Джессика Марч - Наваждение

— Ваша честь, могу я просить вас о пятиминутном перерыве? — спросил Ломбард. — Мне кажется, мы можем прояснить все это дело без дальнейших проволочек, если суд извинит меня.

— Очень хорошо, мистер Ломбард. Перерыв пять минут. Ники оставила место свидетеля и поспешила к Кромвеллу.

— Что происходит? — спросила она. Кромвелл покачал головой.

— Не знаю. Но если он собирается представить улики, с которыми мы не знакомы, я могу оспорить его на основании существующих правил. Сохраняйте спокойствие, Ники. Не позволяйте Ломбарду провоцировать вас.

Ники выпила воды и попыталась собраться с мыслями. Вскоре она снова была вызвана на место свидетеля, и ей напомнили, что она все еще находится под присягой.

— Мисс Сандеман, — начал Ломбард, вы припоминаете один эпизод, который случился с вами, когда вы были еще маленькой девочкой приблизительно четырех лет?

— Возражение, ваша честь! Уместно ли? Ломбард поднял руку.

— Ваша честь, если вы предоставите мне минуту или две, я думаю, вы найдете эту линию допроса не только уместной, но и решающей.

— Возражение отклоняется. Переходим к делу. Свидетель, отвечайте.

— Да, — ответила Ники. — Был один случай.

— Вы припоминаете, что вас отвезли в больницу Виллоу Кросс, где в ходе вашего лечения вам было сделано переливание крови?

— Этого я не помню. Моя мать говорила мне, что это произошло.

— Хорошо. — Ломбард широко улыбнулся. — По счастью, у нас нет необходимости подвергать в данном случае сомнению слова вашей мамы. Мы имеем выписку из госпиталя о последней болезни мистера Хайленда. Ваша кровь, мисс Сандеман, принадлежит к группе Б, положительной, у мистера Хайленда кровь принадлежала к группе А, отрицательной…

Он сделал драматическую паузу, чтобы придать вес своему заключительному заявлению:

— Тем самым установлено, что, с медицинской точки зрения, мистер Хенри Дэвид Хайленд никак не мог быть вашим отцом.

— Возражение! — вскричал Кромвелл. — Это безосновательное утверждение, ваша честь! Мы возражаем!

Ники почувствовала, что словно электрический разряд пронзил ее тело. Голова пошла кругом, и она потеряла сознание.

— Подумай, Кейт, пожалуйста, — просила Ники, сидя на кухне своей приятельницы с опущенными плечами. — Твой отец многое рассказывал мне. Неужели нельзя найти какие-то его записи, что могло бы подтвердить, кто был мой отец?

Кейт свела брови, пытаясь сосредоточиться.

— Насколько я припоминаю, мама убрала после смерти папы все его вещи на склад. Кажется, в Ривер Джанкшн. Она не перевозила их и не выбрасывала, поэтому, если она не изменила своих намерений, они, возможно, все еще находятся там. Но, Ники, — добавила она, беря за руку подругу, — даже если они и целы, ты не должна на это возлагать слишком большие надежды.

— Я знаю, Кейт. Я просто считаю, что должна что-то делать.

Сколько раз Ники желала, чтобы ее отцом был кто-нибудь другой, а не этот отчужденный холодный человек, который никогда не обнял и не поцеловал ее? А теперь, когда, казалось, это ее желание исполнилось и она была освобождена от родства с Хайлендами, она стремилась к обратному…

— Она лгала мне, — сдавленным голосом сказала Ники. — Как она могла так поступить со мной? Или она была так захвачена желанием иметь что-то общее с Хайлендами, что пошла на это? И лгала ему тоже?

Кейт пыталась как-то успокоить свою подругу, найти какое-то оправдание в том ужасном открытии.

— Ники, — сказала она, — мы можем никогда не найти ответа на эти вопросы. Все, что мы знаем — это только то, что по какой-то причине твой истинный отец скрылся от вас. И тогда, возможно, Элл ради твоего блага отдалась X. Д. — чтобы выжить. Но ты ненавидела его — ты это помнишь? Так разве не лучше думать, что, может быть, твоим отцом был кто-то, кого твоя мама любила по-настоящему — и кого бы ты тоже любила?

Ники отказалась от такого утешения.

— Я не поверю в это и на минуту, Кейт. Если бы было хоть что-то хорошее у моего настоящего отца, разве бы она не рассказала мне? Она знала, какой несчастной я была оттого, как X. Д. обращался с нами. Нет, — твердо сказала она, глубоко вздохнув, — если Элл это держала в секрете, значит, правда еще хуже, чем то, во что я верила в детстве.

