные вы тут все, что ли? – с неприязнью хмыкнула она. – А ну, отдайте! Или...