Адриенна Бэссо - Не без греха

— Право, Себастьян, иногда ты бываешь ужасным грубияном. Даже не понимаю, чем ты мог заслужить свою репутацию.

— Усердным трудом на этом поприще.

Он улыбнулся. Сейчас ему нужен отвлекающий разговор. Через несколько минут он встретится с родственниками, позже состоится чтение завещания, а, учитывая бабушкин характер, там наверняка будут сюрпризы.

Они миновали короткий ряд могил и повернули к следующему. Взгляд Себастьяна остановился на высоком мраморном надгробии. Эванджелина Кэтрин Мария Додд, пятая графиня Бентон. Его мать.

Он крепко зажмурился, чтобы не допустить того, что непременно последует. Но картина опять всплыла в памяти. Не менее ужасная, чем в роковой день восемнадцать лет назад.

Себастьян приехал домой на каникулы и был счастлив, что снова в Чезвике, а главное, рядом с матерью. Этот факт он скрывал даже от близких друзей, зная, как безжалостно они станут дразнить его за такую нежную любовь к матери.

Отец Себастьяна умер, когда тот был совсем маленьким, и не оставил у него отчетливых воспоминаний. Тем не менее порой он чувствовал утрату отца, но это быстро проходило благодаря матери.

Она была красивой женщиной, однако вторично замуж не вышла, посвятив себя единственному ребенку и проявляя живой интерес ко всему, что он делал. Она пролила море слез, когда отправила его учиться в Итон. Писала ему каждую неделю и устраивала праздник, когда он приезжал домой на каникулы.

Но в тот его приезд мать выглядела очень изменившейся. Была сдержанной, озабоченной, иногда раздраженной, иногда слезливой без всякого повода. Она едва глядела на сына, не выходила из своих комнат, ела в одиночестве, не решалась удаляться от дома.

Уже не было ни счастливых объятий, ни ласковых прикосновений. Многочисленные попытки Себастьяна вызвать у нее улыбку успеха не принесли. Беспокоясь, что причиной нежелательной перемены были слухи о его далеко не безупречном поведении и весьма посредственных оценках, Себастьян однажды собрал букет полевых цветов, какие мог найти.

Хотя ему потребовался на это целый час, зато результат был впечатляющий. Надеясь, что это поднимет матери настроение и вернет улыбку, которой он так дорожил, Себастьян постучал в дверь ее спальни.

Тишина. Он постучал сильнее — никакого ответа. Ему бы следовало уйти, но характер не позволил так легко сдаться. Толкнув дверь, он вошел в комнату и застыл от ужаса.

Себастьян вздрогнул. На миг он снова почувствовал себя маленьким мальчиком, испуганным, потрясенным своим открытием.

К прочному драпировочному карнизу окон была привязана веревка, с которой свисало неподвижное, безвольное тело женщины. Тело его матери в серебряном вечернем платье.

Себастьян не имел представления, как долго он там стоял. Издал хотя бы звук или хранил молчание. Он ясно помнил, что потом сидел с бабушкой в гостиной. Она с печалью и страхом без конца повторяла ему, что он никому не должен говорить о случившемся. Никто и никогда не должен узнать о самоубийстве его матери.

— Себастьян?

Голос Эммы вернул его из прошлого в настоящее. Подняв глаза, он встретил ее озабоченный взгляд.

— Я в порядке.

Он кивнул, убеждая себя, что это правда, и отвел взгляд. У Эммы глаз художника, способный увидеть сущность человека, и ему не хотелось, чтобы ее омрачила тьма, заполнившая его душу.

Себастьян пристально смотрел на дорогу. Кажется, там его экипаж? Он буквально потащил Эмму с кладбища в отчаянной попытке сбежать от воспоминаний. Она подняла брови, но молчала, пока оба не сели в карету.

— Ты выглядишь расстроенным, Себастьян. Расскажи мне, тебе станет легче.

Конечно, так соблазнительно облегчить наконец душу. Эмма выслушает его, посочувствует, не осудит. Но ведь он дал слово бабушке. Никто не должен знать правду.

Он много лет пытался выяснить, что толкнуло его мать на столь ужасный шаг. Очевидно, ее страдание было невыносимым. Бабушка пресекала любые разговоры, имеющие отношение к ее смерти, но когда Себастьяну исполнился двадцать один год, он потребовал объяснений.

— Нельзя плохо говорить о мертвых, — упорствовала графиня.

— Господи! Она была моей матерью. Думаю, я имею право знать правду.