— Это вовсе ничего не означает, — возразила Кейт, — возможно, Ники, она намеревалась когда-нибудь рассказать тебе всю правду. В конце концов, — тихо добавила Кейт, — она не ожидала, что умрет раньше, чем ты вырастешь.

Склад Парсона в Ривер Джанкшн был доверху забит картонными коробками и пыльной мебелью. После того как они заплатили мистеру Парсону двадцать долларов за право порыться в принадлежащих ее отцу вещах, Кейт с Ники вошли внутрь.

То, что осталось от тридцатипятилетней практики доктора Чарльза Бойнтона, состояло из конторки с откидывающейся верхней крышкой, обтянутого кожей смотрового стола, металлического шкафа с инструментами, объемистого стерилизатора и дубового шкафа для хранения документов. Все записи доктора Бойнтона были сделаны аккуратным, старомодным, как и он сам, почерком.

Дрожащими руками Ники извлекла тоненькую синюю папочку со своим именем. Там были в деталях описаны все ее детские болезни — корь, свинка, ветряная оспа — так же, как и тот роковой случай. Здесь были аккуратно отмечены вызовы на дом, сделанные, когда Ники болела ангинами, они сопровождались рекомендациями удалить миндалины. «Мать пациентки отказалась», написал он. Позднее была сделана еще одна запись: «Мать пациентки отчасти права. Симптомы исчезли. Подождем и посмотрим». И нигде ни слова о ее отце. Тяжело вздохнув, Ники передала папку Кейт.

— Ты была права, сказала она, — просто я хваталась за соломинку.

— Ладно, раз уж мы здесь, не будем так быстро сдаваться, — сказала Кейт, вытаскивая другую папку с надписью «Сандеман, Гейбриэл». Первая страница была копией свидетельства о смерти, составленного Чарльзом Бойнтоном.

— Не могу, — сказала Ники, отодвинув папку. — Я не могу видеть этого.

— Тогда я посмотрю, — ответила Кейт, перелистывая страницы.

Неожиданно она ахнула:

— Ники… Ох, Бог ты мой! Ники!..

Вид Кейт напугал ее, но Ники зашла слишком далеко, чтобы теперь остановиться. Она нагнулась над плечом Кейт и прочитала запись, сделанную 15 декабря 1958 года. Там в деталях описывался вызов на дом, сделанный в полночь. «Пациентка в истерическом состоянии. Ушибы на лице и плечах. Гематома на левой скуле. Пациентка сказала, что случайно упала. Характер повреждений свидетельствует о нападении. При дальнейших расспросах пациентка сказала, что была изнасилована».

Вся кровь отхлынула от лица Ники. К горлу подступила тошнота. Наступит ли когда-нибудь конец этим ужасным открытиям прошлого? Неужели ее отец был чудовищем, даже худшим, чем тот, кого она знала? Пока Кейт продолжала изучать папку, Ники испытала желание вернуться назад, к моменту до того, как она объявила войну Хайлендам. Это казалось таким благородным и справедливым тогда — но все, что она сделала потом, всколыхнуло грязное и гадкое болото, которое грозило поглотить все ее так трудно завоеванное самоуважение.

Кейт вынула из папки запечатанный конверт. Внутри они обнаружили записи врача во время беременности Элл. «Пациентка согласилась, чтобы когда ребенок родится, отец его был бы записан как „неизвестный“. Для блага ребенка я настоятельно убедил пациентку сохранить в тайне имя ее насильника, заверив, что раскрытие его имени будет произведено мной только в случае врачебной необходимости».

Далее следовало имя — «Эдвард Хайленд».

Никогда за всю свою жизнь Ники не чувствовала себя такой разбитой. Лежа в спальне своего детства, она дрожала, как в лихорадке, сдерживая рвоту, словно все ее тело стремилось исторгнуть какого-то ужасного демона. Потрясенная до глубины души, она была безутешна.

— Все будет в порядке, — шептал Алексей, накладывая холодный компресс ей на лоб, — все обойдется, Ники.

Но, казалось, его успокаивающие слова лишь ввергали ее в еще большее отчаяние. Она вздрагивала под исцеляющими пальцами Алексея, словно боролась с ночным кошмаром, от которого не могла очнуться.

— Уже никогда ничего не будет в порядке! — кричала она. — Я должна убраться отсюда, Алексей! Я должна уехать!

Но даже издавая эти отчаянные крики, Ники сознавала, что ей некуда бежать, некуда скрыться. После стольких лет войны с самой собой она не была в состоянии ни жить, ни забыть, что Хайленды были ее частью. И каждая ее победа оборачивалась и ее поражением. Каждый раз, когда она была близка к триумфу, мрачное чудовище принимало другой облик, опять угрожая погубить ее.

