– Но которая половина? – спросил Энтони, неожиданно попав прямо в точку.

Венеция и граф переглянулись, мысленно задавшись тем же вопросом.

* * *

Наконец они достигли конца Суэцкого канала и вышли в Красное море. Теперь от Индии их отделяло только Аравийское море.

Однажды граф о чем-то разговорился с капитаном, а Энтони улучил минуту, когда рядом с Венецией никого не было, и подошел к ней. Она сразу увидела, что его что-то тревожит.

– Мне бы хотелось, чтобы вы забыли то, что я говорил вам в тот вечер перед свадьбой, – горячо произнес он.

– О том, что Айвен – ужасный гордец и любит быть хозяином? – с невинным видом поинтересовалась она.

– Я… кажется, не говорил такого…

– Говорили, говорили, – заверила она его. – И вы говорили, что ему не нужна жена, которая будет прекословить, обсуждать его поступки или возражать против того, чтобы он встречался с другими женщинами.

– Я этого не говорил! – едва не вырвался вопль из его уст.

– Не совсем такими словами…

– Ничего подобного. – Ужас перед этим разговором придал его голосу нехарактерную твердость. – Я ничего не говорил про других женщин. Это вы про них говорили.

– Да, я говорила, – смягчилась она. – Хотя вы, можно сказать, признали это…

– Я… это… На этом судне вам ничего не грозит, не так ли? Я хочу сказать, здесь нет других женщин.

Венеция с огромным трудом сдержала смех.

– Энтони, вам нужно было идти в дипломаты, – промолвила она, сжимая дрожащие губы.

Лицо его озарилось.

– Правда? Когда-то я подумывал об этом, но Айвен сказал, что у меня ничего не выйдет.

– Интересно почему. Но не важно. Давайте забудем про тот разговор.

– Да, давайте.

Он потер лоб.

Ночью, лежа в кровати, она думала об этом разговоре. Мудрая женщина приняла бы услышанное к сведению, но Венеция понимала, что, когда дело касалось графа, она просто не могла трезво рассуждать. Она избрала противоположное направление: стала его дразнить, бросать ему вызов, противоречить на каждом углу. Звучало это довольно угрожающе, но чутье подсказывало ей, что это единственный способ победить и сохранить его уважение.

А уважение было исключительно важно, она знала это. Без него ни одно другое чувство не выжило бы и не расцвело.

* * *

Пока плыли через Аравийское море в сторону Бомбея, погода сделалась невыносимо жаркой. Теперь все мысли путешественников сосредоточились на том, что их ждало впереди.

– А как ты объяснишь мое присутствие? – спросил Энтони, когда к нему пришло запоздалое понимание своего положения.

– Я скажу, что ты мой адъютант, – важно заявил граф.

Наконец настал тот миг, когда судно вошло в порт Бомбея. Венеция удивилась и обрадовалась, когда увидела на пристани оркестр и дожидающийся их почетный караул.

Она в последний раз осмотрела себя в зеркале, надеясь, что выглядит наилучшим образом и не осрамит мужа и свою страну. Потом поспешила к графу, и они вместе вышли из каюты.

– Итак, начинается, – сказал он. – Скоро мы увидим вице-короля, он официальный представитель ее величества, и не забудьте: вы моя жена.

– К чему вы это? Что, по-вашему, я могу сделать такого страшного?

– Ваш острый язычок может сболтнуть что-нибудь ужасное.

– Обещаю хорошо подумать, прежде чем что-то говорить.

– Это еще хуже.

Почетным караулом руководил внушительного вида офицер, судя по форме, полковник. Он приветствовал их у трапа, добавив, что, к большому сожалению, вице-король не смог прибыть лично, но будет ждать их в Калькутте.

Пока мужчины разговаривали, Венеция осмотрелась. Ее поразило буйство красок вокруг. Их встречали индийцы с гирляндами из бархатцев. Пестрота сари, казалось, отражалась в униформе военных всех рангов, которые ходили по пристани.

Торговцы продавали зеленые, фиолетовые и оранжевые фрукты. Венеция заметила стайки детей с разноцветными ветряными вертушками и воздушными змеями.

Но главным здесь был солнечный свет, золотистый и теплый, словно окутывавший все желтоватой дымкой.

В эту секунду тележка с огромной горой багажа прогрохотала мимо них под призывы носильщиков расступиться.

Когда все их вещи выгрузили на берег, Венеция и граф попрощались с капитаном «Анджелины», который сказал Венеции:

– Нам будет очень вас не хватать. Но наша утрата – приобретение для Индии.

Она поблагодарила его за столь необычный комплимент и выразила признательность за приятное путешествие. Ее муж пожал капитану руку, после чего граф и графиня Маунтвуд отправились к эскорту для официального приветствия.

Пока проходил протокольный обмен любезностями, Венеция осматривала большое скопление зданий, окружавшее порт гигантским частоколом. У некоторых зданий окна были защищены огромными сплетенными из пальмовых листьев навесами. На балконах верхних этажей прогуливались люди в белых одеждах, внизу галдела толпа.

Она различила прилавки, заваленные арбузами или заставленные стеклянными сосудами с яркими напитками. Там же продавали цукаты и табак, чапати и фрукты.

Венеция слышала людской гомон и скрип колес телег. Быки тащили фургоны, груженные немыслимых размеров поклажей.

Их ждал большой экипаж. Полковник галантно помог ей забраться внутрь и отступил, пропуская графа.

Когда отправились в путь, оставив капрала распорядиться багажом, Венеция восторженно осматривалась по сторонам.

– Мы едем прямиком на вокзал, – сообщил им полковник. – Там вас ждет специальный поезд, на нем вы доедете до Калькутты.

– Жаль, что нельзя задержаться ненадолго, – вздохнула Венеция. – Тут так интересно.

– Мне тоже жаль, что вы не можете остаться, – вставил полковник.

По взглядам, которые он бросал на нее, по его манере разговора было видно, что она ему понравилась.

Венеция же только надеялась, что граф будет доволен тем, как она показала себя в столь выгодном свете.

У нее было такое ощущение, будто она спит и видит сказочный сон. Яркость и разнообразие цветов ошеломили ее.

Ощущение сна еще больше усилилось, когда они приехали на вокзал и увидели военный оркестр, который приветствовал их национальным гимном. Пока играла музыка, все стояли неподвижно, потом полковник провел их в вагон.

Частный поезд роскошью не уступал «Анджелине». Его снарядили специально для них, других пассажиров на нем не было. Зато был шикарный салон с мягкими креслами и кухня, полностью отданная в распоряжение им, их слугам и недавно обретенному адъютанту.

Один из вагонов занимала спальня с двумя узкими кроватями и небольшой ванной. Венецию несколько обескуражило то, что ей придется делить спальню с графом. Отдельного помещения для нее в этом вагоне не было.

Повсюду она видела королевские гербы.

– Это королевский поезд? – спросила она графа.

– В сущности, да, – ответил он. – Королева – или императрица Индии, как я буду ее здесь называть, – никогда не бывала в этой стране, но, если приедет, будет путешествовать на этом поезде. Пока же он находится в распоряжении вице-короля, который ее представляет.

– Здесь все выглядит очень удобным, – заметила она.

– Хотелось бы, чтобы не только выглядело. До Калькутты тысяча миль пути, и я надеюсь, что большую часть поездки мы будем спать.

– Как долго ехать?

– Если отправимся в скором времени, будем в Калькутте завтра утром. Там встретимся с вице-королем.

– Лордом Литтоном? – уточнила Венеция.

Граф удивленно вскинул брови.

– Вам знакомо это имя? Наверное, узнали его, когда готовили свою выходку?

– Нет, на это у меня не было времени. Я и так его знала. Я всегда читаю газеты от корки до корки.

– Почему-то меня это не удивляет, – усмехнулся граф.

– И я знаю его не только по газетам. Я без ума от романов Бульвер-Литтона, прочитала, наверное, все его книги. Поэтому, когда его сын стал вице-королем Индии, это имя, естественно, привлекло мое внимание.

– Вы покорите сердце вице-короля, если расскажете ему, что вам нравятся книги его отца.

– Возможно, – сказала Венеция, загадочно улыбаясь. – А возможно, я до поры до времени умолчу об этом.

– Последнее было бы очень кстати, – промолвил граф, не понимая ее намека.

Она начала было говорить, но тут же спохватилась и замолчала, продолжая улыбаться.

Наконец пришло время отправляться. Как только поезд тронулся, оркестр, последовавший за ними на вокзал, снова заиграл гимн.

Потом, во время обеда в роскошном салоне, в окружении хлопотливых официантов, то и дело интересовавшихся, нравится ли им еда и вино, Венеции подумалось, что сейчас она могла сидеть одна в своем доме в Англии, размышляя о своей незавидной судьбе.

Но вместо этого она путешествует по экзотической Индии в сопровождении сногсшибательно привлекательного мужчины. Ее ждало захватывающее будущее, тем более захватывающее, что оно было покрыто густой пеленой неизвестности.