— Ее погубил мужчина, — наконец призналась бабушка.

— Мужчина? Какой мужчина?

— Джордж Коллинз, граф Хетфилд. Она познакомилась с ним в начале того года. Он совсем недавно овдовел, Эванджелина проявила сочувствие. Они быстро сблизились.

— Насколько близко?

— Достаточно близко, чтобы она забеременела от него. Эванджелина была дочерью моего мужа, но я любила ее как собственную плоть и кровь. Я была рада, что она пришла ко мне, когда попала в беду, а граф не желал отвечать на ее письма, даже отказался видеть ее. Но увидел меня.

— Ты ездила к нему?

— Да. Он пытался опорочить в моих глазах твою мать, говорил мне всякую гнусную ложь, но я не верила ему. Я потребовала, чтобы он поступил должным образом и женился на ней. Этот бесчестный, мерзкий человек отказался. Я бы занялась им более решительно, но вскоре поняла, что ей будет лучше без него.

— Видимо, нет.

Глаза бабушки наполнились слезами.

— Я даже представить не могла, насколько она страдала, какой опозоренной себя чувствовала. Я предложила ей вместе поехать за границу, чтобы она могла втайне родить ребенка. Я поклялась найти для него хороший дом и любящих родителей. Она могла бы даже навещать их, что давало ей возможность связи с ребенком. Она сказала мне, что подумает над этим, но два дня спустя…

— Она повесилась. — Себастьян помнил, как впервые произнес вслух те слова.

— Я укоряю себя за то, что не сделала большего, чтобы помочь ей, постараться успокоить, — сказала графиня, тихо всхлипнув.

— Я виню Хетфилда. Он убил мою мать, как если бы собственными руками надел петлю ей на шею. Он должен за это заплатить.

— Нет, Себастьян. — Графиня поднялась с кресла, голос у нее дрожал. — Немедленно выкинь эти мысли из головы. Умоляю, ради меня. Я тоже хочу отмщения, но это будет напрасная победа, если тебя ранят или того хуже. Обещай мне, что оставишь все как есть. Я настаиваю.

— Бабушка…

— Дай мне слово, что будешь избегать графа.

— Обещаю.

Даже много лет спустя Себастьян помнил возникшую в душе пустоту. Он дал слово и, хотя это было трудно и мучительно, держал его. Но теперь бабушка умерла, и данная ей клятва похоронена вместе с нею в холодной черной земле. Возможно, единственным благом от ее смерти станет свобода действий, которая принесет ему покой.

Наконец он выполнит то, чего так страстно желал: отомстит Джорджу Коллинзу, графу Хетфилду.

— Похоже, дождь собирается лить до утра, — заявила Бьянка Коллинз, глядя в окно гостиной. — Думаешь, папа сегодня приедет, Элинор?

Оторвавшись от шитья, лежавшего на коленях, Элинор подняла голову и улыбнулась младшей сестре. В свои восемнадцать лет та уже полностью сформировалась и была потрясающе красивой: тонкие черты лица, безупречная кожа, густые длинные волосы цвета осенней листвы, ясные, блестящие глаза, зеленые, как луговой мятлик летом.

Но Элинор знала, что истинную красоту придают Бьянке мягкость ее характера, сердечная доброта и оптимистический взгляд на жизнь.

— Поступки графа невозможно предсказать. — Элинор воткнула иголку в тонкий муслин платья, которое шила. — Боюсь, наш знаменитый отец похож на погоду.

— Меня так одолевает любопытство, что последние ночи я едва спала, — призналась Бьянка. — Хотя чувствую, папа собирается нам сказать нечто замечательное.

— Нуну, — пробормотала Элинор.

Она тоже страдала бессонницей, ожидая приезда графа. Только в отличие от Бьянки старалась подавить страх. Короткая записка графа, сообщавшая о его скором визите, пришла еще две недели назад и была послана не дочерям, а скорее дворецкому — с приказом все для него приготовить. По мнению Элинор, ничего хорошего это не сулило, но ей не хватило духу огорчить сестру.

Бьянка жила моментами, когда отец вспоминал о существовании дочерей, изредка появляясь в их жизни. Несколько часов, проведенных с графом, давали Бьянке ощущение, что она оставалась важной частью его жизни.

Но Элинор смотрела на это подругому. Граф давно бросил их. Его погоня за удовольствиями, путешествия за границу, светская жизнь в Лондоне представляют для него больший интерес, чем двое лишенных матери детей.

