Обвинение, произнесенное тихим шепотом, громом взорвалось в его ушах. Она бередила незаживающую рану в его душе. Сжав кулаки, он с трудом загнал вспыхнувшую боль обратно.

— Почему ты не сообщила мне о ребенке?

— Не думала, что это тебя тронет.

Еще один удар, после которого он некоторое время даже не мог вздохнуть. В ее голосе не было иронии, обычная констатация факта. Почему она считает, что ее беременность безразлична ему? Она единственная из всей семьи осталась в живых. Неужели он так сильно обидел ее, когда предложил вновь выйти замуж и обеспечить свое будущее? Вполне разумное предложение. Аврил нужна опора, нужен кто-то, кто защитил бы ее.

— Не важно, как ты оценила мои чувства, — с упреком сказал Гастон, — но ты должна была сообщить мне. Я несу за тебя ответственность.

— Да, ты много раз напоминал мне об этом, милый деверь. Особенно когда требовал, чтобы я слушалась твоих приказов. — Она не отрывала глаз от вышивки и даже сделала один стежок. — Значит, нам можно остаться в замке?

— Я уже сказал. — Его терпение иссякло. — У меня три замка. Я же не могу жить сразу в трех!

— Тогда я останусь здесь. Где он. И я останусь одна. Я не собираюсь выходить замуж второй раз. Никогда.

Гастон возвел глаза к потолку. Богу недостаточно связать его с одной упрямой, не слушающей доводов разума женщиной. Он послал ему вторую. Чем он заслужил такое наказание?

— Аврил, — мягко сказал он, взяв себя в руки. — Ты плохо представляешь свое положение. Отсюда всего несколько часов до границы с Фландрией, и стычки там становятся с каждым разом все более серьезными. А если фламандцы пойдут войной? Ты окажешься на их пути, и замок станет для них привлекательной добычей. Что ты будешь тогда делать? Наденешь доспехи, выйдешь на стену и будешь защищаться?

Она молча опалила его изумрудным пламенем своего взгляда.

— Господи, помоги! — воскликнул он, проведя рукой по лицу. — С тебя станется!

— Мне уже приходилось защищать себя.

— Ради всех святых, ведь ты же женщина! Одинокая женщина. Тебе опасно здесь находиться — только не напоминай мне о своей искусной стрельбе из лука. Убить человека — вовсе не то же самое, что подстрелить куропатку.

— У меня есть люди. И я уверена, братец, что и ты не откажешься защитить меня. Ведь если речь идет о том, чтобы убивать, жечь, разрушать, трудно найти человека с большим опытом, чем у тебя.

Гастон еле сдерживался.

— Твои люди — это не муж, который и присмотрит за твоими землями, и обеспечит тебе безопасную жизнь. Я нахожусь в пяти днях пути от тебя. Я еще не успею получить сообщения о приближении фламандцев, как весь твой замок будет лежать в руинах.

— Я не выйду вновь замуж, — просто сказала Аврил.

Под ее спокойным взглядом он чувствовал себя неразумным ребенком и от этого еще больше злился. Надоело доказывать, что женщина нуждается в мужчине для защиты от враждебного окружающего мира. Он решил изменить тактику:

— Ты должна думать о ребенке.

— Я думаю о ребенке! — крикнула она, содрогнувшись, как будто он дал ей пощечину. — Я не хочу, чтобы сын или дочь Жерара росли с чужим человеком вместо отца. Провались ты пропадом со своим здравым смыслом! Я люблю Жерара! Тебе не дано этого понять, но я люблю его! И никогда не смогу полюбить никого другого!

Гастона передернуло. Снова это женское слово! То, из-за которого масса олухов совершили кучу ошибок.

— Тебе еще нет двадцати, Аврил. До конца твоей жизни слишком далеко, чтобы провести все это время в одиночестве.

— Ты полагаешь, я не думала об этом? — Она вскочила с кресла, ее глаза горели. — Мы с Жераром были женаты меньше полутора лет. Наши дни счастья можно пересчитать по пальцам. И ты спрашиваешь, знаю ли я, сколько времени должна прожить без него? — Она внезапно поникла и прошептала с пугающим спокойствием: — Я отсчитываю часы по ударам моего сердца.

Она отвернулась, и Гастон вдруг сообразил, что она плачет.

Он стоял, не в силах шевельнуться. В первый раз в жизни он видел ее плачущей. Он никогда бы не поверил, что Аврил — сильная, независимая Аврил — окажется такой ранимой. Что делать: подойти и попытаться успокоить ее или удалиться и дать ей выплакаться без посторонних глаз?

