Шарлин Рэддон - Навеки моя

– Как долго она проживет? – спросил Бартоломью.

– Несколько минут или часов, максимум день.

За секунду, до того как Бартоломью опустил взгляд, Эри встретилась с ним глазами. Его взгляд был полон чувства вины. Она знала, что он не винил бы себя так, если бы ее не было рядом. Что-то внутри нее подсказало ей, что не скоро он сможет простить себя… и ее. Действительность была к ней слишком сурова.

Стадо коров начало лениво разбредаться в разные стороны, когда экипаж повернул в их сторону. Сойка едва успела выскочить из-под копыт лошадей, сделав вид, что у нее перебито крыло, отвлекая таким образом непрошеных гостей подальше от гнезда. Жалостливые крики птицы не очень то поднимали настроение пассажиров экипажа.

Со своего места между Бартоломью и его вдовцом-братом Кельвином Эри вдыхала сладкий аромат лесной травы, не обращая внимания на примесь в нем едкого запаха навоза. Эти запахи перемешались с обычным для этих мест запахом моря и с каким-то земляным запахом приближающего шторма. Небо над головой казалось беспросветной пеленой серого цвета, на его фоне не было видно ни одной птицы – все они в ожидании шторма уже затаились в своих укрытиях. Несколько капель дождя упало на крышу экипажа, когда Кельвин повернул, коней на узкую грязную дорогу. Вдалеке, над невысокими холмами, показалась красная крыша амбара. Выскочила собака – она решила поприветствовать экипаж громким лаем. Кельвин остановил коней, когда они подъехали к белому амбару. За ним стоял двухэтажный дом, покрашенный белой краской, его красная крыша гармонировала со строениями по соседству. На пороге ждала полная женщина, одетая во все черное. «Как ворона», – подумала Эри. Пока помощник Кельвина спускался по ступенькам, она затараторила бодрым мелодичным голосом, одновременно приветствуя пассажиров экипажа.

– Бартоломью, бедняга Бартоломью! Как ужасно потерять такую молодую жену! Как это трагично! Прости, что не была на похоронах, но я не осмелилась надолго бросить свой очаг.

– Благодарю тебя, Гуди, – ответил Бартоломью, использовав прозвище, которое дал ей Кельвин, затем нагнулся и поцеловал ее персиковую щеку.

– Ничего страшного, что ты не была на похоронах. Как мило с твоей стороны, что ты взяла на себя труд помочь приготовить нам еду. Зная твою кухню, я уверен, что нас поджидают настоящие деликатесы.

– А что мне теперь остается, как не готовить вам еду? Похороны или не похороны, вам все равно нужно есть, чтобы не терять силы. Я даже испекла твой любимый яблочный пирог. И, я надеюсь, ты воздашь ему должное. Извинения на отсутствие аппетита не принимаются. Как и телу, душе тоже нужна пища, ты же знаешь.

– Если все так просто, – Кельвин подмигнул Бартоломью, – то у тебя самая здоровая душа во всей округе, Гуди.

Миссис Гудман одернула его руку, когда он мягко ущипнул ее руку:

– Хватит, молодой человек! Кельвин засмеялся:

– Молодой человек! Черт, Гуди, ты говоришь, как будто ты лет на двадцать старше меня или как будто ты моя мать, а ты старше меня всего-то на пять лет!

– Иногда я чувствую себя твоей мамой, – Гуди вздохнула. – Господь свидетель, она тебе все еще нужна.

С таким видом, как будто бы миссис Гудман до этого не замечала присутствия Эри, она воскликнула:

– Невеста! О, наша маленькая невеста тоже здесь! Здравствуй, здравствуй. Я – Эми Гудман, но ты зови меня просто Эми.

Эри почувствовала себя в теплых, материнских объятиях, пахнущих мукой, жиром и ванилином. Чувство, Которое она не испытывала лет с тринадцати, пробежало по ее жилам, и в ее глазах неожиданно заблестели слезы. От смущения щеки ее покраснели, но Эми Гудман слишком торопилась в дом, чтобы посмотреть, что там на плите, и ничего не заметила. Эри украдкой зашла в коридор и вытерла глаза обратной стороной ладони. В коридоре пахло узамбарской фиалкой[15], само растение с багровыми цветами стояло на трюмо. Из кухни доносились звуки стульев, передвигаемых по деревянному полу – миссис Гудман рассаживала мужчин, Кельвина и двух его сыновей – подростков. Мужские голоса звучали как успокаивающая музыка, в нее врывалось сопрано хозяйки и звяканье посуды – ужин разливали в тарелки.

