— Все в порядке, — успокоила она Гастона.

— Пока еще нет. — Он не спускал глаз с флакона. — Бринна сказала, что летом будет еще одна черная луна. Руссетт… — Он проглотил комок в горле. — Как-то я просил тебя, чтобы ты вернулась ко мне. Но совсем другое дело, если я попрошу тебя навсегда остаться со мной. Ведь ты никогда больше не увидишь родных, не увидишь дома.

Селина устремила на него взгляд, полный любви и обожания:

— Я здесь дома.

— Ты устала. — Гастон отвернулся. — И все еще одурманена зельем, которым напоил тебя Рэмзи. Я не прошу сейчас о каком-либо решении. Ты не представляешь себе, чего лишишься. Все эти чудесные…

— Я здесь дома, — твердо повторила она, вспоминая, как однажды говорила ему, что любовь — это единственное, с помощью чего можно строить будущее. Не земли, не власть, не богатство.

Не электричество, не автомобили, не центральное отопление.

Любовь.

Селина взяла его руку, и их пальцы переплелись.

— Мой дом здесь, с тобой. Сейчас… завтра… Всегда.

Гастон улыбнулся и сразу показался ей невероятно привлекательным. Он отодвинул флакон в сторону и, наклонившись, нежно поцеловал жену.

Эпилог

Селина решила оставить себе бейсболку. Она надела ее забрав под шапочку длинные густые локоны. Сквозь окно верхней гостевой комнаты лился лунный свет; от него, несмотря на теплый июльский вечер, в помещении казалось прохладно. Бейсболка ей нравилась, да и летняя пора всегда напоминала о любимой игре.

Другие вещи не вызывали у нее таких сентиментальных чувств. Селина без сожаления, с легким сердцем в последний раз перебирала их. До затмения оставались считанные минуты.

— Вот мой бумажник, в нем водительское удостоверение, кредитные карточки — мама никогда не разрешала мне выходить в город без них. Это пара тысяч франков наличными, и ты их можешь потратить, если возникнет необходимость. А это письмо к моим родным, в нем я все объяснила. Я уверена: они горюют. Поэтому я пишу, что со мной все в порядке.

Она положила к остальным вещам свернутый в трубку пергамент, запечатанный личной печатью Гастона с изображением льва — его герба.

— Они узнают мой почерк, — продолжала она. — Но если у них возникнут сомнения, пусть отдадут на графологическую экспертизу и сравнят с образцами, оставшимися у них. Знакомства моей сестры в университете позволят сделать анализ пергамента и чернил на радиоактивный углерод и установить дату, когда оно написано. Вот путеводитель. Ты вряд ли сможешь извлечь что-либо полезное из текста, но обрати внимание на карты — по ним легко найти дорогу, если паче чаяния заблудишься. Но уверена: ты не заблудишься.

— Я все сделаю как надо, миледи, — сказала Бринна с улыбкой, аккуратно складывая вещи в вышитую сумочку.

— Мы с доктором Рэмзи выяснили, что местоположения окон и временные интервалы скорее всего совпадают, — добавила Селина. — Он явился сюда из тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, а я — из тысяча девятьсот девяносто третьего. Он попал в тысяча двести девяносто шестой год, а я — в одна тысяча трехсотый. В обоих случаях разница четыре года. Значит, ты должна оказаться в замке Лафонтен примерно через семь месяцев после моего исчезновения.

Она почувствовала, что кто-то дергает ее за подол юбки, и посмотрела вниз.

— Леди Селина, — спросила Фиара, широко раскрыв свои васильковые глаза. — А это не больно?

— Совсем не больно, Фиара. — Селина присела, обняла девочку и поправила ей косичку. — Это похоже на сон. Ты мгновенно засыпаешь, а просыпаешься совсем в другом месте. Незнакомом и удивительном. Ты почувствуешь необычные ощущения, но это совсем не больно.

— И я стану настоящей лунной леди, как вы?

— Да, малышка.

Фиара посветлела и, взглянув на мать, взяла ее за руку:

— Пора, мамочка?

— Уже скоро, — сообщил Гастон от окна. — Затмение началось.

Селина отдала Бринне последний предмет — ролик фотопленки. Первые кадры были сделаны еще на праздновании Рождества в 1993 году. Остальное нащелкали уже сейчас: в замке и его окрестностях и на настоящей средневековой свадебной церемонии Гастона и Селины.

Она была очень скромной и прошла в часовне замка весной, когда Селина поправилась. Они с Гастоном повторили свои обеты; шафером был Ройс, а подружкой невесты — Бринна.

— Отдай это Джекки вместе с письмом. — Селина улыбалась, вкладывая ролик в руку Бринны. — Она отдаст пленку проявить. Там, в будущем, говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Если твои слова не убедят мою семью, что в средневековье я цела и невредима, да еще и без памяти влюблена, то карточки станут неопровержимым доказательством.

— Пора. — Гастон подошел к жене, обнял за талию и привлек к себе.

— Ты все запомнила, Бринна?

— Да, миледи, — кивнула Бринна, украдкой бросая на них взгляд, что всегда делала, когда они оказывались вместе. — Сначала я отправлюсь к вашей сестре и передам ей письмо и ваши вещи и поговорю с вашими родными. Затем постараюсь разыскать леди Кристиану и, если мне это удастся, объясню ей, что произошло.

— Возможно, она тоже встретила свою любовь. — Селина всем телом прильнула к Гастону — так славно было ощущать его силу, слышать, как вместе бьются их сердца, чувствовать бегущие по спине мурашки от его легких поцелуев в шею. — Так же как я здесь встретила свою.

