Стоило ей только представить, что Кинрат стоит перед ней во всей своей великолепной наготе, представить блеск его влажного тела, как она поняла, что лучше согласиться.

— Сидите в ванне! — приказала она ему. — Я сама вам все подам.

Франсин осторожно вошла в комнату, потом подбежала к деревянной скамье, обогнув ванну. Схватив мочалку и мыло, она подошла ближе к ванне и бросила их в воду перед шотландцем.

Понимая, что женщина сейчас убежит, Кинрат схватил ее за запястье. Лукаво улыбаясь, он затащил ее в ванну, перетянув через край, и она плюхнулась в воду прямо на него.

— О боже! — изумленно взвизгнула Франсин. — Моя рубашка сейчас намокнет!

— Тогда давайте я помогу вам ее снять, — усмехнулся он.

Не сдержавшись, графиня прыснула и оттолкнула его руки.

— Нет, не надо, — сказала она. — Мне кажется, что мы должны соблюдать приличия, и поэтому один из нас должен остаться полностью одетым.

— Если ты так настаиваешь, красавица, то я вынужден уступить, — пробормотал он, прижимая ее к себе. — Однако насколько я знаю, в правилах приличия нет ни слова о том, что ванну следует принимать в одежде.

Оказавшись в его объятиях, Франсин отклонила назад голову, прислонилась к его широкому плечу, и их взгляды встретились. В его глазах сверкали задорные искорки, а еще она увидела в них удивление.

— Вам должно быть стыдно, — мягко пожурила она графа.

Да, он вел себя непристойно. Однако Кинрат знал магические слова, снимающие заклятие, которое он сам на нее и наложил. Ведь только под действием волшебства она могла сесть к нему в ванну. По доброй воле она никогда бы такого не сделала.

«Что ж, раз я уже здесь, то нужно воспользоваться таким благоприятным моментом и выяснить, как найти заклинание, разрушающее действие его чар», — решила Франсин.

Она осторожно провела пальцами по татуировке на его левой руке. Это была какая-то таинственная надпись.

— Что означают эти странные слова? — спросила она спокойным, бесстрастным голосом. Так, словно это было просто праздное любопытство.

Женщина почувствовала, как под ее пальцами напряглась упругая мышца.

— Лучше смерть, чем бесчестье, — ответил граф так, словно этот девиз был клятвой, которую он произносил каждый день.

— Что и говорить, эта клятва как нельзя лучше подходит для пирата, — поддела его она, усмехнувшись.

Он тоже улыбнулся и, погладив нежное бедро, притянул ее ближе к себе.

— На родине меня не считают пиратом, Фрэнси. В Шотландии меня уважают, называют капитаном океанского корабля.

— Знаете ли вы, что английские моряки прозвали вас «Чародеем Моря»? — поинтересовалась она, вопросительно подняв бровь. — Они думают, что вы можете управлять природными стихиями — ветром, дождем и туманом. Можете вызвать шторм, чтобы их корабли разбивались о скалы. Они говорят, что вы владеете секретами магии.

Кинрат расхохотался. Это был искренний и добродушный смех.

— Мой меч — вот единственная магия, которой я владею в совершенстве, любимая, — ответил он.

— А что написано на другой руке? — спросила она. — Как переводится эта фраза?

Положив ладонь на грудь Франсин прямо поверх ее ночной рубашки, он наклонился и прошептал ей на ухо:

— Откуда вдруг такой интерес к гаэльскому языку, милая? Мне показалось, что тебе не нравится, когда произносят непонятные слова.

— Простое любопытство, ничего более, — сказала она, пожав плечами. — Так что написано на другой руке?

— Там написано, что одной любопытной девчонке на базаре нос оторвали, — усмехнувшись, ответил Лахлан.

— Это неправда! — возмутилась Франсин, заметив, что, пока она выясняла значение загадочных слов, Кинрат успел засунуть руку под подол ее ночной рубашки. Другой рукой он поглаживал ее сосок — отчетливо виднеющийся сквозь тонкую мокрую ткань розовый кружок.

Рука Лахлана медленно скользила по ее ноге, поднимаясь все выше. Сначала он погладил ее лодыжку, потом бедро и, наконец, добрался до мягких, вьющихся волос, покрывавших ее интимное место. От неожиданности женщина вздрогнула всем телом и резко выпрямилась. В этот момент она почувствовала, что к ее ягодицам прижимается его твердый возбужденный член.

— Я хочу вылезти отсюда, — сказала она резким, хриплым голосом.

