Розалин покраснела: он был прав — поцеловав его, она спровоцировала его прикосновения. Во всяком случае, он так считает, и ему безразлично, что она будет говорить в свое оправдание. С ее стороны было бы сущим лицемерием снова приказать ему держаться от нее подальше. Она должна это сделать, но не сейчас.

— Мы это потом обсудим. А теперь отпусти меня чтобы я могла отвезти нас домой.

Он немедленно повиновался, и она быстро развернула машину. Однако чтобы выбраться на дорогу, ей пришлось быть очень осторожной и внимательной, и она ни разу не взглянула в сторону Торна. Как он чувствует себя теперь, она не знала.

Минуту спустя она вдруг обнаружила, что на ней нет очков ч ветер треплет распущенные волосы. Значит, он снова снял с нее очки и распустил пучок, а она даже не заметила! Вероятно, он выкинул очки в открытое окно. Она попыталась припомнить, не взяла ли с собой другой пары, но это было маловероятно.

Впрочем, ее это не особенно заботило. Она предвидела, что Торн поспешит воспользоваться своим преимуществом, как только она даст ему шанс. Ему не нравились очки, поэтому он не преминул избавиться от них, как только у него появилась такая возможность, и к черту ее мнение на этот счет. Он действовал как типичный средневековый мужчина: мнение женщины он ни во что не ставил и предпочитал все делать по-своему.

А потому бесполезно сердиться по этому поводу. Торн просто был самим собой. То, что его вызвали в XX век, не могло так сразу изменить его привычки или сделать его более…

Розалин была так погружена в свои размышления, что не заметила встречную машину. О Боже, да это огромный грузовик! Она же забыла сказать Торну, что эти безлошадные повозки могут быть разными по форме и по размерам. Кинув в его сторону быстрый взгляд, она увидела, что к нему возвратилась прежняя напряженная скованность: пальцы побелели, вцепившись в рукоять кинжала.

— Закрой глаза, — предложила она.

Она не ожидала, что он ее послушается, но он сделал, как она велела. Однако его тревога только возросла, и Розалин быстро добавила:

— Грузовик с нами не столкнется — он проедет по другой стороне дороги и через несколько секунд окажется позади нас.

— Розалин, отпусти меня.

Господи, как же она раньше-то об этом не подумала, чтобы избавить его от этого ужаса?

— Хорошо, ты свободен. Я позову тебя снова, когда вокруг не будет…

— Я благодарю тебя, — сдержанно произнес он, — но я имел в виду, чтобы ты позволила мне открыть глаза.

— Что? — Он не стал повторять, и в этот момент грузовик пронесся мимо. Розалин облегченно вздохнула. — Теперь, Торн, ты можешь открыть глаза. Он проехал.

Он открыл глаза и окинул ее свирепым взглядом.

— Никогда больше не запрещай мне смотреть в лицо опасности, женщина. Или ты хочешь сделать из меня труса?

— Да о чем ты? И почему ты не исчез, когда я разрешила тебе?

— Зачем же мне исчезать? Ты ведь остаешься здесь.

Глава 14


Гостиная в Кейвено-коттедже была отделана в изящно-старомодном стиле. Стены были украшены темно-вишневыми драпировками и обшиты панелями красного дерева. Под потолком видела огромная люстра, и в свете множества свечей, отражавшемся в стеклянных хрусталиках, сверкало столовое серебро. Миссис Хьюмс превзошла саму себя: Розалин сообщила ей, что к обеду будет гость.

И теперь, когда этот гость сидел наконец за накрытым столом, Розалин чувствовала себя более спокойно. Как только они приехали в коттедж, Торн сразу же захотел осмотреть дом, и она согласилась показать ему комнаты — за некоторым исключением. Ей совсем не хотелось, чтобы он увидел кухню со всеми электрическими штучками, и ей стоило немалых трудов увести его из той части дома.

К счастью, в целом дом был довольно старомодным и, вероятно, почти не отличался от того, что Торн видел в последний раз, когда его вызывали в XVIII веке. Больше всего из современных новшеств его поразили выключатели. Он просто не мог пройти мимо них спокойно: в каждой комнате щелкал ими по несколько раз. На телевизор он даже не взглянул, а Розалин и не собиралась пока объяснять ему, что это за штука, а тем более включать его. Может быть, через несколько дней, когда он совсем освоится в ее времени, но только не сейчас, после мучительного переезда на автомобиле.

