Александр смотрел на нее с иронией, а голос его – как со страхом и ожидала Шарлотта – звучал издевательски:

– Видя столь бурные рыдания леди Аделины, я спешу вам сообщить, что капитан Баррет в ближайшем будущем вызволит вас из ужасного заточения. Не сомневаюсь, что это известие приведет вас в восторг.

Шарлотта из последних сил старалась сдержать слезы и не заметила, что за сарказмом Александра таится обида. Она ответила в тон принцу:

– Что ж, если он явился помочь нам, я ему вдвойне рада. Жаль только, что капитан запоздал. Если бы он приехал на несколько дней раньше, вам не пришлось бы на мне жениться. А теперь… даже если вы отошлете меня в Англию, мы все равно будем считаться мужем и женой.

Александр поджал губы и промолвил гораздо резче, чем ему хотелось:

– Об этом не беспокойтесь. Я уже говорил вам, что в мусульманских странах расторгнуть брак намного легче, чем заключить. Если я трижды произнесу в присутствии свидетелей: «Ты свободна», мы перестанем считаться мужем и женой.

Леди Аделина мгновенно повеселела. Откинув покрывало с лица, она утерла глаза и любезно поблагодарила капитана Баррета за носовой платок. К тому моменту тетушка уже полностью забыла свои опасения насчет того, не случилось ли с Шарлоттой в первую брачную ночь «чего-то ужасного». Она лучезарно улыбнулась племяннице.

– Право, приятные известия так и сыплются на нас сегодня! Мне, конечно, очень жаль бедных мусульманок – мужьям, оказывается, ничего не стоит их бросить, но в твоем случае столь легкий развод, безусловно, благо.

Шарлотту задела откровенная радость тетушки.

– Но, тетя Аделина, когда граф Лейнстер обратился в парламент с просьбой разрешить ему развестись с графиней, вы говорили нечто совсем противоположное, и пылко защищали нерушимость брака.

– Так то ж был английский брак! – моментально нашлась леди Аделина. – Согласись, это разные вещи. Граф и графиня венчались в церкви, а мы праздновали твою свадьбу в бане. Надеюсь, мне не надо продолжать? Ах, милая Шарлотта, у меня прямо гора с плеч свалилась! Значит, мы сможем вернуться в Англию и заживем, как прежде, и будем считать, что этой ужасной истории просто не было!

Шарлотта опустила голову, глядя на свои красные руки, еще не отмытые от хны, и не заметила, что, когда тетушка назвала их свадьбу «ужасной историей», Александра всего передернуло.

А леди Аделина, наконец, сообразила, что ее до сих пор неуклюже обнимает капитан Баррет, и, зардевшись, поспешила отойти на приличное расстояние.

– Надеюсь, я не испортила вам мундир, – пробормотала она. – Но понимаете, наша встреча была для меня таким приятным потрясением… Вообще-то я не имею привычки так… так бурно рыдать.

– Не берите в голову, – грубовато буркнул Хенк.

В этот момент появился главный евнух. Он что-то тихо сказал Александру и, получив ответ, быстро вышел из комнаты.

– Сейчас сюда придет мой отец, – сказал Александр. – Он хочет сообщить нам нечто важное.

Не успел Александр договорить, как эмир действительно вырос на пороге. Отпустив свиту, он кивком приветствовал капитана и женщин.

– Я буду говорить по-английски, – к удивлению присутствующих, заявил эмир. – Настало время позабыть про гордость, отбросить старые обычаи. Хотя, признаюсь, мне обидно говорить на вашем языке с такими грубыми ошибками.

– Пока что я ни одной ошибки не заметил, ваша светлость, – вежливо заверил его Хенк.

– Вы мне льстите, капитан Баррет. Я прекрасно понимаю, что произношу многие слова неправильно. Карим Александр говорит гораздо лучше. Но – ближе к делу! Я пришел сообщить вам, что сэр Клайв Боттомли сейчас беседует с великим визирем. Сэр Клайв передал ему бумаги мистера Каннинга, британского министра иностранных дел. И обвинил Карима Александра в пособничестве греческому мятежу.

– Но как вы об этом узнали? – воскликнула Шарлотта, забыв о том, что в Оттоманской империи женщины подают голос только когда мужчины к ним обращаются.

Александр затаил дыхание, но эмир не рассердился на Шарлотту.

– Я должен знать, что затевает великий визирь, дабы успеть принять меры предосторожности. Поэтому даже на тайных советах у великого визиря бывают мои люди.

Эмир говорил, нисколько не красуясь, но Шарлотта вдруг впервые поняла, насколько он могуществен.

