Только вот как добиться того, чтобы Софи рассказала ему о себе?

Экипаж остановился неподалеку от Вэр-Хауса, Джек вышел из него, заплатил кучеру. Колеса громко загремели по булыжной мостовой, когда экипаж покатил прочь по тихой пустынной улице, а Джек проделал остаток пути до дома пешком.

Даже в столь поздний час в доме ждал слуга, готовый распахнуть дверь. Джек передал лакею пальто и шляпу, и некоторое время стоял в пустом холле. В это время в доме было тихо точно в могиле. Не в силах справиться с беспокойством, Джек взял со стола лампу и направился по длинным коридорам к себе в кабинет. Он налил в стакан бренди, но отставил его в сторону после одного глотка. Что же скрывала Софи?

Джек догадался, что она играет в карты, чтобы сколотить состояние. Подобная деятельность в обществе не слишком приветствовалась, однако и преступления в этом тоже не было.

А еще Джек подозревал, что Софи пытается найти мужа. Впрочем, то же самое можно было сказать и о многих других жительницах Лондона.

Николас Дэшвуд предостерег Джека от общения с Софи. И все же она нашла способ поговорить с ним и даже пригласила к себе домой.

Однако кое-чего Джек не понимал. Если Софи нуждалась в деньгах, ей стоило лишь намекнуть, и он бы окружил ее роскошью. Она наверняка знала это, ведь Джек предложил купить для нее дом. Но вместо этого попросила его никогда больше не говорить о том, что случилось в Олвин-Хаусе, и даже не пытаться увидеться с ней снова… А потом позвала его к себе в постель. Джек и так уже сходил по ней с ума. Что же будет дальше?

А может, все это тщательно продуманный план? Неужели он попал в сети опытной мошенницы? Женщины, нуждающейся в деньгах, соблазняющей своих партнеров по игре, отвергающей тех, у кого нет собственного дохода? Неужели Софи занялась с ним любовью, а потом объявила о том, что между ними все кончено, но в итоге все равно заманила его в ловушку? Каждое действие Софи заставляло Джека желать ее еще сильнее. Неужели именно на это она и рассчитывала? Охотником оказался вовсе не он, а Софи? Женщина снова использует его и унизит?

Поморщившись, Джек выругался и провел рукой по волосам. Он снова повторяет свою ошибку. Позволяет призраку Порсии заставить его увидеть проблемы там, где их на самом деле нет. По правде говоря, в последние годы Джек о ней почти не вспоминал. И что в итоге? Он приписывает Софи нечестивые намерения без всякого на то основания.

Ключ хранился у Джека в столе. Найдя его, он повернулся к большому шкафу, поставил лампу рядом, сделал пламя посильнее и отпер самый верхний ящик. Ему не составило труда отыскать хранившуюся там миниатюру. Она была меньше, чем он помнил, в потускневшей от времени серебряной рамке. Джек поднес миниатюру к лампе и посмотрел на портрет своей первой любви.

Она была такой юной. В памяти Джека Порсия осталась женщиной: прекрасной и лживой, как Ева, – но с этого портрета на него смотрела почти девочка. И это его удивило. Джек чуть наклонил миниатюру, чтобы получше разглядеть пухлые щеки, маленький, похожий на бутон розы, рот, золотистые локоны. Он влюбился в нее почти с первого взгляда, и полагал, что с ней произошло то же самое. Порсия принимала знаки его внимания, улыбалась всему, что Джек говорил, и даже позволяла себя целовать. Она сильно отличалась от других великосветских леди, слишком явно пытавшихся заполучить его в мужья. Казалось, что Порсии, не было до этого никакого дела. Она представлялась Джеку совершенством: красивая, элегантная, чуждая условностям. Порсия увлекалась скачками и изобразительным искусством, учила русский и французский в отличие от других молодых дам, потому что много читала о русском царе и интересовалась его жизнью. Она была из его мира, из его общества, и все же была для Джека подобна глотку свежего воздуха. Отец Джека одобрил ее кандидатуру, и родители Порсии всячески поощряли его ухаживания. Странно, но Джек вдруг понял, что разделяет их мнение относительного того, что ему непременно следует сделать Порсию своей женой. К тому же он вообразил, будто по уши в нее влюблен.