— Прошу тебя, Фрэнси, лежи спокойно, — ласково уговаривал он ее. — Я просто хочу немного поласкать тебя. И все. Поверь, тебе нечего бояться.

— А-а-ах! — задохнулась она от удивления, когда он осторожно коснулся ее нежной плоти. Наклонив голову, он осторожно погладил языком губы Франсин, заставляя ее открыть рот. А его пальцы в это время ласкали нежные лепестки ее цветка, раскрывая его.

Она сжала руку горца. Так сильно, словно это был спасательный канат, брошенный утопающему.

— Мы не должны… правда… не нужно… — протестующе пробормотала она, сама же согнула ноги в коленях и развела их, чтобы ему удобнее было ласкать ее.

Лахлан гладил ее медленно и осторожно. Вода, струящаяся с его руки, щекотала нежную плоть, возбуждая все сильнее. Наконец она почувствовала, что ее маленький бутон набух и затвердел.

Франсин потеряла счет времени и забылась, отдавшись чувствам. Только легкая дрожь, пробегающая по ее телу, — дрожь наслаждения, которое дарили ей ласковые прикосновения Кинрата, его дыхание на ее лице, вода, струящаяся по ее интимному месту между ногами, пронзительный крик удовольствия, рвущийся из глубины души, — вот все, что она чувствовала. Наконец наступил момент, когда она поняла, что больше не может терпеть эту сладкую пытку.

— Лахлан… — задыхаясь, прошептала женщина.

Ее сердце бешено колотилось, она никак не могла отдышаться. Ничего подобного ей еще не доводилось испытывать.

— Не противься этому, Фрэнси, — шепнул он, пытаясь успокоить ее. — Пусть это случится.

Франсин крепче прижалась к нему и почувствовала, как тело задрожало в судорогах оргазма. Постепенно дрожь отступила, и она расслабилась. Ей было хорошо и спокойно в его объятиях. Его руки были для нее надежной защитой.

Женщина обхватила Кинрата за шею, когда он, взяв ее на руки, поднялся и вылез из ванны. Он донес ее до кровати и поставил на ноги; потом, схватившись за подол ночной рубашки, снял ее и швырнул мокрую вещь на деревянный пол.

— О боже, любимая, как ты хороша! — произнес он охрипшим голосом.

Застыв от изумления, Франсин молча смотрела на него. Почувствовав, что у нее пересохло во рту, она, превозмогая боль, сглотнула слюну.

В ванной комнате она видела его только со спины. Сидя в ванне, она сквозь мокрую ткань рубашки чувствовала его огромный член, прижимающийся к ее ягодицам.

И вот сейчас она впервые в жизни увидела перед собой обнаженного и возбужденного мужчину. Она отошла назад, сделав шаг, потом еще один и уперлась ногами в матрас.

Протянув руку, Кинрат убрал локон, прилипший к ее лицу. Не осознавая, что делает, просто интуитивно, она выставила вперед обе руки, давая ему понять, что он не должен приближаться к ней.

Словно зачарованная, она медленно скользила взглядом по его обнаженному телу.

Сначала она посмотрела на его торчащий, как копье, возбужденный мужской орган, потом на плоский живот, широкую грудь и, наконец, на его прекрасное лицо с безупречно правильными чертами. Намокшие каштановые волосы составляли разительный контраст с изумрудно-зелеными глазами. И глаза эти горели от страсти, от безумного, неумолимого желания. Кинрат ждал, чтобы она подала ему какой-нибудь знак. Дала понять, что тоже хочет его.

Ах, как же ей хотелось сказать ему, что она тоже безумно хочет его! Однако, если он предаст её, за этот обман ей придется заплатить непомерно высокую цену.

Если бы она была в ответе только за свою жизнь, то могла бы воспользоваться такой возможностью и довериться ему, будучи уверенной, что он никому не выдаст ее тайну.

— Лахлан, — едва слышно прохрипела она. — Я не могу. Я не должна этого делать.

— Но почему? — воскликнул он дрожащим от возбуждения голосом. — Почему ты не можешь? Ты не связана узами брака. Ты никому не давала клятву верности.

— Нет, я дала клятву, — сказала она, и по ее щекам побежали слезы. — И эту клятву я не нарушу до самой смерти.

Кинрат подошел ближе и обхватил ее за плечи. Когда он заговорил, Франсин поняла, что горец начинает терять терпение.

— Твой муж лежит в могиле. Он не может требовать, чтобы ты хранила ему верность. Клятва, которую вы дали друг другу возле алтаря, умерла вместе с ним.