Александр подошел к эмиру.

– Отец, простите, что я причинил вам столько беспокойства своим возвращением, но я должен признаться, что бумаги, которые сэр Клайв передал великому визирю, поддельные. А настоящие привез в Стамбул капитан Баррет. Именно их я и хочу показать султану.

– Ты думаешь, это принесет пользу ему и нашей империи?

– Да. Это личное обращение мистера Каннинга к султану. Он пишет, что британский флот не допустит вмешательства России в дела греков, если султан и глава временного греческого правительства договорятся об окончании войны.

– А, по-моему, англичанам следовало бы не потакать грекам, а помочь нам подавить революцию.

– Отец, это нелегко признать, но борьба греков зашла слишком далеко. Вернуть прошлое невозможно. Поверьте мне! Оттоманская империя рухнет, если будет пытаться удержать Грецию в прежних границах.

– Законы нашей империи зиждутся на глубочайшей мудрости ислама. Нелегко отдать оттоманские земли неверным.

– Но необходимо, отец, – мягко сказал Александр. – И я хочу по возможности смягчить боль потери. Клянусь вам: ведя переговоры с англичанами, я всегда старался защищать интересы нашего султана. Что же касается греков, то я уже объяснял вам: моя единственная цель – уберечь крестьян от голода и разорения. Призвав на помощь египетскую армию, султан выпустил джинна, который питается кровью невинных жертв. Я денно и нощно молю Аллаха, чтобы Махмуд поскорее ужаснулся содеянному и обуздал чудовище до того, как оно напьется греческой крови и в поисках новой добычи ринется в Стамбул.

– Я и сам не доверяю Али-паше, – откликнулся эмир. – Я долго думал над твоими словами, сын мой, и решил немедля ходатайствовать о том, чтобы султан тебя принял.

Александр быстро опустился на колени перед отцом и прикоснулся лбом к его руке.

– Нижайше благодарю вас.

Переведенная на холодный английский язык, эта восточная формула вежливости прозвучала чопорно и странно.

– Твоя благодарность преждевременна, – сухо ответил эмир. – Даже если султан прислушается к твоему совету, тебе придется спасаться бегством. Великий визирь не одинок в своем убеждении, что ты навлек на нашу империю неисчислимые беды, побудив султана нарушить обычаи предков. После встречи с султаном твоя жизнь, сынок, будет висеть на волоске. Особенно если эта встреча пройдет успешно.

– Хенк Баррет готов увезти меня из Стамбула, – сказал Александр и, поколебавшись, спросил: – Вы поедете со мной, отец?

Пауза длилась не больше секунды, но Шарлотта успела понять, что эмиру тоже угрожает смертельная опасность.

Эмир улыбнулся.

– Ты очень добр, сын, но не тревожься. Я принял меры предосторожности. Поверь, я хочу дожить до глубокой старости, возделывать сад и… радоваться внукам.

Глаза Александра внезапно потемнели, но улыбка была по-прежнему теплой.

– Дети ваших дочерей, отец, доставят вам бесконечную радость.

Эмир усмехнулся.

– Безусловно. И дети моего сына, думаю, тоже. – Он резко повернул голову к Хенку Баррету и добавил без тени улыбки: – Я устрою побег моего сына из дворца султана на ваш корабль. Надеюсь, вам удастся беспрепятственно выйти из гавани?

– Можете на меня положиться, ваша светлость. На меня и на мою команду. Мы будем готовы.

– Хорошо. Я полагаю, мне лучше не знать, куда вы намерены держать курс. В таком случае я не смогу вас выдать, – сказал эмир и опять обратился к сыну: – Нам надо еще кое-что обсудить, Карим Александр, но сначала я хочу обратиться к тебе с просьбой. Пожалуйста, дозволь мне побеседовать с твоей женой наедине.

Шарлотта уже достаточно изучила турецкие обычаи, чтобы понять, насколько необычна была такая просьба. Она посмотрела на Александра. Его лицо являло собой безразличную маску. Как, впрочем, всегда, когда в душе у него бушевали бешеные страсти. В комнате наступила гнетущая тишина. Наконец Александр учтиво наклонил голову в знак согласия.

– Ваше желание для меня – закон, отец. – Он хлопнул в ладоши и вызвал евнуха, чтобы тот проводил леди Аделину в гарем. – Если вы позволите, отец, я проведу Хенка в зал, где его ждут моряки.

– Хорошо. Я скоро присоединюсь к вам.

Низко поклонившись, Хенк Баррет и Александр вышли из комнаты. Эмир еле заметно улыбнулся, глядя вслед сыну.