А потом она сбежала с другим. Накануне вечером Порсия танцевала с Джеком целых три танца подряд, пробудив волну перешептываний и ожиданий, а на следующий день выскользнула через черный ход из салона модистки, где покупала шляпки, прыгнула в поджидавший ее экипаж и направилась на север. Позднее Джек узнал, что она флиртовала с ним, будучи незаконно помолвленной с подававшим надежды морским офицером. Отец Порсии, граф Фарнсуорт, не одобрял ее увлечения и устроил так, чтобы офицера отправили в море. Он посоветовал дочери найти более подходящего мужчину. Порсия выбрала Джека и использовала его для того, чтобы усыпить бдительность семьи, а потом сбежать с женихом в Шотландию, где их обвенчали без согласия родителей.

Она оставила записку, в которой умоляла Джека простить ее. Однако ему потребовалось не так много времени, чтобы узнать всю горькую правду. Порсия никогда его не любила, считала бесполезным молодым человеком, который со временем станет бесполезным и скучным мужчиной, только и ждущим того, чтобы унаследовать титул. Шла война, и жених Порсии уже прославился тем, что совершил отчаянную вылазку в испанском порту. Порсия видела себя путешествующей по миру, с награжденным медалями героем и бесстрашным авантюристом. Она даже смеялась со своими подругами над тем, что имени Джека никто никогда не узнает, поскольку для всех он останется очередным наследником в череде герцогов Вэр. Ей нужен был энергичный, деятельный мужчина, а не наследник, которого делают желанным титул и состояние.

Джек убрал портрет в шкаф. Шок от сознания, что Порсия никогда не желала его по-настоящему, давно прошел. Она оказалась бессердечной и расчетливой особой, разбившей ему сердце. Однако время залечило эту рану. Порсия оставила в душе Джека шрам. Но это было не разбитое сердце, как полагали многие, а сознание, что никто и никогда не полюбит его за человеческие качества. Менее чем через месяц после побега Порсии отец Джека, восьмой герцог Вэр, неожиданно умер. В свои двадцать четыре года Джек оказался совершенно не готов унаследовать многочисленные земли и недвижимость, огромное состояние и груз ответственности, налагаемый титулом.

Его более удачливые друзья, еще не успевшие унаследовать титулов или не имевшие таковых вовсе, подшучивали над ним. Теперь никто не смел ему указывать, как себя вести и на что тратить деньги. Джек мог иметь любую женщину, а также кутить сколько душа пожелает, твердили его друзья, подмигивая и непристойно хохоча. Однако это было слабым утешением после того, как единственная дама, которую, как ему казалось, он безумно любил, сбежала с другим, а его спокойной жизни пришел конец под гнетом обязанностей и долга, налагаемых титулом. Женщины, на кого Джек обращал внимание, видели в нем не мужчину, а возможность стать герцогиней.

После Порсии Софи Кэмпбелл стала первой женщиной, заставившей Джека думать, будто ее интересует он сам, а вовсе не его титул. На мгновение мысль, показавшаяся ему такой соблазнительной в Олвин-Хаусе – почему он не может выбрать ту даму, которую хочет? – завладела им с новой силой. Ему действительно не нужно было жениться ради связей или денег. Так почему он не мог сломать традиции и взять в жены ту женщину, которую хочет и выбрал сам? Если, конечно, он действительно помышляет о женитьбе.

Хотел ли Джек жениться на Софи? И разве можно принять столь важное решение через пару недель знакомства?

«Ты совсем ее не знаешь», – нашептывал внутренний голос. Джек считал, что прекрасно знает, что собой представляет Порсия, а она его обманула. Наверное, он плохо разбирался в женщинах. В глубине души Джек был уверен, что Софи совсем не такая, как его бывшая невеста. Однако факт оставался фактом. У нее имеются секреты, которыми она не намерена делиться ни с кем.

Что же скрывает Софи Кэмпбелл?

Глава 20

Следующие две недели Джек старательно игнорировал хранимые Софи тайны. И придерживался своего намерения не выпускать Филиппа из виду. Когда его брат отправлялся в «Вегу», он следовал за ним и оставался в клубе до тех пор, пока стрелки на часах не останавливались на отметке четверть второго. В это время Джек уходил из клуба, насмешливо отдавая честь Филиппу, уже привыкшему к присутствию брата, хотя так и не смирившемуся с этим. Однако Джеку не было до этого дела. Мистер Форбс прекрасно знал привычки всех своих посетителей, поэтому Джека каждую ночь ждал экипаж. Джек доезжал до Тотнем-Корт-роуд, а дальше шел пешком до маленького домика Софи на Альфред-стрит, чтобы не беспокоить ее соседей.