В одиночестве, чувствуя себя всеми забытой, Эри стояла в переднем коридоре. Ее одолевало ощущение собственной ненужности – в другой комнате сидела за ужином семья. Семья, которая все еще не приняла ее в свои члены. На секунду она пожалела о том, что отказалась поехать с Причардом к его друзьям. Она чувствовала, что совсем одинока. Она чужая и в семье Бартоломью, и своему мужу и его друзьям-бейсболистам, и даже на маяке, который все же был ее домом.

Она в который раз подумала, что, возможно, ей нужно поискать свое место под солнцем где-нибудь еще. В Греции, например. Откуда она знает, может, там ей понравится? Но ей достаточно было вспомнить, как ее отец исходил кровью, лежа в кровати, чтобы понять, что она никогда не сможет быть счастливой среди людей, которые считают своих женщин разменной монетой в достижении почета и богатства. Среди людей, которых не очень-то волнует любовь молодых женщин.

А если дядя Ксенос найдет ее, то ей уже будет все равно, потому что она умрет.

Если бы Бартоломью знал, насколько опасен дядя Ксенос и насколько непрочным по этой причине является ее брак, забрал бы он ее к себе? Женился бы он на ней? Стал бы он защищать ее, даже ценой собственной жизни? Наверное, он защищал бы ее не так долго, как он наказывал себя за то, что не смог спасти Хестер, и за то, что любил чужую женщину, а не свою жену.

Со вчерашнего дня, когда доктор Уилле объявил, что Хестер не переживет ночь, Бартоломью говорил только по необходимости, а с Эри не говорил вообще. Он в одиночестве сидел рядом с постелью Хестер, держа ее измученную, худую руку, пока наконец ее душа не покинула бренного тела, прекратив ее земные страдания.

Этим утром, до того как ее тело не разложилось окончательно, Хестер была похоронена в гробу, который Бартоломью сделал сам. Он так захотел. На крышке гроба, под ее именем, он написал: «Все люди ошибаются, но только Бог умеет прощать». Да, он не простит себя. Эри боялась, что он не сможет простить и ее.

– Эри?

Голос прозвучал так близко, что вырвал ее из плена собственных мыслей. Ее сердце екнуло. Она обернулась, чтобы взглянуть ему в лицо. Но это был не Бартоломью, а его брат.

– С тобой все в порядке?

– Да, Кельвин, спасибо. Я просто смотрела на эти прекрасные фиалки.

– Это Гуди выращивает их. Не забудь сказать ей, что цветы тебе понравились, она будет счастлива. С тех пор как пару лет назад умер ее муж, выращивать цветы и хвастаться перед моей семьей стало делом ее жизни. А теперь пойдем перекусим. Мы все переживаем, куда же ты делась.

Разочарованная, что это был не Бартоломью, она пошла за Кельвином в кухню. А ведь он когда-то так скучал по ней, что искал в лесу ее следы!

Эри посадили между миссис Гудман и Кельвином, который сидел во главе стола. Бартоломью сидел напротив, все остальные располагались по сторонам. Его взгляд, когда она посмотрела на него, был направлен в пустую тарелку. Она подумала, что он не хочет смотреть ей в глаза.

Эми Гудман передала ей дымящееся блюдо с толченой картошкой.

– Вот, дорогая, насыпай себе, а то что-то ты слишком худая. Да и вообще, что-то ты устало выглядишь. Надеюсь, ты еще не беременна? Молодоженам нужно немного времени, чтобы сначала привыкнуть друг к другу до того, как взять на себя ответственность родить ребенка.

Бартоломью поднял голову. Эри бросило в жар.

– А где этот молодец, за которого ты вышла замуж? – спросила миссис Гудман, не обращая внимания на смущение Эри. – В такой день он должен быть здесь рядом с тобой и Бартоломью.

– Ему нужно было о чем-то поговорить со своим другом Стаффи до того, когда мы отправимся домой.

– Стаффи Симзом? Я видела его жену вчера в аптеке, и она мне сказала, что они с мужем уезжают к родителям в Бэй-Сити сегодня, – миссис Гудман пожала плечами. – Наверное, планы изменились.

Эри что-то пробормотала в ответ, но ее мысли и взгляд были сосредоточены на Бартоломью, который был похож на ястреба, ужин которого только что ускользнул в свою норку.

Причард катался по смятой постели, прижимая Нетти к себе. Перевернувшись на спину, он поднял ее так, чтобы ее груди свисали над ним, как спелые персики с дерева. Его язык нежно обнял одну розовую вершинку, затем другую. Нетти застонала и начала крутить бедрами.

– Господи, как я по тебе скучал! – прошептал Причард.

– Правда?

– А ты разве не видишь? – он потянул ее грудь чуть назад, и его возбужденная плоть вошла во влажное тепло между ее ног. Его голос становился все более хриплым.

