Татьяна Дубровина - Наваждение

По ней так приятно проводить рукой, она легонько щекочет пальцы, словно живое существо — мохнатенькое и прохладное…

— Иди сюда! Скорее! — крикнул Федор.

Он только что проплыл крупными саженками из одного конца озера в другой и теперь отряхивался, словно крупный породистый пес, рассыпая вокруг себя мельчайшую водную пыль.

Катя отрицательно помотала головой и поджала под себя ноги, на которые попали брызги.

— Ну ведь здорово!

— Не хочу.

— Твой купальник в рюкзаке. Ты можешь переодеться в роще.

— Я так посижу. Не надо меня трогать.

Федор помрачнел.

— Хорошо. Я тебя не трогаю, — буркнул он и вновь поплыл прочь, мерно взмахивая длинными жилистыми руками.

Из конца в конец озера: раз, другой… десятый… Он словно нарочно изматывал себя, чтобы вместе с потом вышли из него злость и разочарование.

Обида понемногу утихла, Федор устал и подплыл к берегу.

Катя лежала на траве, раскинув руки, и смотрела в небо.

«Облака похожи на кусочки ваты… Нет, скорее на пух из маминой подушки… Странно думать, что там, куда я сейчас смотрю, нет конца… Трудно представить себе, что значит бесконечность.

Если я сейчас поднимусь в небо и полечу вперед, то буду лететь долго-долго, пока не умру от старости, а никуда так и не прилечу… И возможно, весь мой путь, длиною в жизнь, окажется лишь тысячной долей одного микрона…

Непонятно, почему меня так притягивает к себе небо? Казалось бы, рожденную под знаком Рыб должно тянуть к воде… А мне противно даже дотронуться до нее… Может, причиной тому название озера? Русалочье… Как будто в нем утонула Русалка… Оборвала свою жизнь, отчаявшись добиться взаимной любви…

Но она не в пену морскую превратилась, а в эти летящие облака…»

— … Ух, я проголодался! Сейчас бы съел целого вола! — бодренько сказал Федор, крепко растираясь полотенцем.

Катя оглянулась и развела руками, будто поискала этого самого вола и не обнаружила…

Федор расстелил на траве плед, выложил на него бутерброды с ветчиной, зелень, помидоры и маленькие крепенькие малосольные огурчики. Он захватил несколько баночек «Кока-колы» и пару банок пива.

— Ты что будешь? — спросил он у Кати. — Есть «Холстен», еще холодненький…

— «Холстен»? — переспросила она с каким-то страхом. — Нет-нет, я его не пью…

И в сознании сразу промелькнула мысль о том, что пиво лучше оставить Диме… Он его так любит…

— Как хочешь, — буркнул Федор.

Он быстро насытился, не обращая больше внимания на Катю, и растянулся во весь рост на пледе.

Пусть она делает что хочет! Надоело быть нянькой! Что он ей, массовик-затейник? Или клоун — весь вечер на манеже?

Катя откусила кусочек бутерброда и посмотрела на Федора.

— Федя, ты обиделся?

— Нет. С чего ты взяла? — нехотя отозвался он.

— Но я же вижу…

— Какая проницательность!

Катя подсела ближе и осторожно провела рукой по его груди…

«Я плохая… Я гадкая, черствая, бессердечная… С чего я взяла, что достойна любви? Меня не за что любить…

Федор так старается ради меня, не знает, как угодить… Устроил этот пикник…

Он такой хороший… Он лучше всех на свете… У меня никогда больше не будет такого друга…

В последнее время я прихожу к выводу, что дружба лучше, чем любовь…

От любви одни беспокойства и страдания… А дружба надежна. Друг не предаст, не бросит, не выгонит в ночь. Напротив — подберет, приютит, отогреет…

Но я понимаю, что еще немного — и я потеряю Федину дружбу… Я же не дура, я же вижу, что ему нужна… любовь.

Мне неприятно прижиматься к нему… Но разве дело во мне? Главное, чтобы он получил то, что хочет, что заслуживает… Это только ради него… А мне самой ничего не надо…

Я стараюсь, чтобы ему было хорошо.

Феденька, милый, верный мой, добрый мой друг… Я не могу дать тебе ничего, кроме этого… Да и ты не хочешь ничего другого…

Я это чувствую. Мне не нужны слова, чтобы понять, что на душе у того, кто рядом…

Мне приходится пересиливать себя, но это необходимая жертва.

