Во внутреннем дворе располагался огромный центральный холл замка. К нему были пристроены часовни, по одной с каждой стороны.

«Какой громадный зал! Для спектакля, который мы с Чарльзом Берби подготовили, нужно много места, но здесь его вполне достаточно», — обрадовалась Франсин, рассматривая центральный холл замка Понтефракт.

Графине Уолсингхем отвели роскошные апартаменты на третьем этаже. Осмотрев их, она поняла, что у нее наконец будет собственная комната, которую ей не придется ни с кем делить.

— Здесь так много комнат, что вы с вашим слугой сможете занять отдельную спальню, — сказала она Кинрату, полагая, что тот сразу согласится на это предложение.

— Нет, — сказал он. — Я по-прежнему буду спать на полу возле внутренней двери.

После нападения Личестера Кинрат практически все время был рядом с Франсин, отпуская ее только в туалетную комнату, да и то в сопровождении синьоры Грациоли. Он даже проверял ванную перед тем, как слуги приносили туда горячую воду.

— Я не думаю, что кто-то может спрятаться в ванной комнате, которая находится в наших апартаментах, — протестовала Франсин.

— После того, что случилось в Донкастере, нам нужно соблюдать максимальную осторожность, — заявил Кинрат.

Он, как всегда, говорил тоном человека, уверенного в собственной правоте и не привыкшего, чтобы его слова подвергались сомнению.

Франсин успела достаточно хорошо изучить характер Кинрата и понимала, что, если он что-то решил, его уже не остановить.

Граф посмотрел на своего слугу, который держал его багаж.

— Дамы уже выбрали себе комнаты, поэтому ты можешь положить мои вещи в любую свободную. Там вы с Колином будете спать. — Шотландцы пристально посмотрели друг на друга. — Хотя, возможно, следующую ночь мой кузен захочет провести в других апартаментах.

Подождав, пока Родди зайдет в ближайшую спальню вместе с багажом своего господина, Франсин спросила, не скрывая недовольства:

— Значит, вы ничего не сказали Колину?

Кинрат стоял, уперев руки в боки, и смотрел на нее, покачиваясь с каблука на носок. Его зеленые глаза весело поблескивали.

— Колин — взрослый мужчина, — сказал он. — В жизни часто случаются небольшие недоразумения и неприятности. Он должен научиться справляться с ними без посторонней помощи.

Услышав, что он назвал страстную, беззаветную любовь недостойным внимания недоразумением, Франсин сердито фыркнула.

— Диана безжалостно растопчет сердце вашего кузена и уйдет, даже не оглянувшись, — сказала она. — Леди Пемброк, конечно, моя подруга, но должна вам признаться, что она меняет мужчин как перчатки.

— И все же я считаю, что не вправе давать Колину советы в таком деликатном деле. Пусть он сам выбирает себе женщин, руководствуясь собственными предпочтениями. Кто знает, может быть, на этот раз разобьется сердце леди Пемброк.

— Это вряд ли. Думаю, что такого никогда не случится, — посмотрев на него округлившимися от удивления глазами, сказала Франсин.

Кинрат подошел к ней и, слегка приподняв указательным пальцем ее подбородок, посмотрел в глаза, загадочно усмехнувшись.

— А ты, Фрэнси? — спросил он игривым дразнящим голосом. — Ты тоже хочешь растоптать мое сердце и уйти, ни разу не оглянувшись?

— Не говорите глупости, — возмутилась Франсин и отбросила его руку.

Однако она едва сдержалась, чтобы не улыбнуться, когда поняла, чего добивается Кинрат: они с ним общались в веселой, игривой манере, до того как на нее набросился Эллиот, и сейчас он пытается вернуть их отношениям былую легкость и непринужденность.

Вполне возможно, что, находясь в уютных апартаментах огромного замка, вдали от посторонних глаз, они смогут поговорить по душам и им удастся восстановить утраченное доверие.

Эллиот обвинил Кинрата в том, что тот участвовал в битве при Чевиот-Хилсе, и эти слова маркиза постоянно звучали в ее голове. Если бы она точно знала, что он был там, то относилась бы к нему с величайшей осторожностью и никогда бы не доверилась ему.

Увидев, с какой легкостью Кинрат и Колин расправились с шайкой бандитов на гладиаторской арене в Донкастере, Франсин окончательно убедилась в том, что шотландский граф обладает магическими способностями. До тех пор, пока она не отыщет нужную загадку и отгадку, которая поможет снять волшебное заклятие, она будет его послушной рабыней. Но это отнюдь не означает, что она не сможет устоять перед чарами этого привлекательного мужчины, который настойчиво пытается соблазнить ее. Франсин, конечно, очень хотелось лечь с ним в постель, чтобы познать те плотские радости, о которых он ей рассказывал, но она знала, что у нее хватит силы не поддаться этому желанию.

