Завороженная напряженной жизнью, кипевшей вокруг нее, Кэтрин забыла свои страхи. Здесь царила та же суета, что и в порту Бристоля, – вот только у рабочих кожа была всевозможных оттенков, да перекликались они на нескольких десятках разных языков, совершенно незнакомых ей. Когда они покидали Англию, день был серый и дождливый, – развернувшуюся перед ней картину великолепно освещало тропическое солнце.

Терпеливые тяжеловозы тащили груженые повозки, грохоча по булыжнику огромными подковами, по деревянным настилам с треском катились бочки с товарами, пронзительно свистели пароходные свистки, на палубах судов звонили склянки, в ритм которым жилистые босоногие грузчики несли тюки хлопка, мешки сахара и прочие самые разные товары с берега на палубу или обратно. Над головами кружили прожорливые чайки, присаживаясь на мечты или с хриплыми воплями кидаясь, словно стая ястребов, на кучу отбросов, покрывавших землю.

Служащие самых роскошных отелей, облаченные в белоснежные сюртуки, вылавливали клиентов в толпе сходивших на берег пассажиров. Здесь встречались и бывалые моряки с золотыми зубами и твердыми фибровыми чемоданами, и сельские парни, впервые решившие поглядеть на мир, и морщинистые старухи, ищущие панацею от своих болезней, и владельцы плантаций, приехавшие поразвлечься, – и, конечно же, промышлявшие на реке проститутки, которых можно было безошибочно угадать по чересчур ярким платьям и ботинкам на высоких каблуках.

Респектабельные дамы искали укрытия под зонтами и шли в сопровождении джентльменов во фраках; самые нервные крепко цеплялись за локоть мужа или хватали в охапку возбужденных детей. Бородатые купцы выделялись в толпе своею степенностью: они шествовали не спеша, полностью погруженные в свои деловые беседы, не обращая внимания на щеголей и охотников, грузчиков и солдат, затянутых в мундиры блюстителей порядка и еще многих и многих, заполонивших набережную. Среди взрослых шныряли дети всех цветов и оттенков, предлагая газеты, попрошайничая, пытаясь что-нибудь стянуть или удостоиться чести помочь нести багаж.

Кареты и повозки, роскошные экипажи и коляски, телеги и фургоны сновали взад и вперед по широкой дороге. Среди них выделялись легкие открытые брички, на козлах которых сидели облаченные в ливреи кучера, доставившие своих красавиц хозяек на встречу с приехавшими родными или, что случалось еще чаще, – на поиски свободных джентльменов, желающих оказаться в дамском обществе – безусловно, за сходную цену.

– Вот и я говорила вам, мисс, – поучительно проговорила Филлис. – Я ведь говорила, что Новый Орлеан ничуть не лучше Содома и Гоморры?

– Да тише ты! – одернула ее Кэтрин, слишком погруженная в окружавший ее разноязычный говор. «Наверно, здесь средоточие самой жизни, – подумала она, – со всем хорошим и плохим. Тебе бы понравилось это, папа. Это настоящее приключение!»

– Вам не следовало ходить одной, – мягко упрекнул разыскавший ее в толпе Уоррен. – Это небезопасно. Лорд Седрик ожидает вас.

Оказавшись вновь в зале, показавшемся ей невыносимо мрачным после солнечного света, Кэтрин обнаружила дядю в обществе незнакомца, немедленно ей представленного:

– Это полковник Деламар, моя дорогая. Он сотрудничал с мистером Керриганом и является одним из его главных душеприказчиков. Он был настолько любезен, что явился встретить вас и проводить в ваш новый дом.

Крепкий мужчина, облаченный в щеголеватый бежевый костюм, парчовый жилет и шелковый галстук с сиявшей бриллиантом булавкой, улыбнулся Кэтрин. На нее смотрели карие глаза, окруженные морщинками, как если бы их обладатель провел долгие часы, всматриваясь в далекий горизонт в поисках новой аферы.

– Мисс Энсон, – провозгласил он, – я так давно ожидал возможности познакомиться с вами. – Он обладал глубоким завораживающим голосом, похожим на голос Уоррена. Сильные пальцы сжали ее затянутую в перчатку руку и поднесли к вытянутым в ниточку усам.

Не теряя времени даром, багаж Кэтрин и Седрика поместила в повозку, уже занятую Уоллером и Филлис, а их самих препроводили к поджидавшему ландо.

Оно сияло лаковыми бутылочного цвета стенками, его изящные обводы были вызолочены, а на дверце красовался герб. Каждое движение безукоризненно вышколенных лошадей сопровождалось мягким перезвоном бубенчиков. На козлах восседал рослый индеец – кучер в зеленой ливрее и цилиндре, а на запятках поместились двое мулатов.