– Чувствуешь, как я скучал?

Нетти улыбнулась:

– Конечно, Аса.

– Нетти, не называй меня так. Мне еще далеко до великого питчера Асы Брейнарда. Ты же знаешь.

– Да, но в прошлой игре ты безупречно подавал.

– Но до Асы мне все еще далеко, дорогая.

Улыбаясь, она чуть-чуть пригнулась так, чтобы ее груди касались его тела.

– Для меня ты Аса. У тебя великолепная бита, и ты никогда не промахиваешься, – одним движением она до конца села на его ожидающую в нетерпении плоть. – К тому же твоя бита самая большая и лучшая во всей лиге.

Причард не стал спорить с ней. Он был слишком возбужден, слишком хотел показать ей, насколько хорошо он усвоил ее уроки в частной школе любви.

Ее руки охватили его бедра. Она возносила его к вершинам блаженства, двигаясь так быстро, как не подавал даже сам Аса Брейнард. Нетти провел рукой по его еще безволосой груди и, склонившись к его плечу, поцеловала его.

– Господи, Причард, как мне не хочется, чтобы ты уходил!

– Мне тоже, дорогая.

После секундной паузы она сказала:

– Ты уже спишь с ней?

Он не стал спрашивать, кого она имела в виду.

– Я не прикасался к ней с тех пор, как встретил тебя, Нетти. У меня даже желания не было!

– Хорошо, – она поцеловала его в подбородок. – Я бы выгнала тебя, если бы ты спал с ней.

Угрожающий тон ее голоса сменил беззащитный:

– Я никогда ни к кому не относилась так, как отношусь к тебе, Прич. Я бы не пережила, если бы знала, что ты идешь домой и спишь там с другой.

Причард еще сильнее прижал ее к себе.

– О, Нетти, я тебя люблю, а не ее, – для него самого эти слова были такой же неожиданностью, как и для нее.

Вспыхнув от удовольствия и волнения, Нетти чуть приподнялась на локтях. Ее тело почти прикрывало его.

– Ты действительно любишь меня, Причард? – спросила она, смотря ему в глаза.

– Да, конечно, – он улыбнулся, чувствуя, что он и впрямь ее любит.

– Тогда попроси ее уйти. Я не хотела тебе ничего говорить, пока ты сам не сказал, что ты чувствуешь ко мне, но, может быть, ты станешь отцом, Прич. Еще слишком рано говорить наверняка, но однажды я уже была беременна. У меня был выкидыш, но я чувствовала себя так же. Ты рад? Пожалуйста, скажи, что ты рад. Я не вынесу, если ты решишь, что мы тебе не нужны.

– Господи, Нетти, я… я не ожидал, что все так случится. Я думал, ты знаешь… – он хотел продолжить, но замолчал – на лице Нетти появилась такое выражение, что стало ясно, что она сейчас разразится потоком слез.

– Но это все неважно. Конечно, я рад, дорогая. Я же говорил тебе, что хочу свою собственную бейсбольную команду, помнишь?

– Да, но это совсем не значило, что ты хочешь, чтобы именно я родила их.

– Кто же еще должен быть матерью моих детей, если не женщина, которую я люблю больше всего на свете!? – он поцеловал ее и вытер влагу, собравшуюся в краешках ее глаз.

«Господи, что же я делаю?!»

Отпустит ли его Эри, когда обо всем узнает? Она умная девушка. Он хорошо узнал ее за последние несколько недель и убедился в этом. Похоже, что она не станет слишком цепляться за него. Но все равно, она его жена, а он изменяет ей. Как он найдет мужество рассказать ей об этом?

В первый раз с того момента, когда он узнал, что тетя Хестер умрет, он был рад, что ее не было. Она бы хорошенько надрала ему уши за то, что он сделал. Тетя Хестер была самой благочестивой женщиной, которую он видел в своей жизни. Временами она могла вспылить, но не было женщины более богобоязненной, чем она. Он поблагодарил Господа, что ему не придется смотреть ей в глаза и рассказывать, что он отец внебрачного ребенка.

– Нетти, я должен у тебя кое-что спросить.

– Спрашивай, Причард, дорогой.

Она расположилась рядом с ним. Ее руки лениво рисовали круги вокруг его пупка. Хотя мысли его были заняты другим, его тело уже начало реагировать на ее прикосновения. Ее рука спустилась ниже, нежно прикоснулась к члену. Страсть огнем ударила ему в голову. Чувствуя, что он должен решить хотя бы одну проблему в их отношениях до того, как он позволит себе отдаться в ее нежный плен, Причард взял ее руку и сказал: