Шарлин Рэддон - Навеки моя

Эри не крестилась перед иконами каждое утро и вечер, как делала ее мама. Но она аккуратно распаковала каждую вещь, которую мама хранила в маленьком застекленном деревянном ящичке, и расставила их точно так, как ей показывала Деметрия. Каждое пасхальное яйцо, расписанное Деметрией собственноручно, лежало перед иконкой Девы Марии, рядом с хрупкой засохшей веточкой маслины, которую когда-то давно Деметрия освятила во время обедни в Вербное воскресенье. Маленькая бутылочка с водой, когда-то освященной отцом Епифанием, уже была пуста, но Эри все равно поставила ее на почетное место.

Причард и Сим копали яму, в которой собирались завтра зажарить на углях ягненка. Она настояла, чтобы яму выкопали между двумя домами. Бартоломью отказался прийти на ее особый ужин, а так он, по крайней мере, услышит запахи блюд и их смех. В Портленде и у ее старых знакомых в Цинциннати были заказаны специальные ингредиенты: греческий ликер узо, который ее отец так и не полюбил, особый сыр, виноградные листья, макароны, похожие на рис, густой греческий кофе, орехи, миндаль, фисташки, оливки, инжир и финики. Приготовление праздничного ужина началось задолго до Святой Субботы и потребовало от Эри огромной концентрации внимания.

Целый день был потрачен, чтобы приготовить специальные кремы, используемые в приготовлении пахлавы, эклеров, фруктовых сладостей и других деликатесов. Раскатать тесто нужно было очень тонко. Работа тяжелая для любого, не говоря уже о таком неопытном поваре, каким была Эри. Несколько раз все приходилось делать заново, пока наконец не получилось так, как она хотела.

– Ты решила весь город пригласить? – спросил Эри Сим, глядя, как она кропотливо накладывает сыр и шпинат на специально приготовленное тесто и тщательно, как шеренгу солдат, выравнивает линии. Ее запачканные мукой руки на секунду остановились, она сначала посмотрела на Сима, а потом обвела взглядом горку ее любимого печенья с маслом, остывающего на окне, поднос с пахлавой, ожидающий своей очереди отправиться в печь, яйца, которые она добавит в тесто для торта, гору уже сваренных вкрутую яиц, покрашенных в рубиновый цвет, – они символизировали кровь Христову. Да, этого, наверное, хватит на весь город.

В теплую натопленную кухню ворвался Причард. Он сразу же схватил одно пирожное. Эри сначала хотела шлепнуть его по руке, но потом улыбнулась.

– Причард, ты собираешься в город сегодня вечером?

Он не планировал поездку, откладывая трудный разговор с Нетти на потом. Но пока он еще не завоевал себе место в постели Эри, он чувствовал, что не прочь съездить.

– Ребята сказали, что хотят потренироваться, но я им напомнил, что я – молодожен и мне надо хоть иногда бывать дома. А что?

Она начала заворачивать в тесто очередную порцию шпината и сыра.

– Я думаю, что если ты поедешь в город, то нужно будет зайти к Кельвину и пригласить его на пасхальный ужин. Уже давно пора бы, ведь Пасха через пару дней, а миссис Гудман уедет на Пасху к сыну. Так что, может, Кельвин и его сыновья захотят поужинать с нами? – она посмотрела вверх и добавила:

– Надеюсь, и Бартоломью к нам присоединится. Он уже достаточно долго казнит себя за то, что не смог раньше понять, в каком состоянии была Хестер.

Сим прикурил трубку:

– Хорошая мысль.

– Дядя Барт слегка взбодрится, если семья будет рядом, – добавил Причард.

– Хорошо. Пригласи еще доктора Уиллса и, наверное, преподобного Кетчема с женой.

Причард, слизав сахар и остатки пирожного с пальцев, нахмурился.

– Я думаю, что если придет преподобный, то это напомнит дяде Барту о похоронах. Может, лучше Макса Хеннифи из «Соленого глаза»? Они с дядей Бартом всегда были дружны, и Максу не к кому пойти на Пасху.

Эри удивилась:

– «Соленый глаз?»

– Салун рядом с пристанью, – объяснил Сим в своей лаконичной манере.

– Хорошо, пригласи его. Для здорового мужского аппетита я немало вкусненького приготовила. Еще кого-нибудь пригласить?

Раздумывая, Причард съел еще одно пирожное. Он мог бы пригласить Стаффи Симса, но тогда Эри может узнать о том, что некоторых тренировок не было вовсе.

– Нет, я думаю, что все остальные будут праздновать со своими семьями.

