— Мы это делали сегодня утром.

Неужели это было сегодня утром? Дженни казалось, что прошло несколько недель. Может, целая жизнь. Она так долго сидела у гамака Грасиелы на твердом табурете, что у нее разболелся копчик, а потом и весь позвоночник. Подвигаться довелось только раз, когда Дженни убирала новую порцию блевотины. Остальное время она либо смотрела, как девочка спит, либо развлекала ее из последних сил, когда та просыпалась.

Грасиела отколола медальон от ночной рубашки, открыла золотое сердечко и уставилась на портреты внутри. Глаза ее налились слезами.

— Дай мне взглянуть на твой медальон, — попросила Дженни.

Ей не было особого дела до портретов, но так она скоротает хоть еще несколько минут бесконечно долгого дня. К тому же если девчонка не будет глазеть на портреты, то не разревется.

Дженни взвесила медальон на ладони, чтобы ощутить тяжесть изделия из настоящего золота. Ее раздражало, что вот шестилетняя девчонка привыкла носить золотые украшения, а у нее самой ничего подобного никогда не было. Не то чтобы она очень уж этого хотела. Однако каждый взгляд на этот золотой медальон напоминал Дженни о бездонной пропасти между ней и Грасиелой. Она со вздохом открыла маленькое золотое сердечко и посмотрела внутрь.

Так вот он, святой Роберто!

Маленький портрет изображал красивого сукина сына, одетого в форменную куртку с широким галстуком. Волосы темные, глаза светлые, как у Тая, но Роберт выглядел иначе, мягче, что ли, нежели брат. Дженни в одну секунду поняла, кто в семье Сандерс настоящий мужчина. Во внешности Тая не было ничего неуверенного, смазанного. Ничего нерешительного во взгляде. Роберт выглядел как человек, рожденный нашептывать красивые стишки при луне, в то время как Тай был мужчиной, созданным при жарком свете солнца. У Роберта на пальцах должны быть чернильные пятна, а у Тая — мозоли.

Роберт не вызывал у Дженни ни малейшего интереса — был бы он только жив и здоров!

Потом Дженни пригляделась к портрету Маргариты. Казалось, Маргарита хочет подбодрить ее своей улыбкой. Чувство вины камнем легло Дженни на сердце. Все шло так, как она и предсказывала. У нее нет материнской жилки. Но Маргарита отказывалась этому верить. Ее непоколебимая вера в Дженни так и лучилась с портрета. Дженни трудно было себе вообразить, но Маргарита улыбалась именно ей, Дженни. Еще раз вздохнув, она закрыла медальон и отдала его Грасиеле.

— Какую-нибудь одну сказку ты должна знать. Придумай, пожалуйста!

— Ладно, — едва ли не прорычала Дженни, — если ты тогда прекратишь свое нытье, я попробую. Дай подумать… 0'кей! Скажем, так: жили…

— Надо начинать словами «давным-давно в старину» .

— Не подгоняй меня. Ладно. Давным-давно в старину жили на свете шестеро заносчивых богатых ребятишек, которых еще детьми украли ведьма и ее злобный дружок. Украли и отвезли жить на гору.

Грасиела не сводила глаз с лица Дженни.

— У ведьмы были рыжие волосы и голубые глаза?

Глаза у Дженни превратились в щелочки.

— Знаешь ли, мне иногда хочется выбить из тебя всякую чушь!

— А как тогда выглядела ведьма?

Ни малейшего страха на лице у паршивки. Выходит, Грасиела заметила, что Дженни только грозит — и все. Надо об этом поразмыслить на досуге.

— Достаточно противно, но она не была похожа на меня. У нее были седые волосы и змеиные глаза.

— О-о-о! — Грасиела хлопнула в ладоши. — Змеиные глаза! А кто-нибудь из богатых ребятишек был похож на меня?

— Там были три девочки и три мальчика, и одна заносчивая богатая девочка выглядела точь-в-точь как ты.

— Во что она была одета? Она носила красивые платья? У нее были кисточки на туфельках?

Дженни не без хитрости покосилась на гамак.

— А как ты думаешь, что она носила?

Слушая, как Грасиела взахлеб описывает одежду девочки, Дженни подумала, что рассказывать сказки — не такое уж трудное занятие, как ей казалось. Можно попытаться еще. Хороший повод, чтобы употреблять новые слова и немного поучить Грасиелу.

— Злая ведьма была педанткой. Ты помнишь, что это значит?

Грасиела с важностью кивнула:

— Этим словом называют человека, у которого очень много всяких правил. Как у тебя.

— Совершенно правильно, и не забывай этого.

У девочки хорошая память. Они узнали слово «педант» только сегодня утром. Да, со сказками дело пойдет на лад.

На третий день Дженни обошла всю деревню и вернулась к себе с несколькими листками пожелтевшей бумаги и огрызком карандаша. Большую часть времени Грасиела провела за рисованием. Над одним из рисунков она смеялась, над другим вдруг заплакала. Дженни потом долго рассматривала листки, но, глядя на детские каракули, не могла взять в толк, над чем тут смеяться и плакать.

