Кэролайн Линден - Навеки мой

– Вильгельмина, – протянула она. – Какое необычное имя.

– Ее отец был прусским эрцгерцогом. Брак состоялся, поскольку мой прадед считал, что сможет умаслить Георга Второго, если его сын женится на представительнице династии Ганноверов.

– Конечно.

Герцог раздраженно вздохнул.

– Да, устраивая этот брак, руководствовались политическими мотивами. Но они симпатизировали друг другу, и мой дед не ссылал жену в отдаленное поместье. Напротив, он во всем ей потакал. Лошадей для нее привозили из лучших конюшен Европы.

– Настоящий союз, основанный на любви, – заметила Софи. – Я испытала облегчение, услышав это. Остается надеяться, что так и было в действительности.

Герцог раздраженно взглянул на нее:

– Неужели все браки должны основываться на любви?

– Нет. Люди женятся и выходят замуж ради денег, благополучия или по каким-то иным причинам.

– Уж вам ли не знать. Ведь вы были замужем.

Верно. За мифическим мистером Кэмпбеллом. Во время долгого путешествия в почтовой карете из Бата в Лондон три года назад Софи придумала себе новую биографию, в том числе скончавшегося после продолжительной болезни супруга. В воображении Софи мистер Кэмпбелл был высоким, худощавым, образованным и добрым, но немного болезненным – таким, о каком можно погоревать, однако в итоге смириться с потерей. Чтобы пресечь вопросы о его семье, Софи рассказывала всем, что его отец шотландец, а мать – американка.

Но герцогу вовсе не обязательно это знать.

– Викарий не расспрашивает о том, что толкнуло вас на брак, – произнесла она. – Лишь бы имена были написаны правильно.

– Полагаю, вы были очень юной.

– Юной, но не наивной.

– Осмелюсь предположить, что это был брак по любви. – Даже в тусклом свете лампы глаза герцога стали яркими и живыми. – Поскольку союз ваших родителей был именно таким.

Софи отвернулась.

– Я уже говорила вам, что подобные браки большая редкость.

Редкость, за которую, как правило, уплачена высокая цена. Грандиозный план Софи заключался в том, чтобы подыскать себе порядочного доброго мужчину со стабильным доходом. Кого-то, к кому она будет относиться с теплотой, но в кого не влюбится. Кого-то вроде придуманного ею мистера Кэмпбелла. Софи, конечно, стремилась к такой же любви и преданности, которую обрели ее родители, только вот была совсем не уверена, что у нее хватит силы духа, чтобы раствориться в своей страсти, как это сделали они. Могла ли она бросить все ради мужчины? Даже ради такого, кто любил бы ее больше жизни? Сумела бы довольствоваться жизнью впроголодь, когда с трудом удается наскрести денег на оплату продуктов, жилья и доктора? Ее родители сильно любили друг друга, но эта любовь дорого им обошлась, и в итоге за нее пришлось заплатить Софи.

– Что в этих сундуках? – спросила она, чтобы отвлечь герцога от своей персоны. – Их так много.

Джек понимал, что миссис Кэмпбелл нашла способ уклониться от ответа на его вопрос, и по какой-то непонятной причине испытал разочарование. Ведь ему было не все равно, что она ответит.

– Скорее всего одежда. – Он выдвинул сундук с изящно выгравированной буквой В на крышке, и отомкнул замки.

Взору Софи предстало облако тонкой серебряной бумаги и слой льняной ткани. Она осторожно откинула их в сторону и вздохнула от восхищения, заметив спрятанное под ними платье. Золотую ткань покрывала богатая вышивка жемчугом и кружевами.

– Можно? – Софи посмотрела на герцога, и тот кивнул. Она осторожно приподняла платье, не в силах вымолвить ни слова при виде столь тонкой работы. Подобный фасон был в моде лет шестьдесят назад, однако платье ничуть не потускнело от времени и все так же, как и прежде, переливалось и блестело. – Как красиво! – воскликнула Софи. – Потрясающе!

Ей хотелось вытащить платье из сундука, приложить к себе и встать перед зеркалом, представив, будто оно принадлежит ей. Софи посмотрела на герцога из-под опущенных ресниц. Облокотившись о верхний сундук, он наблюдал за ней – расслабленно, но внимательно. Софи, наверное, думала, что в таком платье, как это, она будет достойна внимания хозяина…

– Пожалуй, в браке по расчету есть кое-какие преимущества, – пробормотал он.