Уолтер Мак-Рат, как и прежде, неотлучно находился возле Анжелики, ни на минуту не выпуская ее из поля зрения. Даже в их личных апартаментах. За то время, которое они провели в пути, он и няня малышки смогли-таки заключить перемирие.

Люсия больше не осыпала бранными словами этого огромного, похожего на медведя шотландца, а Уолтер перестал ворчать и жаловаться, что итальянка пытается сглазить его. Оба они, похоже, осознали, что, в силу необходимости, им придется терпеть общество друг друга. Они разговаривали друг с другом довольно вежливо и любезно, хотя и с большой неохотой.

От проницательного взора черноглазой Люсии не укрылся тот факт, что у Франсин на поясе для чулок появился шотландский кинжал, и она поняла — сама, без каких-либо объяснений, — что это может означать. Итальянка, судя по всему, догадалась, что, когда они гостили в поместье Бродсворт, Эллиот пытался изнасиловать ее госпожу, а Кинрат этого не допустил.

Франсин знала, что из всех живущих на земле людей синьора Грациоли больше всего ненавидела маркиза Личестера. И у нее на это были серьезные причины. Люсия присутствовала при рождении Анжелики, которая появилась на свет в Неаполе, и заботливо ухаживала за прелестной молодой мамой, которая вскоре умерла от послеродовой горячки…


Лахлан не переставал удивляться тому, насколько изобретательной была леди Франсин. Они находились в ее личных апартаментах в замке Понтефракт, когда она заявила, что ему нужно будет надеть маскарадный костюм.

— В этом маскараде будут участвовать абсолютно все, — настаивала графиня. — Поэтому даже не пытайся придумать какую-нибудь отговорку. Темой этого вечера будет «Парад Любви». Все придут в костюмах героев римской мифологии. Ты будешь Меркурием, а я твоим Купидоном. Сегодня вечером ты должен беспрекословно выполнять все мои приказы и распоряжения, иначе я выпущу стрелу из своего маленького лука и убью тебя.

Лахлан с интересом рассматривал ее в высшей степени соблазнительный костюм. Зачесав волосы назад, она украсила их гирляндой из цветов. Ее локоны, словно золотой водопад, струились по спине до самой талии. На ней была белая туника в мелкую складку; извилистый край этого одеяния спускался по ее стройным ножкам, перевитым длинными ремешками от золотых сандалий, в которые они были обуты. Сквозь ремешки были видны ее голые пальцы.

— Можно узнать, что ты надела под эту короткую тунику? — спросил он, недовольно поморщившись. Обычно женщины под платье надевали широкую нижнюю сорочку длиной до самых лодыжек.

— Вероятно, то же, что ты обычно надеваешь под свой килт, — ответила она, одарив его обворожительной улыбкой, и на ее щеке появилась ямочка.

Определенно, эта прелестная женщина могла свести с ума кого угодно…

Лахлан тихо фыркнул.

— Если ты не наденешь еще что-нибудь, то не выйдешь из этой комнаты, — заявил он.

Это открытое проявление деспотизма возмутило Франсин. Ее карие глаза полыхнули гневом.

— Мне кажется, сэр, что вы не имеете права указывать, что мне надеть, а чего не надевать, — громко запротестовала она.

Лахлан не был собственником и никогда не заставлял своих возлюбленных беспрекословно подчиняться его воле. Но сейчас все кардинально изменилось. Он улыбнулся, стараясь скрыть свое раздражение. Зачем ее провоцировать понапрасну? И он спросил спокойным, ласковым голосом:

— Дорогая, скажи, ты эту тунику надела на голое тело или под ней что-нибудь есть?

Он явно начинал терять терпение, и женщина расхохоталась, решив отплатить ему той же монетой, но при этом показать свое возмущение и досаду.

— Думаю, вы этого никогда не узнаете.

— Не нужно дразнить меня, девочка, — повысил голос Кинрат. — Предупреждаю, что ты сейчас играешь с огнем.

— Вот ваш костюм, — сказала она, указав на скамью возле кровати. Там лежали длинная туника и тога. — Так как Анжелика и Люсия уже спят, то я попрошу Касберта сопроводить меня в зал.