– Хорошо, ты не хочешь чего-нибудь перекусить перед отъездом? Кроме пирожных, – крикнула Эри вдогонку Причарду. Уже на ступеньках он отозвался:

– Нет, спасибо, я поем у Стаффи.

Сим крякнул и открыл заднюю дверь:

– «Поем у Стаффи», хоть бы что получше придумал! – пробормотал он и вышел посмотреть, как там козы.

В Святую Субботу Эри была занята весь день, пока часы наконец не просигналили, что наступил волшебный час полночи. Весь вечер она представляла, что ее мама работает рядом с ней, рассказывая пасхальные истории и предания.

Сейчас, наверное, вся деревня, в которой жила Деметрия, собралась в церкви Святой Троицы с зажженными свечами в руках и ожиданием в сердце. Скоро потушат свет. Затем с ударами часов, оповещающими о наступлении полночи, главные ворота церкви распахнутся. Ладан будет кружиться вокруг одетого в белое священника, когда он появится из темной церкви, держа в руках зажженную свечу.

– Приди и получи свет, – произнесет он, а колокольный перезвон оповестит мир о новости – Христос воскрес. Засверкают огни, и все засветится в море искорок. Зазвучат веселые голоса.

– Христос воскрес! – будет провозглашать священник, а все новые искорки будут загораться и загораться. – Христос воскрес! – А люди будут вторить ему: «Воистину воскрес». Они, руками прикрывая огонь от ветра, понесут его домой, чтобы там дымом от этой свечи вывести крест на потолке в честь Его, победившего смерть.

У Эри не было святого огня, но она зажгла свечку и поставила ее рядом с иконостасом Деметрии, шепча сама себе: «Христос воскрес». Наконец наступила Пасха.

Яма была готова. Кухня наполнилась приятным ароматом, и Эри впервые после своего отъезда из Цинциннати почувствовала себя хорошо. Только присутствие Бартоломью на празднике могло сделать день еще прекраснее.

После того, как Причард сменил Сима на маяке рано утром, тот поехал в Тилламук, чтобы выполнить заказ Эри: кое-что купить на рыбном рынке и забрать у Кельвина освежеванного ягненка. Когда он ушел, Эри спустилась в огород, чтобы нарвать свежего чеснока, сельдерея, лука, помидоров и петрушки для блюд, которые она все еще готовила. В это время из амбара вышел Бартоломью. Затаив дыхание, Эри молилась, чтобы он посмотрел в ее сторону. Но он глянул на нее лишь на секунду, а потом пропал за углом амбара. Ее плечи опустились. Она глубоко вздохнула и попыталась заглушить в себе боль, вызванную этим непонятным поведением ее любимого.

Уже прошло две недели после смерти Хестер, но похоже, Бартоломью еще переживал чувство вины. Вначале у Эри тоже возникало это чувство, но, когда она узнала, что их брак развалился задолго до ее появления, она успокоилась. Даже если бы она никогда не приехала в Орегон, отношения между Хестер и Бартоломью были бы такими же. Все равно Хестер была бы сейчас мертва, а Бартоломью обвинял бы себя в том, что недостаточно ее любил.

Разочарование немного отпустило Эри. Она хотела, отчаянно хотела помочь Бартоломью. То, что он делал с собой, было неправильно. Он не заслуживал этого. Не заслуживали этого и те, кто находился рядом с ним на маяке. Это было несправедливо и по отношению к Эри, хотя она и понимала, что ее вина в его измене своей жене несомненна. Она осознавала горе Бартоломью, но знала, что самоистязание лишь только ухудшит ситуацию. И она не позволит ему испортить Пасху. Оставив свои травы и овощи на грядке, она подобрала фартук и юбку и побежала к амбару. Она нашла его там, где и ожидала найти – в клетке с фазанами. Ни секунды не колеблясь, она подошла к двери и вошла вовнутрь.

– Бартоломью? – казалось, он не обратил на нее внимания, только его тело чуть вздрогнуло.

– Ты меня так ненавидишь? Ты обвиняешь меня в смерти Хестер или это так выражается твое чувство вины?

– Я никого не виню в ее смерти, кроме себя.

– Какая чепуха! Если кто и виноват в смерти Хестер, так это только она сама! Тебе не надоело еще дурака валять?

Он не ответил. Тогда Эри схватила его за плечи и повернула к себе. Он смотрел на нее впавшими, как будто после долгого запоя, глазами. Его лицо осунулось, черты заострились. Он выглядел таким беззащитным! Таким Эри еще никогда не видела его.

Она провела руками по любимому лицу, голос ее зазвучал нежнее.

– Бартоломью, как бы Хестер смеялась, если бы знала, как ты убиваешься из-за нее!

Он рванулся из ее объятий и отвернулся.