— Если это то, чего ты хочешь, мы можем уехать, — выговорил Алексей. — Я надеюсь, что именно это ты скажешь…

«Будет ли это нужным ответом? — спросила она себя. — После всех этих лет… Отступление? Постыдная капитуляция?»

В немом отчаянии она покачала головой. Алексей долго сидел рядом с ней. От изнеможения у нее тяжело набухли веки. Он прошептал что-то о необходимости поехать в город, чтобы купить какую-то еду.

— Я не задержусь, — обещал он. — Постарайся немного отдохнуть, пока я съезжу.

Она закрыла глаза и погрузилась в лихорадочный, не приносящий отдыха сон.

Она пробудилась от звука шагов на лестнице. Думая, что это Алексей, она попыталась сесть. Через мгновение в дверях показался Уилл, лицо его было пасмурным. Когда он увидел лежащую в постели Ники, выражение его лица смягчилось.

— Прости за вторжение, — произнес он, — но я стучал несколько раз. Я толкнул дверь, она не была заперта.

— Ладно, все в порядке, — спокойно произнесла она. — Почему ты здесь?

— Потому что я оказался в стороне, Ники, — начал он, словно повторяя заранее приготовленную речь. — Ты можешь прогнать меня, если хочешь, но прежде выслушай. — Он замолчал, вдруг заметив бледность Ники, темные круги под ее воспаленными глазами. — Что с тобой, дорогая? — спросил он, опускаясь рядом с ней на колени. — Что с тобой случилось? Я наполовину потерял рассудок, подумав, что ты не хотела видеть меня. Я решил, что ты вознамерилась выйти замуж за того парня, не дав мне шанса высказаться.

Ники слабо улыбнулась. Даже теперь Уилл отказывался называть Алексея иначе чем «тот парень».

— А я думала, что это ты больше никогда не захочешь видеть меня, — сказала она тихо. — Я думала, что ты начал верить всем этим ужасным вещам, которые говорили обо мне люди. А теперь, когда я знаю правду о том кто я, это даже хуже.

— О чем ты говоришь, Ники? — спросил Уилл, присев на кровать, лицо его выражало беспокойство.

— Ты был прав, — ответила она надломленным голосом, — о том, что «темно внутри меня». И теперь я знаю, почему. Моим отцом был не Х.Д. Им был другой Хайленд — его сын Дьюк. Я была зачата, когда он изнасиловал мою мать, Уилл… И я не в состоянии перестать думать об этом, я не могу отогнать от себя все эти ужасающие картины. О Господи, я чувствую себя в такой грязи, такой никчемной! — Она начала тихо плакать.

Уилл сжал кулаки, в его карих глазах вспыхнул гнев. С видимым усилием он заставил себя говорить спокойно.

— И что ты намерена теперь делать? — спросил он.

— Делать? — тупо спросила она. — Что я могу?..

Он перебил ее, одновременно схватил в крепкие объятия:

— Ники, ты помнишь, как это было, когда ты в первый раз вернулась в Виллоу Кросс? Как ты подожгла сгнившие табачные стебли на полях, чтобы новые растения могли начать свой рост? Если ты не можешь пройти сквозь все это, если не сожжешь все прогнившее и разложившееся, это всегда будет оставаться с тобой, омрачать всю твою жизнь. Я считаю, что ты заслуживаешь лучшего, дорогая. Я считаю, что есть смысл в том, что ты все узнала о своем отце. И не думаю, что из-за этого надо все забросить.

Ники промолчала, взвешивая сказанное им. Конечно, он прав. Она боролась за то, чтобы жизнь ее стала более полной и яркой. Элл снова возникла из небытия, чтобы помочь своей дочери найти свою подлинность, которая так долго ускользала от нее.

— И не имеет значения, как это все обернется, — сказал Уилл, вытирая слезы с ее щек. — Может быть, я был круглым дураком, что ждал так долго. Может быть, ты уже сказала о… Но я не знаю ничего в этом мире, за что можно было бы ручаться, и, надеюсь, ты это знаешь тоже, Ники, и потому примешь меня таким, какой я есть.

Ники приподнялась на подушке и взглянула на него вопрошающим взглядом.

— Ты говоришь о…

— Черт побери, да! — прервал он ее и широко ухмыльнулся. — Не думаю, что это самый романтический способ сделать предложение, дорогая, но я прошу тебя выйти за меня замуж.

Ники на мгновение закрыла глаза, погрузившись глубоко в себя в поисках ответа. Имеет ли она сейчас доказательство, что это принесет ей защищенность — любить Уилла? Он давал ей своего рода обязательство, которого ждала ее мать, произнеся слова, которых никогда не слышала Моника. Если Уилл презрел прошлое Ники и сделал ее свободной, то почему же тогда она не в состоянии говорить?