Когда она направилась к двери, Лахлан преградил ей дорогу.

— Пропустите, — сказала она и, засмеявшись, попыталась обойти его. — Не прикасайтесь ко мне. Своими грубыми, мозолистыми ручищами вы помнете мою тунику.

Он легко поймал ее и, взяв на руки, понес к кровати.

— Я потрогаю тебя своими грубыми, мозолистыми ручищами, — сказал он. — И если окажется, что твоя попка голая, то я ее как следует отшлепаю.

Когда он положил Франсин на покрывало, та захихикала.

— Осторожно, — предупредила она, попытавшись сесть. — Я буду лягаться, как упрямый деревенский мул.

Услышав столь дерзкие слова, Лахлан улыбнулся. Он больше не злился и чувствовал, как его охватывает желание. Не говоря ни слова, он схватил Франсин за лодыжки, уложил на постель, раздвинул ее ноги и встал на колени между ними. Потом схватил ее за запястья, наклонился, развел ее руки в стороны и прижал их к кровати.

— Ты сейчас покажешь мне, что надето под этим куцым костюмом, потому что твой голый зад может видеть только один-единственный мужчина. И этот мужчина — я, — сказал он хриплым голосом.

Лахлан нежно целовал ее глаза, нос, подбородок. Он упорно и настойчиво гладил языком ее сжатые губы. И она все-таки открыла рот, чтобы он мог проникнуть внутрь. Кинрат погрузил язык в ее рот, потом вытащил его, ясно давая понять, чем хочет с ней заняться.

Однако игривое настроение исчезло, как только они почувствовали, что от страстного желания стали содрогаться их тела. Молодых людей тянуло друг к другу. Она хотела его, а он хотел ее. И эта неуемная страсть постоянно жила в них, она стала частью их существования, всецело подчиняя себе, заставляя совершать странные и неожиданные поступки.

— Когда же ты наконец поймешь, как сильно хочешь меня? — спросил он и провел губами по ее губам. Он гладил ладонями ее груди, лаская их сквозь тонкую шерстяную ткань.

Франсин обняла его за шею.

— Разве я когда-нибудь отрицала это? — спросила она, блаженно улыбаясь влажными губами. Ее выразительные карие глаза смотрели на него нежно и призывно. — По-моему, я никогда не говорила, что не хочу тебя.

Слегка приподняв голову, Лахлан рассматривал тонкие и изящные линии ее прекрасного лица.

— Ты чертовски красива, любимая. Когда ты рядом, мне все время хочется прикоснуться к тебе, — сказал он.

Она усмехнулась.

— У меня нет и сотой доли той потрясающей красоты, которой тебя наградила природа. — Графиня провела указательным пальцем по бровям и носу Лахлана, потом прижала к его губам. — У тебя будут красивые дети, Кинрат. Если, конечно, ты уже не обзавелся потомством.

После ее слов Лахлан почувствовал в груди какую-то неясную, тупую боль. «Сейчас не время обсуждать вопросы продолжения рода», — подумал он и, запустив руку под тунику Франсин, погладил ее ногу.

— Значит, ты не веришь, что под этой туникой скрывается только моя голая попка? — спросила она, удивившись тому, как нагло и откровенно он ее ощупывает.

— Именно это я и пытаюсь выяснить. — Шотландец задрал ее тунику до самого пояса.

Увидев, как от изумления вытянулось его лицо, Франсин расхохоталась.

— Ну вот ты и убедился. Доволен?

Он, как завороженный, смотрел на зрелище, открывшееся перед ним: на Франсин были короткие мужские подштанники, завязанные на талии шнурками.

— Где, черт побери, ты их достала? — спросил он.

— Ты забыл, что я состою в дружеских отношениях с Главным королевским комедиантом, — ответила она. — Чарльз Берби отвечает за реквизит, необходимый для всех наших спектаклей. В том числе и за театральные костюмы. За камзолы, платья, штаны и нижнее белье. — Она едва слышно хихикнула. — Надеюсь, вы удовлетворили свое любопытство, милорд, и узнали все, что хотели.

— Не все, — сказал Лахлан охрипшим от желания голосом.

Увидев ее интимное место, прикрытое тонкими льняными подштанниками, а ткань была такой прозрачной, что он даже смог разглядеть сквозь нее завитки светлых волос, Кинрат почувствовал такой непреодолимый соблазн, перед которым не смог бы устоять ни один мужчина. Она смеялась, радуясь тому, что ей удалось разыграть его. А Лахлан в это время горел в огне, именуемом мужским вожделением.