Пришло время прощаться со своими новыми друзьями с корабля.

– Мы увидимся позже, – пообещала Элиза и, приподняв свои изящные брови, обратилась к Седрику: – Вы поставите меня в известность, когда мне следует приступить к своим обязанностям, сэр?

– Ну, пожалуй, об этом лучше спросить Кэтрин, – ловко вывернулся он. – По-моему, ей необходима будет пара дней для акклиматизации. У нас впереди масса дел.

– Может быть, нам с Уорреном приехать нынче вечером? Мы с удовольствием пригласили бы тебя на обед. Можно будет отправиться к Антуану. Оставь мне своей адрес.

– Я его не знаю, – призналась Кэтрин.

– Ищите Бовуар-Хаус. Он на Первой улице, – вмешался Деламар. – Вы не пропустите его, он самый большой.

– Вы также будете там, полковник? – Элиза взглянула на него из-под затрепетавших ресниц.

– Почту за честь, – отвечал тот с поклоном.

– Мы приедем к восьми. – Элиза чмокнула Кэтрин в щечку, взяла Уоррена под руку и уселась в изящный кеб.

Кэтрин казалось, что ландо плывет, а не едет и что она удостоена королевских почестей. Ей стоило немало усилий делать вид, что подобные вещи происходят с нею каждый день. Подле нее на плюшевом сиденье устроился Седрик, а напротив полковник Деламар.

Экипаж миновал здание таможни и покатился по булыжной мостовой, пробираясь через толпу зевак и обгоняя череду груженных бочками телег. С помощью хлыста кучер заставил ландо ехать быстрее.

– Вы убедитесь, что Клод – превосходный кучер. Он всю жизнь проводит в конюшне. Согласно воле мистера Керригана, после его смерти я оставил на месте практически всех его слуг, – сообщил Деламар Кэтрин, надвигая шляпу на лоб, чтобы заслониться от солнца.

– Клод? – тупо переспросила Кэтрин, что было силы сжимая ручку зонтика, сделанную из слоновой кости, и желая без следа раствориться в его тени.

– Это тот цветной на козлах, – добавил полковник и с сочувствием улыбнулся – Я прошу меня извинить. Мне следовало сразу предупредить вас, что это ваш экипаж и ваш кучер.

– Мой? – «Это все от жары, – думала она, – у меня уже мозги плавятся».

– Часть вашего наследства.

– О, понимаю. Я думала, что вы наняли их. – Щечки Кэтрин раскраснелись гораздо больше, чем просто от жары. Она предпочла замолчать и сосредоточилась на окружающем.

Здесь было на что взглянуть, а Деламар оказался прекрасно информированным гидом: он называл им все до одной улицы и даже намекал на некоторые места в городе, что Седрик немедленно принял к сведению, а Кэтрин сочла неудобным.

– Здания здесь очень напоминают парижские, – соизволил заметить его светлость, – хотя и заметно испанское влияние.

– Вы правы: мы проезжаем по Вьё Карре. – У него это прозвучало как «в-ер ка-рэй». – Французский Квартал.

Прелестные дома обрамляли узкую улочку. Их длинные окна закрывали жалюзи, а балконы украшены изящными витыми решетками. За воротами можно было разглядеть тенистые дворики с ухоженными цветущими клумбами и прохладными фонтанами. Ландо миновало и небольшие скверы, где желающие могли отдохнуть после суеты магазинов, попивая кофе за столиками под навесом. То и дело виднелись парки, окруженные шеренгами шелестевших на ветру пальм, под которыми хорошо одетые бледнокожие дети гонялись друг за другом, играли в обруч и в мяч под неусыпным надзором темнокожих нянюшек, чинно восседавших на скамейках или кативших плетенные из тростника увешанные кружевами коляски с младенцами.

– Поутру здесь довольно людно, – пояснил Деламар, предложив Седрику сигару. – Зато после часу пополудни в это время года вы не найдете на улице ни одной живой души. С мая по октябрь жара в это время удушающая. Чтобы поднести ко рту бокал с джулепом,[9] вы тратите столько сил, что мгновенно становитесь мокрым как мышь, – да простит меня великодушно юная леди. – И он улыбнулся Кэтрин, обнажив два ряда безукоризненно белых зубов, чем напомнил ей Уоррена с Элизой. Они говорили, что здесь принято регулярно посещать своего дантиста – вещь, неслыханная для Англии.

– Вам сильно досаждают москиты? – поинтересовался Седрик, проводя носовым платком по влажному от пота лицу.

– Да, и немало. На ночь кровать надо обязательно закрывать сеткой. Мисс Энсон следует пользоваться репеллентами всякий раз, отправляясь на прогулку, хотя ее дом расположен в здоровой местности. Равным образом и вам, милорд, тоже.