— Ты не понимаешь, — возразила Франсин, сдерживая рыдания, и посмотрела на него затуманенными от слез глазами. — Матиас здесь ни при чем. Я не ему…

В этот момент кто-то осторожно постучал в дверь, прервав ее тягостное объяснение. А потом раздался радостный голос брата Гектора:

— Леди Уолсингхем, ужин для вас и ваших людей уже приготовили. Его подадут, как только вы спуститесь в столовую.

— Мы придем через несколько минут, — ответила она, по-прежнему пристально глядя на Кинрата.

Их откровенный и такой интимный разговор прервали в самый неподходящий момент. И они оба поняли, что продолжать его не имеет смысла.

Он молча отошел от нее и взял свой плед, а она взяла халат, лежавший на кровати.


Поместье Бродсворт

Донкастер, Англия


Прошло два дня. Лахлан, следуя за лакеем, облаченным в бело-зеленую королевскую ливрею, шел по огромной столовой Бродсвортского дома. Из нее вынесли обеденные столы и длинные скамьи, дубовый паркет отполировали до блеска, и теперь столовая превратилась в приемную. Этому великолепному старинному дому, который принадлежал знатному английскому семейству, была оказана высокая честь: в нем остановилась принцесса Маргарет, совершающая свадебное путешествие в Шотландию.

Она сидела в дальнем конце зала в деревянном кресле с высокой спинкой. Юная принцесса, которой уже исполнилось тринадцать, выглядела моложе своих лет. По всему было видно, что дочь Генриха VII и Елизаветы Йоркской привыкла к роскоши и всеобщему поклонению. Сейчас она откровенно наслаждалась всеми привилегиями, которые дает ей королевское происхождение. Бархатное платье, украшенное драгоценными камнями и золотым шитьем, с рукавами, отороченными горностаем, сверкало так же ярко, как и сама принцесса, которая буквально светилась от радости и счастья. В ней чувствовалась неимоверная жажда жизни. Это качество она унаследовала от своих предков и по линии Плантагенетов[13], и по линии Тюдоров.

— Ваше высочество, — обратился к ней Лахлан, отвесив поклон. — Чем могу вам служить?

Смерив его исполненным величия взглядом, она кивнула, давая понять, что он может приблизиться.

— Лейрд Кинрат, у меня есть к вам одна просьба.

Возле ее кресла, украшенного искусной резьбой, стоял Эллиот Броум, маркиз Личестер. Он посмотрел на Лахлана с нескрываемым презрением, когда тот подошел к принцессе. Черные глаза Личестера светились злобной радостью. Судя по всему, он что-то задумал.

По другую сторону от кресла принцессы стоял убеленный сединами граф Данбартон. Он кивком головы поприветствовал своего соотечественника. Глядя на его мрачное лицо, Лахлан понял, что Гиллескопу Керру не нравится причина, по которой его пригласили на аудиенцию, но предотвратить то, что должно случиться, он не мог.

Даже не посмотрев в сторону Личестера, Лахлан приветственно кивнул своему другу и наставнику, а потом снова повернулся к английской принцессе.

— Готов исполнить любое ваше приказание, ваше высочество, — сказал он.

В зал неожиданно вошел Чарльз Берби, прервав высочайшую аудиенцию. Главный королевский комедиант был в полном замешательстве. Он, похоже, не знал, зачем его позвала принцесса. Подбежав к ее креслу, Берби низко поклонился.

— Ваше королевское высочество, — пробормотал он, пытаясь отдышаться после стремительной пробежки. Он нервно крутил пухлыми пальцами свою круглую шляпу. На макушке его черные волосы изрядно поредели, и сквозь них была видна розовая кожа. — Я буквально минуту назад получил ваше приказание. Уверяю вас, что нет причин для беспокойства. Подготовка к сегодняшнему представлению идет полным ходом.

Принцесса Маргарет радостно улыбнулась.

— Зачем же вы так быстро бежали, господин Берби? — спросила она, удивленно посмотрев на него. — В самом деле, вам не стоило так волноваться. Мне просто очень понравилось, как лейрд Кинрат сыграл роль Робин Гуда, одержав победу в соревновании лучников в Грентаме, и поэтому я хотела вас кое о чем попросить. Я хочу, чтобы граф Кинрат участвовал в турнире гладиаторов, который вы устраиваете сегодня днем.

Повернувшись, она взглянула на Лахлана своими карими глазами. Эта юная девушка плотного телосложения, с круглыми румяными щеками никогда не станет красавицей. Однако ее королевское происхождение с лихвой компенсирует недостаток красоты и изящества. Но именно на эти качества обратит внимание ее будущий супруг, когда будет выбирать себе любовниц.