Хотя Элинор вырастили гувернантки, но за первые восемь лет своей жизни она познала и материнскую любовь. А Бьянка вообще осталась без матери, та умерла через несколько дней после ее рождения. Может, этим и объясняется такая безоговорочная любовь сестры к графу: ведь он единственный родитель, какого она знала.

Видимо, Бьянке хватало нечастого интереса, который он демонстрировал, и случайной любви, которую он ей дарил. Но Элинор хотела невозможного, хотела, чтобы отец любил ее. И каждый раз граф доказывал, что единственный человек, кого он любил, — это он сам.

Элинор знала, что она не идеальная дочь, которой полагается быть слепо послушной, кроткой и угодливой. Временами она даже позволяла себе осуждать графа за его пренебрежение родительскими обязанностями. Но худшим из всех ее преступлений была неспособность удачно выйти замуж.

Граф неохотно подарил ей один сезон в Лондоне, но она его разочаровала. Не поразила общество, не добыла мужа, не принесла семье ни богатства, ни поместья, ни связей. А теперь, в двадцать шесть лет, она уже слишком стара, и отцу от нее мало пользы.

— Надеюсь, папа задержится тут хотя бы на несколько дней. — Бьянка просияла. — Может, найдет время познакомиться с мистером Смитом. Он говорил мне, и не раз, что почтет за честь знакомство с папой.

Это уж точно, подумала Элинор. Мистер Смит лишь недавно поселился в их сельской округе. Его заявление о дальнем родстве со сквайром Уильямсом открыло молодому человеку несколько дверей, и он пользовался этим, стараясь упрочить репутацию состоятельного, культурного джентльмена. Насколько Элинор могла судить, ни тем, ни другим в значительном количестве мистер Смит не обладал.

— Без особых причин граф не смешивается с местным обществом, — сказала она.

— Я знаю, — вздохнула Бьянка. — И все же мне очень хочется услышать его мнение о мистере Смите, ведь он так похож на папу. Я уверена, они замечательно поладят.

Едва ли сходство с их отцом можно считать замечательным качеством. Элинор поняла, что это еще одна причина ее неприязни к мистеру Смиту, такому же высокомерному, как и граф. А Бьянка, видимо, принимала это за твердость характера.

Кроме того, Элинор очень сомневалась в искренности чувств мистера Смита. Он искал внимания Бьянки лишь потому, что младшая дочь графа стала бы для него самой удачной невестой.

Для сестры она хотела лучшего. Волшебства любви, обещания счастья, уважения мужа, считающего Бьянку подарком судьбы.

Конечно, того же она хотела и для себя, но возможность появилась, а затем исчезла много лет назад. Когда она была слишком молодой и слишком наивной, чтобы понять ее ценность. Когда она безрассудно упустила ее.

Нет, это еще не вся правда. Если б она последовала зову сердца, ей пришлось бы покинуть отцовский дом, оставив беззащитной девятилетнюю Бьянку.

Дочь аристократа и слуга… Разве им место перед алтарем? Но она полюбила Джона Таннера всем сердцем семнадцатилетней девушки, и он безоговорочно ответил на ее любовь. Они знали, что их связь невозможна, и единственный способ быть вместе — это начать другую жизнь там, где никто не знает об их прошлом. Несколько месяцев спустя у них созрел план бегства. Сначала они переберутся в Шотландию, чтобы пожениться, а затем отправятся на побережье, где Джон найдет работу.

Довольно легко было выскользнуть из дома в ночь бегства, но объявить Джону, что она не пойдет с ним, было самым трудным делом. Она хотела его всеми фибрами души и в то же время знала, что должна принять на себя ответственность за сестру, если не желает потом всю жизнь сожалеть о своем выборе.

Элинор было несвойственно возвращаться в прошлое и думать о том, что могло бы случиться. И все же порой ее интересовало, как бы сложилась ее жизнь, если бы она могла рискнуть и последовать велению сердца.

Элинор осторожно тянула нитку, стараясь не испортить прекрасную ткань платья, которое переделывала для Бьянки. Когдато оно было свидетелем ее неудачного дебюта в единственном сезоне. Платье давно вышло из моды, но качество материала превосходное, и оно вполне еще пригодно. Даже более чем пригодно, ведь на Бьянке все выглядит восхитительно.

Граф был не слишком щедр, когда это касалось содержания дочерей. По необходимости Элинор овладела швейным искусством, переделывая для себя и Бьянки устаревшую одежду. Но в последнее время она больше заботилась о том, чтобы ее сестра всюду появлялась в новых модных нарядах.