– Бедный Карим Александр! – вздохнул он, жестом предлагая Шарлотте сесть. – Бедняга любит вас гораздо больше, чем ему хотелось бы.

Шарлотта рада была бы поверить эмиру, но не желала обманываться.

– Он не может любить меня! – выпалила она. – Мы всего три дня назад поженились, а он уже говорит о разводе. Он сказал, что отправит меня в Англию, как только найдет корабль.

Эмир усмехнулся.

– Как это благородно с его стороны… и как глупо! Неужели тебе непонятно, Шарлотта Риппон: он любит тебя так сильно, что даже готов освободить от уз, которыми вас связала судьба?

Шарлотта вздрогнула и внезапно призналась эмиру в том, в чем не решалась признаться даже самой себе:

– Но я… я не уверена, что мне хочется обрести свободу.

– Что ж, значит, моему сыну повезло. Любить и быть любимым огромная радость. Я желал в своей жизни многих женщин, но любил только Пенелопу, мать Карима Александра. Когда она умерла, я поражался жестокости Аллаха, который не дал мне умереть вместе с ней.

– Примите мои соболезнования, достопочтенный эмир.

– Спасибо, но это лишнее. Моя скорбь давно сменилась благодарностью. Благодарностью за те счастливые годы, что мне довелось прожить с Пенелопой. Аллах даровал мне не только эту несказанную радость, но и позволил дожить до тех пор, когда Карим Александр, сын, рожденный от моего союза с любимой, вырос и возмужал. Но и это еще не предел. Милость Аллаха столь велика, что он послал мне тебя, единственную женщину, с которой мой сын может обрести счастье.

– О нет, я вовсе не считаю себя избранницей Аллаха! – запротестовала Шарлотта. – Ну, разве я могу стать хорошей мусульманской женой?

– Аллах смотрит на вещи не так, как мы, смертные. Он прозорлив и понимает, что Кариму Александру не нужна жена-мусульманка. – Эмир подошел к книжным полкам и провел пальцем по кожаным переплетам книг, которые собрал в библиотеке его сын. – Ты должна понять, Шарлотта Риппон, мой сын – порождение двух культур. Культур, которые очень трудно примирить между собой. В душе Карима Александра постоянно борются чувство долга, обычаи и личные склонности и пристрастия. Вернувшись из Европы, он женился на Фатиме. Я выбрал ему эту жену, и Карим Александр повиновался мне. Он исполнил сыновний долг и последовал обычаям предков. Но жизнь его была лишь покорным выполнением бесконечной череды обязанностей. В его отношении к жене не было ни искры страсти или обожания. Бедняжка Фатима! Она чувствовала себя такой потерянной и несчастной, а Карим Александр, видя ее несчастье, мучился угрызениями совести.

– А женщины в гареме считают, что ваш сын был без ума от Фатимы, потому и отказывался жениться после ее смерти.

– Просто так эта история выглядит красивее. Но по правде говоря, Карим Александр отказывался от женитьбы, потому что боялся еще раз взвалить на себя обузу. Ведь брак без любви – это страшное бремя. Я всегда знал, что мой сын женится лишь на той, кого полюбит от всего сердца. И за годы нашей разлуки мне удалось понять, что это будет не турецкая женщина. Ну а когда я увидел тебя, Шарлотта Риппон, у меня не осталось сомнений, что мой сын наконец-то нашел жену.

– Но как вы могли это понять, достопочтенный эмир? Вы ведь даже не видели моего лица.

Мы с Александром никогда при вас не разговаривали, и я…

– А мне не нужно было видеть тебя, – ласково ответил эмир. – Я просто наблюдал за сыном. Я хорошо знаю Александра, и мне нетрудно было догадаться, что вовсе не обязательства перед твоими родными побуждают его жениться на тебе. Он очень старался сохранить хладнокровие, но я видел, что сын сгорает от желания обладать тобой.

– Вы ошибаетесь! – горячо воскликнула Шарлотта, втайне молясь, чтобы эмир оказался прав. И, окончательно отбросив осторожность, выложила все начистоту: – Александр предложил жениться на мне только потому, что чувствовал себя обязанным избавить нас с тетей от пожизненного заточения в вашем гареме.

– О, это лишь предлог, самообман. Если б он хоть немного подумал, то понял бы, что подобные жесты были совершенно не нужны. Карим Александр, может, в чем-то меня и не понимает, но ему прекрасно известно, что я отпустил бы вас из гарема, если бы он попросил, и жениться для этого было вовсе не обязательно.

– Но вы же сами настояли на том, чтобы мы поскорее поженились!