– Вот как? А что, Софи, получается, что Дуня Водовозова считает еще лучше тебя. Ведь тот старичок с ушами, Поликарп Николаевич, он ведь ее не только учил, а еще и кровным родственником был. Вот она тебя и обсчитала! Так выходит?

Софи удивленно округлила глаза. «Сочувствия она от меня ждала, что ли?! – подумала Аннет. – Вот глупость-то! У меня муж старик-полутруп, сын без меня в городе живет, я от страха уж поседела и опухла вся, скука всю жизнь смертная, а я еще ей должна…»

– Да, это так, – кивнула Софи. – Только ведь и розы, ты знаешь, они не всегда красиво увядают, они иногда еще гниют, если лето холодное, прямо в бутонах… У Густава Карловича спроси, он знает…


– Софи! Ты здесь? – Алексей быстро вошел в комнату, огляделся. – Что вы тут делаете?

– Беседуем о литературе, – безмятежно откликнулась Софи. – Как два литератора…

– После! Аннет сказала тебе?

– О чем?

– О том, что у нас в усадьбе гостит барон Шталь, якобы сообщается с Кокой об энтомологии…

– Что-о? Ефим здесь?! – изумилась Софи. – Аннет, отчего же ты мне не сказала?!

Аннет молчала, злобно посверкивая выцветшими глазками.

– Но что же ему в действительности нужно?

– Если бы я мог знать! – воскликнул Алексей. – Приехал третьего дня в таком волнении, что едва на ногах стоял. Сейчас вроде спокойнее, но… Ничего не разберу… Маман с мигренью лежит. Модеста и беспокоить не стали. Аннет устранилась от всего. А у меня просто уже нервная горячка скоро начнется… Чего он тут вынюхивает? Ты можешь предположить? Что бы там ни было, но я никогда не поверю, что барон Евфимий Шталь на охранку работает…

– Людочка здесь?

– Здесь пока.

– А Гриша?

– Живет на даче у Арсения Владимировича.

– Они повидались?

– Да, конечно.

– Тогда – все, надо ему отсюда уезжать, пока его не застукали. Я тоже уеду.

– А… Евфимий Людвигович?

– Пусть себе остается, беседует с Кокой о жучках… Людочку потом в Люблино переправишь… Как она, кстати?

– Капризничает, как всегда…

– Ну вот и славно. Аннет за ней приглядит, а вы с Гришей приезжайте в Петербург, а уж оттуда – в княжество Финляндское. Финны с охранкой сотрудничают туго, потому…

Леша, войдя, не закрыл за собою дверь, и стучаться барону Шталь не потребовалось.

«Вот, оказывается, как выглядел бы теперь Михаил, если бы на нем не было шрамов и прочих следов прожитой жизни,» – подумала Софи.

Бледность и седые виски шли барону, как породистой лошади.

– Софи, я умоляю вас…

– Когда-то вы были похожи лицом на одного из юношей-укротителей на Аничковом мосту, – сказала Софи. – Теперь, Ефим, вы стали похожи на Клодтовского же коня…

Аннет ошеломленно поморгала глазами.

– Софи! Мы можем говорить теперь? Или вы меня сразу вышвырнете из этого дома?

– Я не могу вас отсюда вышвырнуть хотя бы потому, что это не мой дом, – сухо ответила Софи. – А Леша, насколько я понимаю, вовсе не отказал вам в гостеприимстве…

Алексей взял Аннет за руку и буквально выволок сестру из комнаты. Уже из коридора затворил за собою дверь.

Софи выжидательно взглянула на Ефима.

– Осенью как-то вечером дул сильный ветер, – тихо сказал барон. – Я на Петровском острове живу, вы знаете. Там низко. Один пушечный сигнал, другой. Вода прибывает. Я вышел пройтись. Знаете, тянет, когда стихии… Вода в Карповке черная, выше колец, бурлит, ветер воет в опустелых улицах… Дождь… К утру хлынуло, залило погреба, улицу, я спустился, приглядеть за слугами. Они что-то таскали снизу, а я вдруг вижу: в воде, кру́гом, плавают с полдюжины больших крыс. Морды только видны и хвосты… У них, понимаете, подвал-то залило, они всплыли, на воде держатся, а куда плыть, где найти спасения – не знают. Держатся одна за другой, надеются, получается – круг…

Я Фридриху, камердинеру своему, показал, он говорит: Экая гадость! Щас перетопим их! – Я отвечаю: постой, не надо. Не все ли мы так?…

Потом ночь, мокрая, ужасная, в тумане и вое, прошла. На все легла молочная дымка и затихло. Никого нет. Только фонари дрожат… Люди легли отдыхать, а я шел не знаю куда и вспоминал тех крыс: что с ними стало? Они ведь верили каждая каждой, и потому – держались…

Софи! Я, когда про Михаила от Самойлова узнал, вас ненавидел со всею страстью, даже убить хотел…

– А-а-а! – едва ли не обрадовано вскричала Софи. – Так эти пирожные или там конфеты в коробке – ваше произведение?! Это вы, Ефим, сочинили? А я уж думала, что все безумны кругом, как ваши крысы. И сестра, и Оля, и Игнат…

– Вы… вы знали?!