Когда начало темнеть, она пожелала мужчинам спокойной ночи и отправилась в вагон, который ей предстояло делить с мужем.

Хотя он все-таки еще не стал мужем в полном смысле этого слова. После первой ночи, когда граф, казалось, готов был отстаивать свои права силой, он вел себя с нею подчеркнуто уважительно. Поначалу она даже была этому рада, но в последнее время все чаще и чаще в ее сознании мелькала мысль, что он чересчур уважителен.

Словно она как женщина была ему не интересна. Быть может, он всерьез подумывал расстаться с ней после путешествия?

При этой мысли сердце ее сжалось от непонятной тоски, как будто расставание с ним было самым страшным, что могло с нею произойти.

Возможно ли, что она полюбила его?

Она попыталась убедить себя, что это было невозможно. Кто может полюбить такого грубого, такого заносчивого человека? Этого острого на язык и безрассудного деспота?

Но потом вмешалось чувство справедливости. Он был таким в начале, но теперь преобразился, сделался учтивым и даже немного шутливым. На этой благодатной почве любовь могла произрасти и распуститься пышным цветом.

Однако после первой ночи он не сделал ни единой попытки стать ее любовником. Он помогал ей одеваться и раздеваться с холодной отстраненностью, прямо как горничная. Вечером он, желая спокойной ночи, целовал ее в щеку и уходил, не оборачиваясь.

Уважение?

Или безразличие?

Как он поступит сегодня вечером?

Мягкий стук в дверь известил о возвращении графа. Он вошел в спальню, облаченный в бархатный малиновый халат. Как видно, он переоделся в комнате лакея.

– Я подумал, вам нужно будет помочь снять платье, – сказал он.

– Спасибо, – ответила она, пытаясь не дрогнуть голосом, хотя сердце в груди забилось со страшной силой.

Она почувствовала, как его пальцы расстегнули крючки у нее на спине, и замерла в ожидании продолжения. Однако открывшуюся кожу лишь овеяло воздухом. Потом от двери раздался его голос:

– Я оставлю вас теперь. Вернусь, когда вы ляжете.

Когда он ушел, Венеция сняла с себя остальную одежду. По какой-то причине ее охватило странное внутреннее томление – состояние, граничащее с сильнейшим волнением.

Она легла, отвернулась лицом к стене, чтобы он не подумал, будто она против его возвращения или вообще обращает на него внимание.

Наконец она услышала, как осторожно открылась и закрылась дверь. Потом он лег, тихо скрипнула кровать, после чего погас свет.

Венеция лежала в темноте, прислушиваясь к его медленному дыханию, пока не поняла, что он в конце концов заснул.

Тогда она села на кровати и посмотрела на него. В темноте удалось различить только, что он лежал спиной к ней и не шевелился.

Делать было нечего. Венеция сердито плюхнулась на подушку и попыталась заснуть.

…Проснувшись, она увидела солнечный свет, пробивающийся сквозь занавески на окнах. Аккуратно отодвинув ближайшую занавеску, Венеция выглянула наружу. То, что она увидела, заставило ее резко сесть и приникнуть к оконному стеклу.

Еще никогда в жизни она не видела такой красоты. Вокруг поезда громоздились горы, и даже в сером утреннем свете она не могла не поразиться их яркой, первозданной красоте. Блеклый английский свет никогда не являл взору ничего подобного.

Венеция смотрела на деревья, кусты и цветы, проплывающие мимо, словно озаренные божественным сиянием. «Есть ли еще где-нибудь край, подобный этому? – размышляла она. – Яркий. Пестрый. Восхитительный».

Зрелище это так ее заворожило, что она перестала замечать и слышать что-либо иное. Только когда руки графа легко легли на ее плечи, она поняла, что он тоже встал и подошел к ней.

– Волшебно, правда? – спросил он.

– Я и подумать о таком не могла, – пробормотала она. – Это место даже прекраснее, чем я его представляла.

– Да, это так, – тихо ответил граф.

Он сидел на кровати у нее за спиной, касаясь ее своим телом совсем чуть-чуть, но легкого прикосновения было достаточно, чтобы она вспомнила, что на ней только одна тонкая ночная рубашка. И тут ей в голову полезли совсем другие мысли. Понимает ли он, что под этой рубашкой ничего нет? А если понимает, возбуждает ли его это? Что это? По его телу прошла легкая дрожь или показалось? Почувствовал ли он, как дрожит она?