– Непременно позабочусь об этом, – заверил его Седрик. – Никто из нас не застрахован от малярии, а это пренеприятная штука.

– Гораздо страшнее Желтый Джон, – серьезно отвечал Деламар. – Желтая лихорадка, милорд. Прежде здесь случались целые эпидемии, уносившие тысячи жизней.

Тихо сидя на своем месте и внимательно впитывая окружающее, Кэтрин пришла к выводу, что в Новом Орлеане не найти ничего хотя бы отдаленно напоминавшего Англию. Здесь все абсолютно незнакомо, жарко и душно. Может, Седрику что-то и напомнило здесь Париж, но она никогда не бывала в столице Франции и могла лишь поверить ему на слово. Балкончики на верхних этажах, венчавшие литые железные колонны, часто несли на себе вывески расположенных под ними магазинов – их внутренность просматривалась через арочные окна. Вычурные церкви и важные особняки. Повсюду в изобилии росли цветы: они вились вверх по белоснежным фасадам зданий, ими торговали уличные продавцы, некоторые из них с изумительной ловкостью несли свой товар в огромных корзинах на голове.

В одном месте полковник остановил экипаж и купил букет у торговки, повязанной цветастым головным платком, с огромными серьгами в ушах и в сборчатой юбке. Он, сияя, преподнес их Кэтрин, сказав:

– Добро пожаловать в город, Королева Юга! Да будет ваше пребывание в нем длительным и безоблачным!

На колени ей легли прелестные цветы, часть из которых Кэтрин смогла распознать, и в нос ударил запах, напомнивший аромат увядающих лилий, похороны и смерть. Она лишь молча кивнула в благодарность, так как сердце ее заныло от любви и тоски по отцу. Это было слишком тяжело: новое место, и эти цветы, и полковник, улыбавшийся ей одними губами.

Ландо тем временем катилось по широкой улице. Казалось, она тянется целые мили, но вот она незаметно превратилась в бульвар с роскошными особняками по обе стороны, окруженными ухоженными газонами. Стало тихо, городской шум остался позади. Мимо них пронеслось несколько дорогих экипажей, и все же место казалось малолюдным, настороженным, враждебным к любого рода переменам и буквально пропитанным деньгами.

– Вот мы и на месте, – гордо объявил Деламар. – Это лучший район города.

– Просто дух захватывает, – прошептала Кэтрин. Все это напоминало сон, и она с трудом поверила своим глазам, когда ландо остановилось перед массивными воротами, украшенными чугунным литьем в виде спелых колосьев пшеницы. Их с лязгом распахнули двое слуг, облаченных в такие же зеленые ливреи, что и кучер. Посыпанная гравием аллея вела вперед, заканчиваясь изящной дугой перед главным входом. Все еще зачарованная, Кэтрин спустилась с подножки, пораженная размерами и солидностью представшего перед нею здания. Лестница парадного крыльца, казалось, ведет в невообразимую высоту. Бовуар-Хаус! Нет, он не может принадлежать ей и в самом деле, не так ли?

Дом возвышался среди клумб с розовыми камелиями и азалиями с блестящей зеленой листвой. Выкрашенный белым, он был окружен широкими верандами, тянувшимися вдоль верхних этажей и опиравшихся на коринфские колонны, и все это удивительно гармонировало с окружающим ландшафтом – все было создано для достатка и богатой жизни. Аромат магнолий витал в воздухе, смешиваясь с запахом миртов, покрытых то пурпурными и розовыми, а то кроваво-красными цветами.

Двери распахнулись, и по широким ступеням ей навстречу спустились экономка и дворецкий. Оба были в ливреях, оба африканского происхождения, оба говорили по-английски с сильным французским акцентом, приветствуя свою новую хозяйку. Полковник представил их как Селесту и Пьера.

«Стало быть, просто по именам», – подумала Кэтрин. Элиза говорила ей, что на Юге не принято употреблять в отношении слуг «миссис», «мистер» или «мисс», как и не принято брать на службу белых. Селеста сделала книксен. Пьер поклонился. Кэтрин скованно ответила кивком. Прежде ей редко выпадала необходимость общаться со слугами. Миссис Даулинг можно было назвать служанкой с большой натяжкой. В дело вмешался Седрик, прибегнув к той неуловимой смеси фамильярности и снисхождения, которая тотчас была принята.

Сияя, Деламар предложил Кэтрин подняться по полукруглой лестнице во внутренние покои. Планировка Бовуар-Хауса напоминала особняк Седрика в Бристоле, хоть он и не был построен во времена короля Георга, а возводился всего лет тридцать назад, – копия вышла превосходной, весьма схожей с оригиналом.