Она улыбается на мои слова и пробегается пальцами по моим волосам. Я закрываю глаза и

наклоняюсь вперед, чтобы прикусить ее шею. Мои толчки становятся агрессивнее, и я ощущаю, что

моя потребность в доминировании над ней возрастает.

Я отстраняюсь и смотрю в ее глаза.

– Откинься назад и положи руки на край кровати. Я хочу жестко трахать тебя и смотреть, как мой

член входит и выходит из твоей киски.

Я вижу, как она сглатывает и кивает. Она слегка отклоняется назад, и я помогаю ей устроиться, когда

она кладет свои локти на край кровати. Я чуть приподнимаюсь и вцепляюсь в ее бедра, трахая ее в

такой позе. Ее тело растянулось передо мной, а ее огромная грудь трясется, пока я вколачиваюсь в

нее.

Я опускаю взгляд на место, где мы соединяемся. С моего члена капает ее нектар, а ее клитор припух.

Она хочет кончить, и я практически готов помочь этому осуществиться. Мне просто нужно услышать

от нее кое–что для начала. В этом нуждается часть меня. Знать, что это не просто быстрый секс для

нее. Знать, что я стану частью ее жизни. Сама мысль, что она выставит меня утром, вызывает в моей

груди пустоту.

– Скажи, что познакомишь меня завтра со своими друзьями.

– Что? – переспрашивает она в полном шоке.

– Я знаю, что ты состоишь в клубе, и тебе не обязательно тащить меня туда, но я хочу познакомиться

с твоими друзьями. Я не хочу быть тайной, – я понимаю, что это может стать большим препятствием

в наших зарождающихся отношениях, и хочу задавить это так быстро, насколько возможно. Тогда

возможно это чувство беспокойства утихнет. Оно сидит во мне с того дня, когда я увидел ее

фотографию, и с каждым днем растет. Мысль, что я потеряю ее – слишком.

Она качает головой, но я тянусь вниз и ласкаю клитор большим пальцем. Она пытается ударить меня

по руке, но я пресекаю это.

– Положи свои чертовы руки туда, где они были, Макензи, и больше не двигай ими.

Она медленно кладет локоть обратно на постель, и впивается в меня взглядом, который может,

наверняка убить человека послабее. Это почти вынуждает меня спустить внутрь нее.

– Я не твой грязный секрет. А ты – не мой.

Она кивает согласно головой, но я хочу слова.

– Скажи это.

– Я разрешу тебе познакомиться со своими братьями.

– Я сегодня буду в твоей постели, но ты все равно должна мне ночь в моей.

Она снова кивает, но я тереблю ее клитор еще немного, давая ей понять чего хочу.

– Я сдержу свое обещание. Я все равно окажусь в твоей постели.

– Хорошая девочка, – шепчу я, и от этого она снова краснеет.

Я набираю скорость на ее клиторе, и тру его быстрыми, резкими кругами. Я вбиваюсь членом, жестко

объезжая ее, и после всего нескольких толчков, я чувствую, как ее киска начинает кончать.

Ее ноги расцепляются, а голова запрокидывается назад. Она выкрикивает мое имя, и наглый засранец

внутри меня вырастает до размеров двухэтажного дома.

Я последний раз с силой толкаюсь и опустошаю свои яйца глубоко внутри ее киски, обожая звук

своего имени на ее губах.

Я кладу свою голову на ее грудь, пытаясь перевести дыхание. Я заключаю ее в свои объятия. Ее руки

обвиваются вокруг моей шеи.

С небольшим усилием я поднимаю ее и укладываю нас обоих на ее маленький матрац. Он немного

больше двуспального, но мне плевать. Я все равно всю ночь буду поверх нее.

Я частично лежу на ней, и крепко обнимаю, когда проваливаюсь в сон.

– Ты собираешься спать на мне? – спрашивает она, но я слышу улыбку в ее голосе.

– Это удержит тебя от побега посреди ночи, – бормочу в ее волосы.

– Ты же помнишь, что это мой дом, да? – спрашивает она с зевком.

– Если бы ты только знала, сколько раз я пометил это дом, то не говорила бы этого.

Я слышу ее гудящий, вопросительный звук, но мы оба засыпаем раньше моего ответа.

Глава 5.

Кас.