– Я не говорила, что преимуществ нет! Просто я считаю, что они не стоят риска. – Софи аккуратно сложила платье в сундук, завернула его в слой бумаги и ткани. Закрывая крышку сундука, она добавила: – Это самая настоящая сокровищница!

– В этом платье она блистала при дворе. Есть портрет, на котором она изображена в нем в Кирквуд-Холле в Сомерсете.

Еще одно хранилище семейной истории.

– Наверное, она выглядела в нем как невеста Аполлона.

– Вы шутите? Аполлон был бы обычным мужем для герцогини Вэр, – серьезно произнес герцог.

Софи заморгала, а потом рассмеялась. Он улыбнулся и задвинул сундук на место.

– Хотите открыть какой-нибудь еще?

Конечно, Софи желала посмотреть, какие еще сокровища хранят эти сундуки, но она убрала за ухо выбившуюся из прически прядь и поморщилась, когда пальцы опутала паутина.

– Пожалуй, воздержусь, если только в одном из сундуков не живет привидение, готовое выбраться наружу и загреметь кандалами нам на потеху. Сегодня мы подняли достаточно пыли. – Она принялась отряхивать подол платья, вспомнив о том, чем чревато путешествие по пыльным чердакам. Теперь Софи выглядела как замарашка.

– К сожалению, привидений в Олвин-Хаусе тоже нет, – с насмешливым разочарованием протянул герцог. – А если и есть, то ведут они себя тихо. – Герцог вскинул голову. – Вот уж не предполагал, что женщины могут интересоваться подобными вещами.

– Ну… Вообще-то поиски красивых платьев гораздо интереснее встречи с привидениями.

– Подозреваю, что хранившихся здесь нарядов хватит, чтобы одеть целый королевский двор.

Софи подумала о собственном скромном гардеробе, оставшемся в Лондоне, который лишился теперь любимого красного платья. Сегодня утром миссис Гибсон принесла его и сообщила, что подол настолько грязный, что привести его в надлежащий вид невозможно. Зеленое платье тоже осталось от одной из служанок, но и его Софи испачкала пылью и паутиной. Правда, в Олвин-Хаусе было много одежды гораздо более высокого качества.

– Если все наряды так же прекрасны, как это платье, то вы совершаете преступление, держа их под замком, – заметила Софи. – А халаты вашего деда, отороченные горностаем, тоже где-то тут?

Герцог не ответил. Его лицо приобрело довольно странное выражение, когда он посмотрел на свою гостью. Он протянул руку и провел кончиками пальцев по ее щеке. Софи не двигалась и едва дышала. Прикосновение пальцев к ее коже напоминало ласку, даримую мужчиной любимой женщине. Оно вновь пробудило в душе Софи пугающее ощущение. Влечение, испытываемое ею к этому мужчине, и совершенно неприемлемое желание почувствовать, как его пальцы погружаются в ее волосы, а он сам овладевает ею прямо здесь, на старых сундуках…

Герцог убрал руку и отряхнул пальцы.

– Паутина, – глухо и сдавленно произнес он.

Лицо Софи горело, а по телу прокатывались волны желания. «Безумие, безумие, безумие», – мысленно повторяла Софи.

– Последствия исследовательской деятельности! – Она хлопнула по подолу руками. – Мне нужно принять ванну…

– Вы необычная женщина, миссис Кэмпбелл, – сказал он.

«Гораздо необычнее, чем вы можете представить», – подумала Софи, заставив себя беззаботно улыбнуться.

– Сочту эти слова за комплимент, ваша светлость.

Герцог заглянул ей в лицо, и ее вдруг обдало жаром, когда она поняла, что он наблюдает за тем, как она отряхивает лиф платья.

– Хорошо, – кивнул он, и в воздухе повисло неловкое молчание. – Это и был комплимент.

Герцог взял лампу и направился к двери. Софи с сильно бьющимся сердцем оставалось лишь последовать за ним.

– Не знаю, как вы, – заявила на третий день миссис Кэмпбелл, – а я точно тронусь умом, если не выйду из этого дома.

Джек вскинул брови:

– Под дождь?

Она посмотрела в окно.

– Это не дождь, а скорее туман. В России сказали бы, что день слишком хорош, чтобы провести его в четырех стенах.

– Когда вы были в России?

Миссис Кэмпбелл отодвинула стул от стола и встала.

– Думаю, сначала можно просто прогуляться по саду, а потом дойти до озера, – произнесла она. – Вы сказали, что к нему ведет тропинка. Присоединитесь ко мне или будете целый день валяться на диване в библиотеке?

Джек тоже отодвинулся от стола.

– Я уже много лет не валялся на диване, мадам.