Гастон смущенно молчал и не решался сделать ни то ни другое.

Аврил прижалась лбом и ладонями к стеклу и смотрела в темноту пустого двора.

— Он даже не разрешил мне попрощаться в то утро, когда уезжал, — глухо проговорила она. — Так несерьезно отнесся к моим опасениям, только сказал: «Это же всего-навсего рыцарский турнир, милая Аврил. Просто развлечение. Я вернусь еще до того, как ты успеешь соскучиться». — Ее ладони скользнули вниз. — До… того… как… ты… соскучишься, — тихо повторила она.

Гастон глубоко вздохнул, проглотил комок в горле и закрыл глаза.

— Аврил… Воспоминания не защитят тебя и твои земли. Не станут отцом твоему ребенку.

— Ты винишь меня? — крикнула она срывающимся от слез голосом. — Не отрицай! Винишь меня за его смерть. Но спроси себя, милый деверь, где ты, опытный боец, был, когда он нуждался в тебе больше всего? Почему тебя не было с ними в тот день? Почему ты нарушил свое слово?

Селина громко ахнула. Вот уже несколько минут она стояла у самых дверей комнаты и не знала, как вмешаться в их словесный поединок. Когда беседа между Гастоном и Аврил затянулась и слугам стало ясно, что в покоях госпожи что-то неладно, Селину попросили сыграть роль миротворца между Гастоном и его невесткой.

Слуги зря на нее понадеялись — никчемный из нее миротворец, с горечью подумала она, когда оба споривших повернулись и посмотрели на нее.

— Сколько времени вы здесь стоите, дорогая супруга? — с раздражением спросил Гастон.

— Простите, я… я думала…

— Не знал, что вы находите удовольствие, подслушивая чужие разговоры, — бросил он.

— Ваша беседа слышна даже в главном зале! — горячо возразила Селина. — Вот слуги и решили послать сюда кого-нибудь, чтобы примирить вас. Может, вы закончите свой спор после ужина? Не знаю, как вы, но многие из нас сильно проголодались.

— Вы и есть та самая Фонтен? — с интересом взглянула на нее Аврил и, указав на Гастона, добавила: — Его молодая жена?

— Да. И прошу прощения, леди Аврил, я не собиралась вмешиваться. Меня зовут Селина.

— Приношу вам свои соболезнования, леди Селина.

— А?.. — Селина не сразу сообразила, что соболезнования молодой женщины относятся не к ее имени, а к браку с Гастоном. — Благодарю вас.

Аврил рассмеялась над растерянностью Селины и затем спросила:

— Как только вы выносите этого зануду и тирана?

— Ну что вы, он только временами бывает занудлив. А в остальное время с ним можно общаться почти как с нормальными людьми, — принимая тон собеседницы и не обращая внимания на сверкающий молниями взгляд Гастона, ответила Селина. — Он становится невыносим, лишь когда начинает судить о женщинах.

— Я так и думала, — согласилась Аврил, не замечая яростный взгляд, брошенный и в ее сторону. — Похоже, вы хорошо разобрались в его характере. Не подскажете ли, как мне лучше вести себя с ним?

— Главное — приноровиться к его высокомерию, — начала объяснять Селина с улыбкой. — Он почему-то всегда уверен, что знает обо всем больше других и поэтому всегда прав. Потом этот необузданный темперамент…

— И еще болезненная подозрительность, — перебила Аврил, начиная испытывать симпатию к новой знакомой. — Он никому до конца не доверяет.

— Да. И еще…

— Хватит! — заорал Гастон. — Может, вам будет приятнее остаться наедине, чтобы обсудить мои бесчисленные недостатки?

Обе повернули головы с удивленно-невинным выражением лиц.

— А что? Неплохая мысль, — сказала Селина.

— Да, мы прекрасно обойдемся без вас, братец, — согласилась Аврил. — Я уверена, вы легко найдете объект для приложения своих сил — ведь всегда можно что-то обругать, изрубить в крошку, затоптать ногами, зажарить на огне.

Гастон переводил злой взгляд с одной женщины на другую, ругаясь вполголоса. Потом, резко повернувшись на каблуках, направился к двери. Когда он проходил мимо Селины, ей показалось, что Гастон молится Богу, чтобы тот послал Аврил мальчика.

— Доброй вам беседы, дорогая супруга, — холодно бросил он, находясь у самого выхода. — И тебе, Аврил. Надеюсь, вы получите огромное удовольствие. Без сомнения, вы лучше поймете друг друга, чем я каждую из вас.

Вылетев из комнаты, Гастон так хлопнул дверью, что задрожали стены. Несколько мгновений Селина не сводила глаз с места, где он только что стоял, чувствуя некоторую неловкость.