Розалин успела отключить стереосистему и телевизор, но она совсем забыла про телефон: он зазвонил, и она машинально сняла трубку и стала говорить. Это был Дэвид, который сообщал ей, что собирается лететь во Францию на выходные — повидаться с Лидией.

Торн не отводил от нее изумленных глаз в течение всего разговора, из которого он слышал только отрывочные фразы. Когда Розалин наконец повесила трубку, ей пришлось снова двадцать минут подробнейшим образом объяснять, как теперь общаются люди, находящиеся за сотни и тысячи миль друг от друга даже в самых удаленных точках земли. Торн посмотрел на тонкий телефонный шнур, тянущийся к стене, и недоверчиво хмыкнул, всем своим видом показывая, что его так просто не проведешь.

Тем не менее он сразу, без каких-либо трудностей освоился с современным водопроводом — правда, после того, как раз десять пощелкал выключателем и ошпарил палец, открыв кран с горячей водой. Затем он выразил желание немедленно опробовать душ, и Розалин с большим трудом удалось убедить его отложить это до вечера. А что касается фена, который Торн успел включить прежде, чем Розалин объяснила ему, как он работает, — теперь он валялся в мусорном ведре, безнадежно покалеченный при падении об пол.

Сидя за столом, Розалин смотрела, как викинг старательно сжимает в руках нож и вилку по ее примеру, и не могла удержать улыбку. У него это, впрочем, получалось вполне сносно. Во всяком случае, он очень старался ей подражать. Для дикого воина, почти варвара, который привык есть руками, он справился с этой сложной задачей не так уж плохо.

— Ты сегодня дважды упоминала каких-то американцев, — произнес наконец Торн, набив себе рот йоркширским пудингом. — Кто они такие?

До этого момента он был так поглощен всем, что стояло на столе, включая солонку и перечницу, что Розалин не ожидала от него застольной беседы. Тема, которую он затронул, была вполне безобидна и не могла помешать пищеварению.

— Американцами называют переселенцев в Северную Америку, освободивших ее от господства Англии, — объяснила она. — Боюсь, ты и эту войну пропустил.

Он бросил на нее свирепый взгляд, и она лукаво рассмеялась в ответ. Ей нравилось его поддразнивать — ей даже самой было удивительно, как она осмелела, особенно принимая во внимание его последние слова: «Зачем же мне исчезать? Ты ведь остаешься здесь».

Воспоминание об этом заставило ее похолодеть — не потому, что она потеряла над ним власть и нарушила их соглашение: ведь если он действительно не собирался покидать ее время, она была беззащитна перед ним. Ее испугало то, что, когда она услышала эти слова, радость и страх одновременно наполнили ее душу. Впрочем, он постоянно вызывал у нее противоречивые чувства с первого момента своего появления.

Ей не хотелось углубляться в эти размышления, и поэтому она решила вызвать его на разговор, который отчасти удовлетворил бы ее любопытство по некоторым вопросам — в частности, ей было чрезвычайно интересно все связанное с мечом и его необычными свойствами.

— А кстати, Торн, почему предыдущий владелец меча верил, что будет навеки проклят, если меч попадет в руки женщины?

Викинг оторвал глаза от тарелки и взглянул на нее с самодовольной усмешкой.

— Значит, Жан-Поль испугался моих угроз.

— Жан-Поль?

— Он был старшим сыном женщины, которая в последний раз владела моим мечом. Она умирала, и он должен был унаследовать Проклятье Бладдринкера.

Викинг, умолкнув, пожал плечами, словно сказал более чем достаточно, но Розалин хотела знать все подробности.

— Ты что, действительно способен проклясть кого-нибудь? — спросила она.

Он чуть заметно усмехнулся. Может, он ее дразнит? Возможно ли это?

— Я знаю, это глупый вопрос, — продолжала она, обращаясь скорее к себе, чем к нему. — Ты ведь поклялся мне, что ты не бог. — И тут другая мысль неожиданно пришла ей в голову. — Скажи, твой меч дает мне какую-либо власть?

Лицо его прямо-таки просияло.

— Да, меч давал тебе власть.

— Давал? Но теперь не дает? — Она нахмурилась. — Что это значит? Объясни.

— Ты могла командовать мною, как хотела: я не имел права лгать тебе, причинять вред или отказываться выполнять твою просьбу.

Она ошарашенно уставилась на него: теперь понятно, почему он так послушно закрыл глаза в машине, когда она его об этом попросила, — ему и правда нужно было ее разрешение, чтобы открыть их снова. Подумать только, она имеет полную власть над этим могучим викингом! С ума сойти можно! Но она почему-то говорит об этом в прошедшем времени.