— Возможно, — от души желая этого, согласилась Бринна. — Я все сделаю, чтобы помочь ей. И еще постараюсь не иметь дело с прессом.

— С прессой! — со смехом поправила Селина. — Действительно, будет лучше, если все останется в пределах семьи. Мне жутко представить тебя, окруженную толпой папарацци и телерепортеров с камерами. Или в роли звезды какого-нибудь идиотского ток-шоу. — Она вздохнула: — Я тебя уже предупреждала: не все покажется тебе в будущем привлекательным.

— Но ведь это такое приключение! — с жаром воскликнула Фиара.

— Да уж, — согласилась Бринна, ласково погладив девочку по голове. — Настоящее приключение. У нас появится дом, где можно будет наслаждаться свободой и не испытывать постоянного страха. А драгоценные камни и другие вещи, подаренные герцогом, дадут возможность жить с удобствами. — Она улыбнулась Гастону: — Еще раз спасибо вам, милорд, за вашу щедрость.

— Это ничто по сравнению с твоей помощью, Бринна. Да поможет вам обеим Бог. — Гастон посмотрел в окно и повел Селину в глубь комнаты. — Пойдем, Руссетт.

— Прощай, Бринна! Желаю вам удачи! — Селина живо представила все чудесные вещи, с которыми встретятся мать и дочь по другую сторону окна, и тоже почувствовала радостное волнение. Ей хотелось, чтобы они в двадцатом веке нашли любовь и счастье, которыми одарил ее саму лучик лунного света.

— Прощайте, миледи! Благодарю вас, милорд! Прощайте! — Бринна схватила девочку в охапку и встала напротив окна.

Гастон и Селина видели, что от волнения она слегка дрожит.

Селина крепко держалась за руку Гастона, который отвел ее подальше, к двери, словно боялся, как бы лунный луч не утащил и ее.

— Жалко, что, кроме нас, никто этого не видит.

— Мне кажется, лучше не делиться этой тайной с первым встречным. Вообще ни с кем. Вспомни рассказ Рэмзи.

— Да, — согласилась Селина. — Чем меньше об этом знают, тем лучше.

Замок опустел, лишь горстка слуг и стражников не покинула его. Ройс отправился на летние турниры, решив еще раз испытать судьбу. Этьен — сэр Этьен — отправился в Париж искать счастье.

На особой церемонии, последовавшей сразу за их свадьбой, Гастон произвел своего оруженосца в рыцари, таким образом наградив его за верность: юноша, рискуя жизнью, спасал Селину. И вскоре тот надел новые шпоры и поскакал к королю за разрешением стать претендентом на руку прекрасной дамы по имени Розалинда.

— Ты прав. — Селина подняла голову и поцеловала Гастона в щеку. — Пусть все думают, будто я действительно была подопечной Туреля, обитательницей Арагонского монастыря. Немного странной, но определенно средневековой девочкой. Правда, будет ужасно трудно сохранить тайну от близких. Ты ведь знаешь, какая я болтушка.

— Ну что ж, — он грустно усмехнулся, — придется отвезти тебя к Аврил, чтобы ты с ней досыта наболталась.

Узнав о предстоящем путешествии, Селина в восторге сжала руки мужа. Завтра же они поедут в свой главный замок на севере и обязательно по дороге навестят Аврил и ее полуторамесячную дочь. И Грушо, оставленного на попечение невестки.

— Я уверена, Аврил обрадуется гостям. Судя по ее письму, маленькая Жизель — сущая бестия…

В комнате вдруг заметно посветлело.

— Смотри, Гастон! — У Селины перехватило дыхание, когда она увидела, как контуры тел Бринны и Фиары замерцали, как в фантастических фильмах. Они словно попали в водоворот из серебристого потока света. Из-за плеча матери Фиара улыбнулась им и махнула рукой на прощание.

Потом все застыло, и… они исчезли.

Растворились, оставив за собой окно, луч лунного света и пустую комнату. Гастон с Селиной остались одни.

Несколько секунд они не могли не только двинуться, но даже вздохнуть.

— Святые угодники! — наконец выдохнул герцог, крепче сжимая ее руку.

— Все хорошо, дорогой, — успокоила она его, не в состоянии унять дрожь. — Я ведь осталась здесь.

— Ты простишь меня, Руссетт, — проговорил он, не выпуская ее из своих объятий, — если во время затмений я близко не подпущу тебя ни к одному окну?

— Но почти все вещи, с которыми я оказалась здесь, отправились обратно! — засмеялась она. — Теперь они за семь веков от нас. А без них я никуда от тебя не денусь. Ты приковал меня к себе, Черный Лев. Навечно.

— Моя! Навечно… — В его радостном голосе легко улавливались нотки собственника. Сняв с ее головы бейсболку, он забросил ее в угол комнаты. Кудри Селины рассыпались по плечам. — Я не упущу случая, чтобы похитить тебя. — Он поднял ее на руки и вышел за дверь.

— Наша последняя ночь среди звериных шкур? — В радостном ожидании она обхватила его за шею, запуская пальцы в густые черные волосы.

— Я ничего не говорил о шкурах, — хитро улыбнулся он и вынес ее из замка, где у ворот стоял оседланный Фараон. Гастон пулей взлетел в седло, посадив Селину перед собой. — Только таким образом можно сделать отважного сына, — внезапно охрипшим голосом сказал он.

Де Варенн тронул шпорами жеребца, и тут Селина обратила внимание, что на нем новые штаны. С застежкой на пуговицах спереди.

— Да, — пробормотала она, поворачивая к нему лицо. — Сегодня же.

Гастон пустил коня галопом через подвесной мост в душную летнюю ночь, унося жену к дальним холмам, серебрившимся в лунном свете…