– Ну да, мир не без добрых людей…

– Я уничтожил их. Совсем. Лед, знаете, на пруду пробил и туда высыпал, чтобы кошка или собака не сожрали… Рыбы шоколад не едят…

– Вы уверены, Ефим? – с тревогой, по виду вполне серьезной, спросила Софи.

Ефим бледно улыбнулся.

– Я теперь в этом много разбираюсь, у нас в имении целый зверинец. А нынче, знаете, Стеша, моя приемная дочь, соорудила из трубы с камнями, корзины и керосиновой лампы инкубатор, взяла из-под куриц яйца и вывела в нем в Джонниной комнате цыплят. Теперь они там бегают, такие желтые яички на ножках, Джонни их сначала изо рта в клювики водичкой поил… Джонни, кстати, ваш племянник, Михаила и Саджун сын. Только он болен тяжко, врачи говорят, долго не проживет, но я думаю, может, на свежем воздухе…

– Софи…

– Ефим, поймите, нам нечего, нечего, нечего делить! – Софи вдруг протянула к нему руки, и он схватил их горячо, как будто бы она предлагала спасение или сам хотел спасти ее. – Я храню то ожерелье, что вы мне подарили… даже надеваю его иногда… Помните рыцаря в сияющих доспехах?

– Конечно, – сдавленным голосом пробормотал он.

– Вы… виделись с Михаилом?

– Нет. Нам нельзя встречаться. Мы с ним вроде двойников-антиподов, так нас жизнь сделала, нам лучше вообще существовать на двух разных половинках земли…

– Да… пожалуй, вы и правы, Ефим… Но ведь так, в сущности, и выходит… Мне жаль…

Он стоял, не выпуская ее рук. Кока заглянул в дверь и тут же тактично затворил ее.

– У вас с Михаилом… опять… ничего не вышло? – спросил Ефим.

– Да… Он женат на Дуне, у него дочь Ангелина. У меня же теперь… как бы не соврать… девять, что ли, детей…

– Ско-олько? – Ефим удивленно приподнял красивую бровь. – Откуда ж вы их взяли?

– Да так все как-то получилось, – улыбнулась Софи. – Хотя вообще-то я детей не люблю…

– Софи, вам, может быть, оттого легче не станет, но я все равно скажу. Вы еще тогда были, я и бесился поэтому… Вы с Михаилом – образец здравого чувства.

– Как это? Я не понимаю.

– Ну, знаете, говорят про кого-то или про что-то: образец здравого смысла. Это когда очень умно, правильно, практично. Никто так не живет, но как-то меряют себя по этому. Вот и здесь. Образец здравого чувства. Это невозможно в жизни, чтобы ничего вообще вмешаться не могло – ни расчет, ни корысть, ни плотская жадность, ни даже время с расстоянием… Один раз на вас взглянуть… и все… дальше можно было локти кусать (я так и делал), а можно… Просто помнить, что это есть на земле… И жить дальше… Понимаете теперь?

– Да, понимаю, – тихо сказала Софи. – Я сама видела такое, давно, почти в детстве. Моя горничная Вера и инженер Матвей Александрович…

– Вот видите… и вы ведь не разозлились на них, не стали завидовать, разрушить пытаться…

– Нет, конечно! Мне светло от них было… Еще и потом, много лет, пока сама не смогла полюбить…

– Софи, вы сможете когда-нибудь простить меня?

– Смогу. Мне это в нынешнем настроении несложно совсем. Подумаешь, конфеты отравленные и пара похищений в прошлом… Вот третьего дня в меня из револьвера стреляли… – Софи снова стала серьезной. – Я прощу. Но сначала вы должны сами простить себя, Ефим…

– Я попытаюсь, Софи…

– Попытайтесь… мой рыцарь…

(«Прощай, леди Вера… Моя леди…» – вспомнилось Софи. В груди что-то больно ворохнулось и тут же улеглось обратно.)

Ефим молча поцеловал ее руки, поклонился и вышел из комнаты.

Вслед за его уходом в дверь снова заглянул испуганный Кока.

Из соседней спальни слышались бурные рыдания Аннет. Софи поморщилась и потерла пальцами виски. Дел оставалось еще много…

Глава 58

В которой Софи пишет письмо, Дашка мечтает, оккультисты остаются при своем, а инженер Измайлов кается в грехах

– Хорошо, что она нынче не явилась… Учитель так много перенес из-за нее… – Патни Сати возвела подведенные глаза к потолку.