Эти короткие часы, проведенные рядом с Софи, подпитывали Джека. Когда Софи отпирала дверь, чтобы впустить его внутрь, сердце Джека пело от радости при виде ее лица. Когда же они, взявшись за руки, поспешно поднимались по лестнице в спальню, он чувствовал себя энергичным, как никогда. А вскоре дверь спальни закрывалась, и Джек целовал Софи, раздевал ее и занимался с ней любовью до тех пор, пока оба без сил не падали на кровать с отчаянно колотившимися сердцами и влажной от пота кожей. И вот тогда Джек позволял себе размышлять о своем положении.

Он – девятый герцог Вэр, имеющий связи и родственников в большинстве известных семей Англии и половине королевских домов Европы. Ему не требовалось привлекать в семью еще благородную кровь или обзаводиться новыми связями. Джек считался одним из богатейших людей Британии и был вовсе не обязан жениться на наследнице. Он являлся членом палаты лордов, как и его предки, однако не питал страсти к политике. Так что брак, основанный на политических мотивах, Джека тоже не интересовал. В общем, не существовало причин, по которым он не мог бы взять в жены обычную женщину.

В постели они с Софи разговаривали. Порой беседы носили несерьезный характер и заканчивались громким смехом. Но время от времени они становились более глубокими и производили на Джека сильное впечатление. Софи повидала мир, и умела ценить мелочи, чем удивляла Джека и заставляла чувствовать стыд. Необычному изысканному реверансу, напоминающему танцевальное па, ее обучила русская балерина, когда Софи было восемь лет. Она забавно рассказывала о том, как снова и снова практиковалась перед зеркалом, предвкушая, как будет представлена царю. Чего, конечно же, не случилось. Но реверанс так и остался на память о той балерине, признававшей лишь наряды из алого шелка и отказывавшейся надевать что-либо другое. Балерина держала ручного мангуста и тепло относилась к маленькой Софи.

Джеку не давала покоя мысль, как и почему она оказалась в Санкт-Петербурге, но Софи не объясняла. Джек вдруг понял, что ее секреты волнуют его все меньше и меньше. А вот чувства Софи к нему были действительно важны.

Истинной герцогини из Софи не получится, но это не имело значения. Герцог Эксетер женился на вдове сельского викария, однако земля от этого не остановилась, и даже надменный высший свет в итоге забыл мезальянсе. Ведь важно только его, Джека, мнение, верно? Только его предпочтения следует учитывать, когда речь зайдет о том, кто будет находиться рядом с ним на балах, рожать ему детей и чей портрет повесят в галерее Кирквуда. Однажды Софи лежала рядом с ним, свернувшись калачиком, и рассказывала очередную историю из своего детства, о ее присутствии на одном из званых вечеров в Вене и попытке спрятать от родителей подобранного на улице бродячего кота. Джек слушал с еле заметной улыбкой, и думал о том, что ему безразлично мнение окружающих, потому что она достойна того, чтобы стать его женой.

Усиливающееся ощущение, что ему нужно следовать зову сердца и разума, не отпускало Джека до тех пор, пока однажды утром герцогиня не присоединилась к нему за завтраком. Это случилось через три недели после того, как Софи нанесла визит в Вэр-Хаус.

– Доброе утро, – произнесла герцогиня, когда лакей услужливо отодвинул для нее стул.

– Доброе утро, – с удивлением протянул Джек, наблюдая, как мать усаживается за стол.

Обычно она завтракала у себя в комнате и гораздо позже. Так что ее появление в столовой сегодня утром было необычным. К тому времени, как лакей принес все, что она просила, Джек уже почти закончил завтракать. До встречи с Софи он, как правило, проводил целый час у себя в кабинете, прежде чем отправиться на конную прогулку в парк. Однако теперь значительную часть рутинной работы выполнял Перси. Джек выезжал на прогулки каждый день в любую погоду, а сегодня и вовсе впервые за много лет планировал заглянуть в боксерский клуб. Джек не чувствовал, что готов снова выйти на ринг, но было так приятно выбраться из душного кабинета и заняться чем-то еще помимо повседневных дел. Он отодвинулся от стола.

– Прошу извинить меня, мама.

– Ты хорошо себя чувствуешь, дорогой?

Вопрос, заданный тихим мягким тоном, застал Джека врасплох.

– Прекрасно, – ответил он, подумав о том, что лучше, чем сейчас, не было давно. – Что заставило тебя спросить об этом?