Во имя нашей дружбы…»

Катя осторожно прилегла с ним рядом, ласково скользнула ладонью по его мокрым волосам и прижалась носом к нагретому солнцем плечу.

Федор напрягся, словно окаменел, под кожей застыли твердые бицепсы.

Вены на его загорелых руках выступали словно голубые канаты и опутывали их переплетениями до самых кистей.

Кате было непривычно прижиматься к такому телу…

Димочка такой стройный, подтянутый, с красивой спортивной фигурой… Но если тронуть его, то кожа мягкая, нежная, словно у девушки…

А Федор словно выточен из булыжника. И глаза у него серые, какого-то каменного оттенка…

Катя наклонилась и тронула губами его губы…

Они тоже твердые. Плотно сжаты. Даже не дрогнули в ответ на ее ласку…

Может, она ошиблась? Может, ей показалось, и его совсем ни к чему «одаривать» собой?

Но как еще может она отблагодарить его за все?

— Федя… — шепнула она и поцеловала его еще раз. — Ты хочешь меня?

— Хочу, — сквозь зубы процедил он и… легко отодвинул ее в сторону, пружинисто вскочив на ноги.

Катя растерянно уставилась на него. Непонятно… За таким признанием следуют обычно пылкие объятия, а он как будто убегать приготовился…

— Мне не нужно милостыни, — глухо буркнул Федор.

И Катя замерла, пытаясь вспомнить, понять, где уже она слышала эту фразу… Ведь это уже было… Такую минуту она уже проживала…

Только, кажется, милостыню отказывались не принять, а подать…

Она только посмотрит… Одним глазочком. Лишь на одну секундочку…

Просто надо иметь мужество пройти наконец тот путь, который она все время проделывает мысленно.

А Катя такая трусиха… Она только в своем воображении способна на храбрые, отчаянные поступки, а как доходит до дела…

Ну вот, совсем не страшно. Это всего лишь лифт. Обычная кабина в доме на Тверской. Надо нажать кнопку. Она уже сто раз это делала наяву и тысячу раз в мечтах…

А вот и дверь. Совсем ничего не изменилось, даже запах тот же — фаршированных овощами перцев и маленьких голубчиков с морковкой и рисом.

Агриппина очень любит готовить эти постные блюда, полагая их полезными для здоровья. Когда-то она просто замучила ими Катю и Диму — каждый день подавала на ужин…

А теперь знакомый запах даже приятен… И Катя обрадовалась ему, как старому знакомому. Значит, здесь все по-прежнему… Агриппина стряпает, а Димочка…

Она перевела дыхание и нажала звонок.

Подсознательно Катя ожидала, что, как и в ее грезах, откроет ей Дима… Но отворила Агриппина.

Она оставила дверь на длинной цепочке, высунула на лестничную площадку острый носик и внимательно оглядела Катю.

Кажется, она не узнала ее в черном старушечьем наряде.

— Ты к кому, милая? — прошамкала Агриппина. — Тебя брат Кирилл прислал?

Она сняла цепочку и пропустила Катю в прихожую, решив, что безобидная чернавка опасности не представляет.

— На кухню проходи, — остановила она свернувшую к комнате Катю. — У меня голубцы поспели, накормлю тебя. Голодная, поди?

Катя молча покачала головой, боясь, что голос ее выдаст.

Но Агриппина все равно оттеснила ее от «парадной» половины, а сама стукнула в дверь большой, некогда Катиной комнаты.

— Кушать подано, — подобострастно сообщила она.

— Кушать? Отлично! — раздался из-за соседней двери Димкин голос.

Катя помертвела от волнения. Ей даже пришлось ухватиться за притолоку и сгорбиться, чтобы скрыть вспыхнувшее румянцем лицо.

— А тебя кормить не велено, дармоед! — властно прикрикнула Агриппина. — Выметайся подобру-поздорову, не то братья тебе помогут!

Катя никогда не слышала в ее елейном голосочке таких нот. Видно, Агриппина умела не только угождать, но и наказывать неугодных Братству.

Димка пинком ноги распахнул дверь своей комнаты и угрожающе шагнул к Агриппине.

— Не зли меня, бабка! Достала! Сказал же: сейчас машина придет, и съеду. Горите вы все синим пламенем, припадочные!

Катя тенью метнулась в кухню, прижалась спиной к двери.