Все-таки с ним обошлись бесцеремонно. Но хорошо, что он наконец ушел: не надо теперь напрягаться, не надо демонстрировать холодность и равнодушие, когда внутри все пылает.

— Вы так сильно его любите? — спокойно спросила Аврил. Менее всего ожидавшая такого вопроса, Селина вздрогнула и обернулась:

— Нет! Я…

— Вы можете скрывать это перед ним, перед собой. — Горькая улыбка исказила хорошенькое личико молодой женщины. — Но вы выдаете себя сразу, когда смотрите на него, думая, что он не видит.

Внутри Селины все сжалось. Она в огорчении разглядывала носки своих башмачков. Неужели так очевидна ее любовь, в которой она едва решалась признаться себе самой?

— Я… я не могу любить его.

. Она вспомнила о затмении, до которого оставалось все меньше и меньше времени. О боли в спине, которая, как она убеждала себя, вызвана долгим сидением в седле. Хотя она знала ее истинную причину.

О том, что может случиться с ней до того, как она попадет в замок Гастона, к своему «окну надежды».

А угрозы Туреля? А опасность, в которой будет находиться жизнь Гастона, если только их брак перестанет быть фиктивным?

— Я не могу любить его, — повторила она и сама не поняла, кого из них двоих она хочет в этом убедить. — Я не могу остаться с ним. Это слишком сложно… и опасно.

— Он не отвечает на ваши чувства?

— Ни в малой степени. Но это не главное, — покачала головой Селина. — Даже если бы между нами все было хорошо, мы бы никогда…

— Нет! Вы не должны к этому так относиться, миледи Селина. Если к вам пришла любовь, держитесь за нее изо всех сил. Не дайте ей уйти.

Селина увидела, как по щеке Аврил катится слеза. Ее сердце наполнилось жалостью: к женщине, потерявшей мужа, к себе самой.

— Он… не верит в любовь, — прошептала Селина, прокатывая появившийся в горле комок. — Вот почему он настаивает на вашем повторном замужестве. Он не понимает, что вы глубоко любили Жерара. Он считает, что муж нужен, только чтобы управлять владениями и защищать их, а жена — чтобы приносить приданое и наследников.

Аврил прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Теперь она казалась юной и усталой.

— Простите меня, Аврил, — сказала Селина, подходя к женщине и усаживая ее в кресло. — Я замучила вас болтовней, будто разговора с Гастоном вам было мало. Вы, наверное, голодны. Хотите, принесу вам чего-нибудь поесть?

— Нет, это я должна перед вами извиниться. — Аврил снова встала. — Я оказалась никудышной хозяйкой. Вы провели весь день в седле, и вам, конечно, хочется отдохнуть. И вы сами сказали, что хотите есть. Давайте пойдем вниз и проследим за приготовлением ужина.

Селина обрадовалась: Аврил сама заговорила о еде — слуги сказали ей, что хозяйка почти не притрагивается к пище.

— Отличная мысль! Вы не будете возражать, если я совершу революцию и покомандую на кухне? Стряпня — моя страсть, и я очень хотела бы приготовить для вас что-нибудь особенное.

— Революцию?

— Ну, восстание, мятеж, — объяснила Селина неизвестное женщине слово.

— Леди Селина, — Аврил подняла брови, — вы с каждой минутой нравитесь мне все больше и больше.

— Я думаю, — сказала Селина, когда они направились к двери, — что настроение Гастона и так испорчено на весь вечер. Давайте пока прекратим его мучить.

— Ладно. Мне в конце концов наплевать на него. Пошлем кого-нибудь из слуг с ужином в его комнату. Заодно пусть отнесет ему настольную игру. Я думаю, это лучше всего отвлечет Гастона от мрачных дум.

— «Настольную игру»?! — воскликнула Селина и остановилась как вкопанная посередине комнаты.

— Да, это его любимое занятие.

— И вы… поощряете его в этом?

— А почему нет? — Аврил удивленно посмотрела на свою новую подругу.

Селина нахмурилась, когда ей вспомнились подробности ее разговора с Гастоном по этому поводу.

— Объясните мне, Аврил, что вы имеете в виду под настольной игрой?

— Это просто игра, — сказала та и указала стол с двумя стульями в дальнем углу. — Вон, посмотрите.

Селина подошла.

— Понятно. — Она еще более помрачнела. — Аврил, после ужина мне хотелось бы поговорить с мужем на любимую для него тему. — Она повернулась и чуть не вприпрыжку понеслась в коридор. — На тему лжи!

Глава 18