Добравшись до двери крайнего подъезда, он облегченно вздохнул, спустился на лифте на второй этаж, выглянул из окна во двор и, убедившись, что все спокойно, чуть скрипнул дверцей неосвещенного подъезда. Неслышно пробравшись вдоль стены дома, завернул за угол и растворился в темноте…


…В четверг поздно вечером Чернов с шефом возвращались домой за город.

— Я проеду мимо? — спросил Владимир и, не дожидаясь согласия, свернул в сторону Большой Грузинской.

Направление и цель Володиного маневра Радченко понял без лишних слов: квартиру давно никто не посещал, свет в окнах не загорался, телефоном давно никто не пользовался… Что ж, пусть проверяет…

Владимир же в этот момент досадовал: зря он согласился с Дубровым ввести круглосуточное наблюдение за квартирой лишь с завтрашнего дня. Сегодня Цеховского выписали из больницы, а интуитивно Чернов поддерживал Кушнерова: каким-то образом в этом деле замешан и Максим.

Медленно проезжая вдоль дома, Чернов безошибочно зафиксировал взгляд на девятом этаже и… резко нажал на педаль тормоза: почудилось, что ли? Какое-то странное свечение в том месте, где должно быть окно квартиры…

«Может, отблеск? Надо проверить», — решил он, снова двинулся с места и свернул в запруженный машинами двор.

Задремавший на заднем сиденье шеф тут же открыл глаза.

— Точно, свет! Свет на кухне! — услышал он возглас.

На какой кухне и что за свет — Алексей сообразил сразу. Дрема в мгновение ока улетучилась. Тем временем Владимир попробовал протиснуться на машине к нужному подъезду, но, поняв, что это бесполезно, заглушил двигатель и открыл дверь.

— Вы должны остаться в машине! — попробовал он запротестовать, заметив, что шеф проделал то же самое.

Но Радченко его словно не слышал и, подняв голову побежал вперед: света в окне уже не было. Добавив скорости, мужчины молча влетели в подъезд, код которого Чернов помнил наизусть, и на ходу разделились: Алексей вызвал лифт, а Владимир, прикинув, что успеет раньше, перепрыгивая через ступеньки, понесся вверх по лестнице.

Практически одновременно они оказались у нужной двери, дернули за ручку. Заперто.

— Туда! — показал вверх Чернов, слышавший скрежет провернувшегося замка. — Черт! — изо всей силы пнул он ногой металлическую дверь на чердак. — Ушел, гад! Как я раньше не догадался!

— Он должен где-то выйти, — первым сообразил Алексей.

Как назло, лифт успел спуститься с девятого этажа, а быстро сбегать вниз по еле освещенным лестничным пролетам было небезопасно. Выскочив на крыльцо, они растерялись: в забитом машинами дворе подъезды дома, стоявшего буквой «Г», практически не просматривались. И ночь, как специально, хоть глаз выколи.

— Я к крайнему, а ты вокруг, ко мне навстречу! — скомандовал Радченко, но, не успев сделать и пары шагов, услышал за спиной сопение. — Ты куда? — обернулся он.

— С тобой. Я и в лифте не должен был оставлять тебя одного.

— Да что я — маленький мальчик и не смогу за себя постоять?

— Сможешь. Только моя работа заключается в том, чтобы тебе не пришлось этого делать, — спокойно ответил тот.

Сопротивляться в данной ситуации было бесполезно — пришлось согласиться. Вдруг Алексей за что-то зацепился и, чувствуя, что теряет равновесие, мгновенно сгруппировался, стараясь по привычке уберечь колени, завалился на бок, затем на спину. В этот момент Владимир поймал его за плечо и рывком поставил на место.

— Очки потерял! — приняв вертикальное положение, воскликнул с досадой Алексей и стал протирать ладонью забрызганное грязью лицо. — Хотел же утром линзы надеть!

— Вот, — почти сразу протянул очки Чернов. — Одного стекла нет… В машине есть запасные… К сожалению, он ушел.

Пришлось возвращаться к брошенному автомобилю. Молча сев в машину, Радченко достал из бардачка влажные салфетки и футляр с очками.

— Я хочу знать, кто это был, — протирая очки, жестко произнес он. — За любые деньги. Завтра в доме напротив снимешь квартиру, установишь видеонаблюдение. Плюс крайние подъезды. Постоянных жильцов отсеивать, всех подозрительных — ко мне на просмотр. В домоуправлении выяснишь, у кого могут быть ключи от чердака…

— Если мы его сегодня спугнули, он может не появиться… В крайнем случае пришлет вместо себя другого.