– Отчего же из-за нее? – осведомилась другая адептка, которая недавно получила-таки новое имя. Теперь ее звали Линга Шарира. – Ведь говорят, что Ришикеш убил какой-то грубый мужик, фактически из-за стечения обстоятельств…

– Вы верите в случайности, Линга? – Патни изумленно подняла бровь. – Невозможно. Должно быть, вы просто обмолвились… Все взаимосвязано и потому предопределено… Но она… Я случайно слышала все. Она сказала, что доверилась ему, а он… Вы только представьте, Ирина посмела обвинить учителя в том, что он не воспользовался в полной мере ее возможностями для того, чтобы предотвратить убийство Ришикеш, и якобы даже воспрепятствовал каким-то ее действиям. По ее словам, нет смысла в существовании общины, которая не может защитить… Учитель был белый, как его одежды. Мне хотелось задушить ее…

– Ахимса! Ахимса! (прим. авт. – в индуизме – отказ от причинения вреда любой живой особи) – испуганно воскликнула Линга Шарира.

– Да, – кивнула Патни. – Вы правы, Линга. Я чувствую, что еще далека от совершенства. Мне понадобится много перевоплощений, прежде чем… Но я все равно рада, что Ирина больше не появится здесь. Будь она хоть самым сильным медиумом на свете…

– Я слышала, что она собирается выйти замуж…

– Исполать ей… Если зов плоти ей милее зова духа – тем лучше. Закон кармы не оставляет места случайностям… Но ведь мы с вами выше этого, не так ли, дорогая Линга?

– Ну разумеется! – Линга Шарира, небольшого от природы роста, даже приподнялась на цыпочки.

– Идемте же слушать учителя… Но я не могу понять… – с нескрываемым раздражением добавила Патни. – Зачем только он приглашает на собрания людей, заведомо непригодных к духовному росту? Неужели печального опыта Ирины и Ришикеш ему мало? Вот эта… Вы только взгляните на ее ауру… Одно время она служила у нас горничной, а теперь… я даже не могу поверить слухам…


Дашка сидела на полу, подобрав под себя ноги и тщательно расправив оборку на скромной, темно-синей юбке. От непривычной позы сводило икры и чесалось между ляжками. Преодолевая боль и зуд, она внимательно слушала, следила за тем, чтобы попусту не открывался рот, и пыталась что-то если не понять, так хоть запомнить.

– В шестую послеатлантическую эпоху, – вещал Даса. – у людей откроются новые способности. Способность к материальному оккультизму будет характерна для людей англо-саксонской расы. Техническое развитие при этом достигнет невиданных высот. Причем, моторы, например, и иные сейчас непредставимые для нас машины будут приводиться в движение человеческим голосом или даже мыслью.

У русской нации разовьется евгеническая способность. Размножение людей при этом высвободится из-под власти произвола и случая. Зачатие ребенка станет осуществляться с созвучии с определенными звездными констелляциями.

Кроме того, можно назвать гигиеническую оккультную способность. Ее развитие позволит завершить ситуацию, при которой вся человеческая жизнь – суть процесс болезни. Оздоравливающие организм силы – это те же силы, которые сейчас используются, чтобы приобрести оккультные способности. После освоения управления этими силами отпадет надобность во внешней медицине… Гигиенические оккультные способности в первую очередь будут характерны для людей восточных рас…

Дашка отключилась, на несколько мгновений погрузившись в самый настоящий сон, и едва не повалилась набок. Однако, тут же встрепенулась и огляделась. Кажется, никто не заметил… Господи, ну как бы научиться хоть что-нибудь из всего этого понимать?

Ачарья Даса сказал, что готов объяснить Дашке все, что она у него спросит… Гм-м… Если бы она еще могла что-то спросить… Но как же он хорош в своих белых одеждах! И как сверкают его глаза, когда он говорит… Чем-то неуловимым Ачарья напоминал Дашке покойного Иосифа Нелетягу, и это придавало ей уверенности в себе. Ведь Нелетяге Дашка нравилась, и он часто не отказывался провести с ней время… Стало быть, можно надеяться, что и Даса рано или поздно…

В конце концов, Дашка уже сменила стиль, не носит больше бантиков, ягодок и птичек на своих нарядах, и даже немножко похудела от нервов. Софья Павловна сказала, что все это ей, Дашке, идет, и ее похудевшее лицо стало более значительным. Софье Павловне можно верить. Уж сколько она Дашке добра сделала… Салон «Персиковая ветвь» – просто прелесть! Дашка о таком и мечтать не могла. Конечно, пока она еще не очень годится на роль «мадам» заведения подобного уровня, но… Ради дела и ради Дасы Дашка сумеет всему научиться…