Теплые пальцы проходятся по шрамам, расчерчивающих мою спину, за которым следуют мягкие

губы. Нежные поцелуи касаются каждого рваного шрама, отчего мое сердце сжимается в груди.

– Ты получила их на службе в ВВС? – спрашивает он, напоминая мне о том, что знает обо мне

больше, чем я о нем.

– Нет, – отвечаю честно. Обычно люди не видят моих шрамов. Большая часть моего секса – быстрая и

спешная, иногда даже не до конца раздеваясь. А сейчас я лежу, обнаженная в своей постели, с

мужчиной, который едва ли оставил мне немного места.

Чувствую, как его тело накрывает мое после моих слов.

– Полагаю в той папке на меня у тебя не все детали моей жизни.

– Ты получила их занимаясь херней для клуба?

– Херней для клуба? – огрызаюсь я, давая распробовать свои слова и понять ему, что лучше следить за

своим языком.

– Просто ответь мне, Макензи, – произносит он, оставляя еще один поцелуй на моих шрамах. Его

губы расслабляют мое напряжение. Он переживает.

– Нет. И не оттуда тоже.

– Ты хочешь, чтобы я вытягивал из тебя правду? – спрашивает он, проводя языком вдоль еще одного

шрама, вызывая мой стон. Я поняла, что для него это такая игра. Ему нравится дразнить мое тело,

чтобы я рассказала ему все, что он хочет услышать. Это должно вывести меня из–за того, что у него

это получается, но я солгу, если скажу, что мне это не нравится. Мое тело жаждет его, как ничего и

никогда прежде. Я обнаруживаю в себе то, что позволяю ему вольности, которые не позволяла ни

единой душе.

– Я получила их до ВВС.

– Но тебе было восемнадцать, когда тебя завербовали.

– Было,– подтверждаю я, позволяя ему увидеть часть себя, о которой знают только несколько.

– Ох, Макензи, – он выдыхает в мою спину, осыпая поцелуями мой позвоночник, и дает мне понять,

что шрамы не меняют его отношения ко мне. Что они ему не противны. Он может изменить свое

мнение, когда узнает, что я сделала за эти шрамы. Он может отшатнуться от того уродства, частью

которого я была. Это горькое напоминание того, что все, что с ним здесь – не настоящее. Что я здесь

для того, чтобы выяснить, что он знает обо мне, и даже если он отрицает это, он, наверняка, здесь,

чтобы закрыть свое дело.

– Поделись со мной этим, – просит он, как будто это так легко. Как будто он имеет на это право.

– Я не стану ничем делиться с тобой. Я не доверяю тебе. Да я даже сомневалась, что ты наденешь

чертов презерватив.

Внезапно, я оказываюсь на спине, а он нависает надо мной, его напряженный серый взгляд впился в

меня.

– Завязывай с этим, Макензи. Я же сказал тебе – это не игра. Я хочу тебя. К черту дело, – он

наклонился ко мне, так что мы оказываемся нос–к–носу. – И что касается презервативов, тебе лучше

привыкнуть к их отсутствию, потому что это не изменится. Не пытайся избавиться от меня. Я буду

иметь тебя без презерватива, заполняя твою маленькую, горячую киску своей спермой, и напоминая,

что ты никуда не денешься от меня. Ты – моя.

Все мое тело настораживается после его слов, вызывая у меня сердечный ритм, как будто я на

задании. Было бы удивительно, если бы это не испугало меня до чертиков. Винсент может оставить

после себя другого рода шрамы. Те, которые уничтожат меня изнутри. Трудно поверить в то, что он

говорит.

През дал мне краткое досье на него, перед тем как я уехала из клуба. Он – отмеченный наградами

агент ФБР, который быстро поднялся по служебной лестнице. Движущая сила, не остановится ни

перед чем, чтобы добиться того, чего хочет. Вопрос в том, чего он хочет больше: меня или дело?

Сама мысль, что я могу быть превыше всего для него очень сладкая на вкус, что я отталкиваю ее в

сторону. Я никогда не была превыше всего для кого–то в своей жизни. Даже для своих братьев, клуб –

превыше всего, но Винсент вызывает ощущение, что я стану для него всем.