— Не важно. Рано или поздно кто-то там появится. Я это чувствую… Как и то, что знаю его в лицо.

— Понял, — кратко ответил Чернов и завел двигатель…


…Жилье в доме напротив сняли быстро, но, несмотря на то что за двором теперь наблюдали несколько пар глаз и две видеокамеры, последующие недели не принесли результатов: знакомых лиц зафиксировано не было. Кушнеров дни и ночи просиживал в кабинете за компьютерами, лишь изредка выбираясь в город, Чернов разрывался между шефом и квартирой на Большой Грузинской, а Радченко активно работал. За это время он даже успел сгонять в Минск и подписать договор на покупку дома — за десять минут езды от кольцевой дороги, прямо за родным поселком Чернова, как и хотелось. Коттедж сразу ему приглянулся: кованые узорчатые решетки, каменные столбы, обложенные булыжником, удачно спланированный участок. И хотя день, когда он в первый раз увидел дом, выдался пасмурным, нежно-салатовые стены радовали глаз, поднимали настроение, а геометрически законченный фасад, в котором не было им одной лишней или недостающей линии, вселял спокойствие и уверенность. По всему видно, что хозяева — люди основательные. с хорошим вкусом — строили для себя, а не на продажу.

Внутри жилище выглядело еще лучше: светлые комнаты, большая дубовая лестница, мебель, сантехника, шторы, прочие мелочи, создающие уют. Ничего не раздражало, не резало глаз. Не впечатлявший снаружи размерами, внутри дом казался намного просторнее, был функционален, продуман до каждой розетки, до каждого выключателя. Словом, во всем контрастировал с его обнесенными трехметровым забором подмосковными хоромами из красного кирпича, где постоянно что-то ломалось, достраивалось, усовершенствовалось, потому не было единого стиля…

— А что хозяева? — поинтересовался Алексей. — Им не жалко продавать такую конфетку?

— Хозяйка, — опустив глаза, пояснил директор риелторской компании. — Ей срочно понадобились деньги.

— Тогда понятно. Что скажешь, Володя? — обратился он к Чернову.

— Неплохо. Даже не думал, что на моей родине можно такое найти, — с тайной гордостью согласился тот. — Мне все нравится, кроме забора — двор как на ладони… Установить системы видеонаблюдения, переоборудовать под нужды охраны домик для гостей… Все это займет неделю, максимум две. Возьму монтажников у Дуброва, оснащение привезем из Москвы, летом переделаем забор…

«Дом, конечно, дороговат, — между тем отметил про себя Радченко. — Но по меркам Москвы — это не деньги».

— Хорошо, я его беру, — решил он вслух.

У риелтора даже дыхание перехватило — прав был Вадим Вадимович: у этих московских буратино денег немерено. Знал бы, запросил чуть больше… По правилам все выторгованное сверху принадлежит главному риелтору. А ведь ему поначалу сумма показалась просто запредельной, за такие деньги под Минском никто дома не покупает, даже с мебелью…

— Значит, так, — продолжил покупатель. — Едем в офис и оформляем договор. Аванс в десять тысяч наличными устроит? — И, дождавшись кивка, продолжил: — Недвижимость оформляем на меня. Как только будут готовы все бумаги, я снова приеду. Остальные вопросы к Александру Романовичу Ляхову. Что еще… Просьба одна — не затягивать с оформлением.

— Мы, конечно, постараемся успеть, но сами понимаете, всякие непредвиденные обстоятельства… — замямлил риелтор.

— Неделя, — как отрезал Радченко. — И ни дня больше. Здесь еще нужно поработать моим людям: бывая в Минске, я не хочу больше думать, где переночевать. Все.

— Тогда, может быть… за ускоренное оформление…

— И никакой доплаты, — оборвал Радченко очередное робкое начало фразы…


Двадцать пятого февраля (после полуторамесячного отсутствия) Цеховский приехал в холдинг и сразу направился в кабинет к Алексею: двое не отстававших ни на шаг охранников остались ждать в приемной. Стоило ему выписаться из стационара, как Дубров по указанию Радченко приставил к нему своих ребят: генерального директора холдинга следует беречь. Конечно, с одной стороны, Максиму это было не с руки — никуда не вырваться, ни с кем не встретиться, все под контролем, с другой — приятно: берегут, значит, ценят.