Софи улыбнулась:

– В таком случае давайте попросим Уилсона найти зонты.

Она оказалась права. Дождь почти прекратился, когда они вышли на террасу. Миссис Кэмпбелл глубоко вздохнула – как Джек понял, от облегчения – и воскликнула:

– Как красиво!

Подняв ворот пальто, он прищурился и посмотрел на небо. Сегодня оно просветлело и своим оттенком напомнило жемчуг, а не сплав олова со свинцом. Наверное, это свидетельствовало о том, что дождь скоро закончится.

На пороге появился Уилсон с двумя зонтами, но Джек взял только один. Он многозначительно посмотрел на слугу, и тот, отвесив поклон, удалился обратно в дом вместе со вторым зонтом. Миссис Кэмпбелл, любующаяся мокрым садом, стояла спиной к ним и ничего не заметила. Джек раскрыл зонт и подошел к ней.

– Идемте? – Он протянул ей ладонь.

Софи взглянула на него, а потом взяла его под руку. Прикосновение было легким, однако тело Джека мгновенно отозвалось напряжением каждого нерва. Он поднял зонт над головой, и они вместе двинулись по тропинке.

– Кто разбил эти сады? – спросила Софи, когда они прошли мимо роз, нежные головки которых поникли под тяжелыми каплями.

– Изначально моя прабабушка. Хотя, должен признаться, я не очень хорошо осведомлен об этом. Уверен, миссис Гибсон расскажет подробнее.

– Она давно тут живет?

Джек кивнул:

– Лет тридцать.

– Какая преданность!

– Не все считают мою семью неприятной.

– Я этого не говорила!

– Вы назвали моего прадеда жестоким. Неодобрительно высказывались о браке моих родителей. Заявили, что из моего брата получится никудышный муж, а меня обвинили в том, будто я вас похитил. – Неожиданно Джек улыбнулся. Наверное, причиной тому было написанное на лице миссис Кэмпбелл замешательство.

– Да, – кивнула она. – Остается только предположить, что преданность ваших слуг достойно оплачивается.

– Значит, вы считаете, что если жалованье достаточно высоко, то можно работать и на изверга?

– Если нельзя выйти замуж за деньги, то нужно их заработать. – Склонив голову набок, Софи дерзко посмотрела на герцога. – Но подобные предположения, должно быть, чужды его светлости.

– Вы правы, – произнес он. – Я работаю вообще без жалованья.

Софи остановилась.

– Я вовсе не хотела…

Она поджала губы, и Джек поймал себя на том, что откровенно на нее таращится. Он даже подумал о том, с какой легкостью мог бы сейчас наклониться и поцеловать ее прямо здесь, в саду под дождем, ведь она так очаровательно раскаивалась, а ее губы были словно специально созданы для поцелуев.

– Филипп говорил, что вы много работаете.

Упоминание о брате сразу охладило пыл Джека и заставило позабыть о поцелуях. Он отвел взгляд от соблазнительно-розовых губ миссис Кэмпбелл.

– Да. К сожалению, Филипп пока не проявляет ни малейшего интереса к делам. Он не следит за тем, чтобы слугам выплачивалось жалованье, а арендаторы своевременно платили ренту. В общем, та рутина, которой занимаюсь я, его не занимает.

– Я не… – Софи осеклась. – Я не хотела, чтобы вы восприняли мои слова как проявление неуважения. Наоборот! Филипп – безответственный шалопай. С ним приятно проводить время за игорным столом, но как человек он не достоин восхищения. Я лишь хотела сказать… – Она снова отвернулась и окинула взглядом дом, сад и мокрую лужайку перед ним. – Работа за жалованье слуги не имеет ничего общего вот с этим всем. Когда только и думаешь о том, где добыть денег на пропитание, крышу над головой и лекарства, поневоле… станешь работать на изверга, если он хорошо платит.

Охватившее Джека раздражение вдруг исчезло. Внезапно он понял: эта женщина жила в бедности. Более того, она действительно работала за жалованье, беспокоилась о пропитании и крыше над головой.

Все это следовало из ее рассказа о том, что родители умерли, когда она была ребенком, практически ничего ей не оставив. Дед, которого миссис Кэмпбелл называла чудовищем, не слишком о ней заботился, и, похоже, муж оказался ничем не лучше. Странно, что она никогда о нем не вспоминала. Все это рисовало в воображении Джека портрет женщины, вынужденной выживать в весьма непростом мире. Он признал, что игра в карты и кости была более уважаемым занятием, чем то, с помощью какого миссис Кэмпбелл могла бы зарабатывать себе на жизнь.