Как будто я – это два разных человека. Один хочет уступить Винсенту и поверить его словам. Он

смотрит на меня так, будто я – его все, будто он сделает ради меня все, и это опьяняет. На меня никто

не смотрел так раньше.

Другая часть меня знает, что это слишком хорошо для правды. Что агент ФБР не сможет закрыть

глаза на то, что я сделала. На то, что я сделаю. Будет ли он пытаться изменить меня? Не прошло и

двенадцати часов, как я предложила убить десяток человек. С Винсентом или нет, это предложение

все еще в силе.

Закрытые глаза никак не помогают шквалу чувств, которые обрушиваются на меня, я все равно

чувствую его запах. Тонкий аромат его тела, смешанный с запахом нашего секса,

головокружительный. Этот запах навсегда будет отпечатан в моей голове.

– Детка, посмотри на меня. Поговори со мной, пожалуйста, – открыв глаза, я пытаюсь прочитать его.

Он всегда такой напряженный, но уверена, что он может легко читать меня. Битву, бушующую

внутри меня, никак не скрыть.

– Хотел бы я сказать, что сожалею о том, что свело нас вместе, но не стану. Ничего из этого. Твой

файл упал на мой стол, и я пропал. Я никогда не причиню тебе боль, Макензи. Ты можешь

рассказывать мне все. Впусти меня, и я докажу тебе это.

Возможно, если я расскажу ему часть, он поймет, что мы никогда не сможем поладить – мужчина,

который живет всю жизнь по букве закона, и я, устанавливающая собственные правила, которым

следую.

– Я пошла в ВВС, потому что хотела летать. Знаю, это глупо, но я хотела, – говорю я, вспоминая, как

лежала на заднем крыльце дома моих родителей, уставившись в небо, по которому пролетали птицы.

Желая того же себе.

– У меня была не такая семья, как у тебя, Винсент. Мое детство не было наполнено воскресными

обедами и походами в зоопарк. Мое было наполнено ничтожным отцом, который хотел сделать всех

остальных несчастными вместе с ним, включая меня и мою мать. Он ненавидел то, что я не мальчик, и

говорил мне об этом, каждый раз, когда избивал. Он был настолько жесток со мной и говорил, что это

ужесточит меня, что было полной херней. Чарли просто нравилось, когда мы были в его власти. А

потом я потеряла ее, мою маму. Врач сказал, что она упала с лестницы и сломала шею. А я была

слишком труслива, чтобы рассказать им правду.

– Тебе было четырнадцать, когда умерла мама, Макензи.

Похоже, он не просто прочитал мой файл, но и запомнил его.

– Не важно. Я не защитила ее, как иронично, потому что именно этим я занималась в ВВС. Я просто

научилась этому слишком поздно. Я пошла туда, чтобы научиться летать, но была слишком

маленькой. Я была хороша в стрельбе, по сути, была самой лучшей. Поэтому именно этим я и

занималась. Я лежала на стенах, защищая наши базы. Затем меня вызывали на несколько срочных

заданий для морпехов, и после этого они похоже стали вызывать меня раз за разом снова. Я служила в

ВВС, но Лукас – През – служил морпехом, и был командиром нашего отряда. В итоге, я стала

работать с ними чаще, чем с ВВС. Впервые в жизни я почувствовала свою принадлежность, как будто

у меня была семья. Та, которую я защищала, и я не хотела больше облажаться. Но как видишь, мой

образ жизни имеет неясные очертания на всем пути. Я не вижу все черным или белым, как ты, Значок.

– А каким ты видишь все?

– Я всегда получала и выполняла свои приказы без вопросов, но иногда, нет времени ждать приказа.

Иногда приходится решать должен ли кто–то жить или умереть самостоятельно. Когда ты сидишь и

смотришь на мир через прицел, ты замечаешь все раньше остальных. Я принимаю свои собственные

субъективные решения.

– Я понимаю это, я сам несколько раз так делал. Это наша работа, Макензи.

– А что ты скажешь на то, что я все еще это делаю, но это уже не моя работа? Что если иногда я все

еще принимаю субъективные решения.

Знаю, что он должен знать, о чем я говорю. Я не сделала прямого признания, но если он прочел мой

файл, насколько я знаю, то он должен сложить дважды два. Я убила своего отца.

– Скажем, я возвращаюсь домой, вижу своего отца все еще творящего то же самое, но с новой семьей,