Она подозрительно сощурилась и спросила:

— Значит, ты утверждаешь, что раньше я имела власть, а теперь не имею?

Его ухмылка стала еще более самодовольной и торжествующей, хоть это казалось невозможным.

— Воистину так. Когда ты отпустила меня, ты потеряла надо мной свою власть.

Розалин со вздохом откинулась на стуле. Ей надо бы рассердиться на него: она имела такие преимущества над ним, а он даже не потрудился сказать ей об этом. Но, с другой стороны, он не обязан посвящать ее в эту тайну. Что бы он выгадал от этого? И как она заключит с ним соглашение, если он теперь вправе не выполнять ее приказы? Да, ей следовало бы сердиться, но она не могла — она ведь по-настоящему никогда не хотела иметь такую власть ни над ним, ни над кем бы то ни было. Но если он теперь свободен…

Интересно, о чем еще он умалчивает?, — Есть ли какие-нибудь другие возможности у этого меча, о которых я должна знать?

— О которых ты должна знать? Нет, теперь волшебная сила меча будет служить только мне.

— И что это за волшебная сила? Он отложил вилку и нож и произнес:

— Дай мне меч, и я тебе все покажу.

— Да, сейчас, — хмыкнула Розалин. Насмешка — она всегда насмешка, и ее трудно не заметить.

— Ты не хочешь дать мне меч даже на время? — спросил он оскорбленным тоном, и Розалии осторожно ответила:

— Пойми меня правильно. Торн. Ты ведь можешь исчезнуть в любую минуту, и я не могу поручиться, что ты не захватишь с собою и мой меч. Я не хотела бы подвергать твое честное слово такому испытанию.

— Ты что же, думаешь, что я тебя обманываю?

— А разве ты не обманул Жан-Поля, сочинив сказку про вечное проклятие?

Последовало напряженное молчание, в течение которого викинг обдумывал ее слова. Внезапно он откинул голову и расхохотался. Затем он поднял бокал с вином, словно предлагая молчаливый тост в ее честь, и заметил:

— А мне даже нравится, что ты мне не доверяешь. Розалин удивленно воззрилась на него:

— Нравится? Но почему?

— Я предпочитаю не отвечать на твой вопрос. Розалин нахмурилась, и по его лицу вновь поползла наглая и самодовольная ухмылка. Нет, он явно насмехается над ней!

— Ты хочешь отплатить мне за то, что я тебя дразнила? Ну давай, тебе ведь теперь все позволено, разве не так?

— Розалин, если бы я хотел отплатить тебе, то ты бы в этом не усомнилась.

Розалин почувствовала, что теряет терпение — этот викинг доведет ее до белого каления своими намеками.

— Интересно, что ты имеешь в виду? Он снова засмеялся. Она начала нервно барабанить пальцами по столу — раздражение ее достигло последней стадии. Он это заметил, взглянул на ее руки и потом медленно поднял на нее глаза, горевшие ненасытным желанием. Под его взглядом Розалин не в силах была и пальцем пошевелить.

— Может, я покажу тебе — тогда и узнаешь, — ответил он. Голос его был хриплым и дразняще-чувственным.

До Розалин тут же дошло, как он собирается ей отплатить. Он снова взял над ней верх, сделал ее безвольной и покорной. Она с ужасом чувствовала, что готова исполнить любое его желание. Стоит ему посмотреть на нее своим пристальным взглядом, и она тут же теряет власть над собой. Как он быстро подчиняет ее себе — даже дух захватывает!

— Прекрати, — сказала она. Он вопросительно поднял бровь.

— Что прекратить? — спросил он с невинным видом.

Розалин поняла, что пора сменить тему, но этот притворно-невинный взгляд вновь заронил в ее сердце безотчетную тревогу.

— Ты прекрасно знаешь, что. Я же просила тебя не смотреть на меня так.

— А что, женщины в твоем времени считают, что мужчины должны выполнять их просьбы?

Опять он за старое! Она, конечно, могла бы ответить ему, но решила, что безопаснее будет не удостоить вниманием его вопрос.

— Дело не в этом. Мы с тобой заключили сделку. Ты что, собираешься ее нарушить?

— Разве в соглашении говорилось, что я не должен смотреть на тебя? Что-то не припоминаю.

Он дразнит ее и еще получает от этого удовольствие! И он так и не ответил на ее вопрос. Розалии почувствовала, как ее охватывает бешенство. Прекратить бы этот бесполезный разговор, но уже слишком поздно.