– Она бы не умерла, если бы не я. Черт возьми, я был ее мужем… Я видел, как она хромает, передвигаясь по дому. Я знал, что она страдает. Но я даже не поинтересовался, что с ней. Я был слишком занят, гоняясь за…

Он не договорил. Но она знала, что он не сказал.

– Если ты и гонялся за мной, то только Хестер виновата в этом, – сказала Эри спокойно.

Он развернулся к ней. Его глаза горели.

– О чем ты говоришь? Это была моя жена. У меня не было права поднимать глаза на других женщин.

Еще немножко, и он загнал бы ее в угол, но она не сдавалась. Ее лицо было спокойно. Она не обращала внимания на его ярость, ее голос звучал нежно и уверенно.

– Она хитростью заставила тебя жениться на себе, Бартоломью. Один раз она пустила тебя к себе в постель. Но только для того, чтобы потом ты не смог расторгнуть брак. А затем она выставила тебя из своей комнаты. Разве есть право у такой женщины жаловаться, что ее муж смотрит на других? Ты был к ней намного добрее, чем были бы большинство мужчин, будь они на твоем месте. И она знала это, несмотря на свое вечное брюзжание и мелкие пакости. Согласно американскому законодательству, если будет доказано, что у супругов не было интимных отношений, это может служить причиной для расторжения брака.

Бартоломью стоял как громом пораженный.

– Откуда ты все это знаешь? Я тебе никогда не говорил об этом.

– Она сама хвасталась этим передо мной.

Не обращая внимание на шок, в котором он находился, Эри подняла длинное фазанье перо и погладила его:

– И после всего этого какая же любящая женщина не захотела бы компенсировать то, через что провела тебя Хестер? Как могла Хестер отказать себе в удовольствии довести мужа до греха, чтобы она могла унижать его имя и при этом возвыситься до небес, став терпеливой мученицей! Конечно, после того, как шлюха, соблазнившая его, будет достойно наказана.

Бартоломью развернулся. Каким наивным он был! Хестер всегда любила манипулировать людьми, но он никогда не думал, что она может пасть настолько низко! В то же время он не сомневался в правоте Эри. Хестер действительно хотела, чтобы он изменил ей. Где-то внутри ее извращенного мозга она верила, что если он согрешит, то это смоет ее собственный грех. Может, это он довел ее до этой мысли, укоряя и пугая ее прошлым?

Вопрос, который мучил его последние две недели, снова всплыл у него в мозгу: «Если бы семь лет назад я помог жене, а не отвернулся от нее, был бы наш брак таким ужасным? Если бы я предложил ей любовь вместо ненависти, смогла бы она полюбить меня, в свою очередь?» Мужчины плохо обращались с Хестер до того, как она попала в Тилламук, да и он не стал исключением. Он должен был обращаться с ней с пониманием и сочувствием, а не с нетерпимостью и враждебностью.

Эри все еще была здесь, у него за спиной. Он чувствовал ее запах, ее тепло, чувствовал ее дыхание, чувствовал, что она хочет его. Пытаясь сдержать в себе ответное желание и вызвать злость на себя, он произнес не своим голосом:

– Все равно, она не заслуживала такой ужасной смерти!

– Да, ты прав. Но она сама хранила в тайне свое состояние. Она сама отказывалась показаться доктору Уиллсу, Бартоломью, – голос Эри зазвучал твердо, с ударением на каждом слове. – Ты не виноват в смерти Хестер.

Его ответом было молчание. Эри продолжала:

– Разве ты не веришь тому, что сказал доктор Уилле? У нее была смертельная болезнь. Она была неизлечима. Даже если бы ее нога и не загноилась, она все равно не дожила бы до лета. Ее смерть нельзя было предотвратить.

Бартоломью ничего не сказал, как бы не слыша ее. Эри тяжело вздохнула. Затем она повернулась и пошла к двери, не обращая внимания на ярких птиц, кружившихся в загородке, и на их менее ярких самок, сидящих на гнездах. После того как она вышла и закрыла за собой дверь, она еще раз взглянула на мужчину внутри. Он стоял спиной к ней, положив руки на бедра, его голова поникла.

– Я пригласила Кельвина с детьми на ужин, – сказала Эри. – Я думаю, тебе будет приятно об этом узнать.

Затем она вернулась на огород с таким тяжелым сердцем, что даже мысль о празднике, которого она ждала с нетерпением, больше не воодушевляла ее.

Гости приехали с Симом сразу после полудня. Эри поприветствовала всех улыбкой, широкой, как сам океан, – она обрадовалась их компании. На руках она несла поднос, на котором стояли стаканы с водой и налитое в ложки черничное варенье с миндалем.