«Поздно… — быстро загасил он промелькнувшую в сознании искру сожаления о прошлом. — Поздно меня беречь. Вот съезжу в Минск, проверю свое предположение, передам людям Семеновича тайную папочку, и сам под шумок махну за границу. А уж с таким компроматом Михаил Иванович запросто разберется и с Радченко, и с Кушнеровым. — Он улыбнулся Алексею и протянул руку. — К тому же если подтвердятся мои догадки, вам, Алексей Ярославович, еще не так достанется…»

— Ну, как здоровье? — поинтересовался Радченко, заметив, что Цеховский тяжело вздохнул.

— Готов к труду и обороне! — бодро произнес тот. — Прикажи Дуброву убрать от меня своих головорезов! Народ в подъезде коситься начал, поздороваться боятся!

— Ничего, целее будешь… Извини, — взглянул он на дисплей телефона. — Да, Лида… Да… Я рад, что ты решилась… Почему не сегодня?.. Ты пойми, чем дольше тянешь… Хорошо, завтра утром жду твоего звонка. До встречи…

«Если она расколется раньше времени, все пропало!» — в ту же секунду пронзило Цеховского, по телу моментально разлилась горячая волна, в висках застучало.

Отключив телефон, Алексей задумался, нервно потер ладонь и поднял взгляд на собеседника.

— Что с тобой? — испугался он, заметив, что лоб Максима покрылся испариной, а сам он сильно побледнел. — Врача?

— Нет… — замахал тот рукой. — Никаких врачей, сейчас пройдет… Так, последствия удара.

— Рано тебе еще на работу. Давай мы лучше тебя в санаторий отправим? Позвоню Зельмаху, он организует через своего кремлевского родственника…

— Самый лучший санаторий — это нормальный рабочий ритм. Хотя, с другой стороны, ты прав: что-то я расклеился.

— Еще бы! Такую махину, как холдинг, считай, один тянул. А Ольга вернулась? Она знает, что ты лежал в больнице?

— Нет, не знает. После смерти матери года не прошло, переживает. Стараюсь ее лишний раз не тревожить, пусть побудет с сыном… Ты прав: пожалуй, мне надо еще отдохнуть две-три недельки. Если вы тут без меня управитесь, я бы к родителям на могилки съездил… Сына, опять же, давно не видел, хорошо бы слетать.

Алексея такой ответ не удивил: со здоровьем не шутят, а Максим еще явно не оправился после болезни.

— Конечно, отдыхай. Но пока не выясним, кто на тебя напал, охрана останется с тобой. Даже не возражай!

— Ну хоть в самолет мне их не надо будет тянуть?

— Надо, — протянул руку Радченко. — Ты нам еще ох как пригодишься!.. Все расходы за счет холдинга, я предупрежу Дуброва…


…Которую неделю Лида не находила себе места — плохо спала, почти не ела, думала, вспоминала, плакала… Ну почему она послушалась Цеховского?! Почему так ему доверяла? Потому что много лет назад он ее не выдал? Или оттого, что по пьяной глупости поделилась с ним другими своими тайнами, и он снова никому ничего не рассказал? Но ведь должен же человек делиться личной болью хоть с кем-то! А она была одна, одна на всем белом свете! Наедине во своими мыслями, своим горем, своей несбывшейся мечтой, вдребезги разбитой любовью! Вернее, не разбитой — ее любовь тихо скончалась за эти годы, угасла, иссякла, осталась лишь безжизненная каменная земля, над которой гулял холодный ветер… А потом она встретила Андрея, познакомилась с его детьми, и на месте, казалось, бесплодной пустыни снова зазеленела трава…

Да, у нее были причины беспокоиться за свое прошлое, это верно, но больше всего на свете она боялась потерять настоящее — Андрея, Светлану с Леночкой… Она полюбила этих девочек, как родных, и не мыслит без них своей жизни! К тому же при обследовании ее уверили, что она может забеременеть с помощью ЭКО и у них с Андреем может быть ребенок…

Но Алексей тоже прав: новую жизнь надо начинать с чистой совестью, потому что тогда ничто и никто не сможет подчинить ее своей воле! Она признается Радченко и во всем остальном, не так уж много осталось: да, она воровала тогда его письма; да, она знала о беременности Крапивиной и хотела удержать его любым способом, потому что любила. Безумно любила! Так, как сейчас любит Андрюшу, и точно так же готова на все, лишь бы он остался с ней. Потому и согласилась на предложение Цеховского…

Жизнь сполна наказала ее и за вранье, и за подлость. Осталось лишь попросить прощения у Алексея… Может быть, он тоже успеет начать жизнь сначала, женится, родит детей. Ведь встретила же она того единственного мужчину, который принял ее со всеми горестями, помог в трудную минуту!