Надо выйти… Ведь за этим шла… И как только успела в последнюю минуту?! Это интуиция подсказала… Приди она чуть позже — и не застала бы уже Димку…

— Не кричите так, Агриппина, — капризно сказал вдруг девичий голосок. — Я всю ночь не спала, голова болит…

О Господи! Сбылись самые страшные Катины предположения. Дима завел себе другую…

Провалиться бы сейчас на месте или выскользнуть за дверь невидимкой… Иначе она умрет от позора… Пришла — а место занято…

Понятно теперь, почему Агриппина так сурова. Мало того, что сам живет приживалом, так и девку притащил…

А девушка в длинном белом платье легким шагом прошла мимо Кати, даже не повернув головы в ее сторону, и подсела к столу.

Агриппина, позабыв про Димку, тут же метнулась за ней следом и засуетилась у плиты:

— Кушайте, Светлая сестрица, сил набирайтесь… Вам силы-то нужны для радений тяжких, чтоб донести до Девы Богородицы мольбы наши грешные…

Фу ты! Даже от сердца отлегло…

Катя чуть не расхохоталась от облегчения и комичности ситуации: вот так встреча! Светлая сестра встречает экс-Светлую… Да им будет о чем побеседовать и обменяться впечатлениями…

Молодец Кирилл! Зря времени не терял! Сестренку подобрал на этот раз что надо! Высокую, стройную, с длинной золотистой косой…

У новой сестры были круглые голубые глаза и пухлые капризные губки. Она казалась значительно моложе Кати — от силы лет семнадцать. Ей бы моделью в модном агентстве работать, украшать своей мордашкой страницы глянцевых журналов, а она…

Братство… Сестрица… Неужели верит в Богородицу? Или пока не знает, чем для нее обернется эта вера?

— Агриппина, ты положила слишком много чеснока! — заявила новообращенная сестрица. — А ко мне люди подходят, многих я должна поцеловать…

— Ох! Не подумала! — спохватилась старуха. — Вы только брату Кириллу не говорите!

— А думаешь, он сам не заметит? — с усмешкой прищурилась девушка. Она утерла губки салфеткой и повернулась к Кате: — Ты ко мне?

Катя думала, что девица не заметила ее, а та просто отложила разговор на потом, решив, что завтрак важнее посетительницы. Та может и подождать, а еда остынет…

— Нет, — откашлявшись, сказала Катя. — Я к Диме.

— А это кто? — сморщила носик Светлая сестра.

— Парень… тот, что съедет нынче, — торопливо пояснила Агриппина, удивленно уставившись на Катю. — Так это ты, Катерина? Что ж, из огня да в полымя? Из белого — вон во что! — Она критически поджала губки. — И куда ты только пропала? Мне из-за тебя так влетело! Век помнить буду! Доныне рубцы на спине не зажили. А Кирилл-то как переживал! Рвал и метал. Думала, в живых не останусь… Да вот, слава тебе, Пречистая, утешился наконец… — Она ласково кивнула на девушку. — Смилостивилась над страданиями нашими Дева и послала ему видение. А в видении ее светлый лик указала…

— А Дима? — осипшим голосом поинтересовалась Катя. — Он тоже… переживал?

— Он-то? — пренебрежительно хмыкнула Агриппина. — А мне до него никакого дела нет. Я не ему служу. Кирилл до поры не велел его трогать, ждал, что ты вернешься на Насиженный шесток… А теперь уж ни к чему… — Она с любовью бросила взгляд на девушку.

Дима выволок в коридор чемодан и большую картонную коробку.

— Все, ведьма! Радуйся! Ухожу.

— Ага, скатертью дорожка, — ехидно прищурилась Агриппина.

— Тебе… помочь? — каким-то чужим, деревянным, скрипучим голосом спросила Катя.

Он поднял голову и даже не удивился:

— Тюха-Катюха! Опоздала малость, видишь, местечко-то занято!

Он даже не спросил, где Катя была все это время. Ушла зимой — пришла летом, а словно пять минут назад расстались.

Катя взялась за веревку, которой была опоясана коробка, и потянула ее за собой. Дима понес чемодан.

— И где ты будешь жить?

— У друзей. У них коммуна, в общем, лишний человек не в тягость.

— А ты поступил?

— Поступил. И очень умно, — ухмыльнулся Дима. — Послал все к чертям собачьим. Что я на книжки да песенки жизнь гроблю, когда вокруг столько интересного, только успевай узнавать!

— А… мне можно с тобой? — робко спросила Катя.

— А тебе тоже жить негде? — Дима пожал плечами. — Ну… давай, валяй тогда…