Дженни буквально лихорадило оттого, что из-за болезни Грасиелы они так задерживаются, а острый запах лука отбил у нее нюх на все прочие запахи. Она просто жаждала сесть в седло и ехать дальше.

Утром четвертого дня у девочки, благодарение Богу, установилась нормальная температура, глаза стали ясными и блестящими. Дженни уже не боялась, что Граеиела умрет, и ей снова хотелось убить паршивку.

— Давай пойдем погулять, — предложила она Грасиеле. — Проверим, как тебя держат ноги. Если все в порядке, то завтра утром двинемся снова в путь.

Граеиела так и вспыхнула от радости при мысли покинуть маленькую, душную, провонявшую луком комнатенку. Оделась быстрее, чем когда-либо на памяти Дженни. Глядя на нес, Дженни просто поражалась: не будь она сама свидетельницей, ни за что бы не поверила, что этот ребенок провел последние три дня в гамаке, слабый, как слепой щенок. Когда они вышли на залитую солнцем улицу, Грасиела улыбнулась Дженни.

— У тебя совсем не осталось черного на волосах. Так гораздо лучше. Волосы красивые и блестящие, и цвет настоящий.

— Я их мыла каждый день, — застенчиво объяснила Дженни.

Даже намек на комплимент смущал ее. Она не знала, как на это отвечать. Грасиеле нравилось болтать о волосах, о платьях и тому подобной чепухе, иногда это было даже интересно. Но девочка впервые за все время сказала что-то откровенно похвальное о наружности Дженни, и она даже рассердилась на себя, почувствовав, как счастлива тем, что Граеиела нашла в ней нечто, достойное восхищения.

Они шли бок о бок по немощеной главной улице деревни, стараясь держаться в тени и кивая встречным. Деревня была очень маленькая, без видимых источников существования. Никаких ремесел. Железная дорога далеко отсюда на восток.

— Мне нужен зонтик, — заявила Граеиела, щурясь на солнце.

— Ну что ж, ты его не получишь.

— Почему?

Каждый раз, как Дженни слышала это «почему?», руки у нее сами собой сжималиеь в кулаки. Она начинала ненавидеть это лово. От него цепенели мозги.

— Кузен Хорхе!

— Что?

Дженни оторвалась от своих размышлений как раз вовремя, чтобы ухватить Грасиелу за мантилью и не дать ей кинуться к мужчине, который повернулся на звук детского голоса и теперь стоял посреди улицы, вперив взгляд в Дженни.

— Пусти меня! — вырывалась Грасиела. — Это кузен Хорхе. Он увезет меня домой!

— Кузен Хорхе?

Дженни снова взглянула на мужчину. Он откинул пончо, и она увидела пистолеты у него на поясе. Дело приобретало скверный оборот.

— Малышка… — заговорила Дженни. отбрасывая назад концы собственного пончо, — сколько еще у тебя этих мерзких кузенов?

Первая пуля просвистела у нее над ухом.

Глава 9

Тай резко натянул поводья и, повернув голову, прислушался к трескучей стрельбе. Если бы не выстрелы, он проехал бы мимо этой деревни, которая была слишком маленькой и жалкой, чтобы привлечь внимание Дженни. Невольное уважение к ее разуму и способностям значительно возросло с тех пор, как она выследила его и оставила связанным на манер бычка. Теперь, гадая, куда она отправилась и чем занимается, он прикидывал, что на ее месте стал бы предпринимать он сам.

Он разбил бы лагерь там, где мог бы получить свежее мясо и молоко для племянницы, а Дженни так и делала. Таким образом, она оставляла легко читаемый след. Тай отставал от нее на пару дней, и это его бесило, но он мог ехать быстрее и дольше, чем она, обремененная ребенком, и понимал, что рано или поздно догонит ее.

Тогда он с ней посчитается, она за все заплатит! Долгие и долгие мили размышлял он о том, как она напала на него, связала и оставила на полтора суток валяться, уткнувшись носом в землю. Он был сосредоточен и зол, он жаждал хорошей драки — только бы добраться до Дженни Джонс.

Сам пребывая в драчливом настроении, он сразу заинтересовался чьей-то стрельбой. Ударив лошадь каблуками в бока, он зарысил к деревне, чтобы определить, стоит ли драчка того, чтобы в нее вмешаться. Добрая потасовка ослабила бы напряжение между плеч, а после нее он наконец бы выспался спокойно.

Первое, что он увидел, была Дженни Джонс: она стояла посреди улицы и палила, зло сощурившись, в усатого мексиканца. Тай безошибочно узнал ее, несмотря на мужские брюки и пончо. Шляпа слетела у нее с головы и валялась в пыли, открыв взору пылающий костер рыжих волос.

Если бы Тай не обратил внимания на эти волосы — а ни один мужчина этого не смог бы! — он заметил бы свою племянницу. Дженни стреляла одной рукой, а другой пыталась удержать позади себя вырывающуюся Грасиелу. Тай понесся вперед галопом, а Грасиела тем временем перестала дергать из крепкой хватки Дженни край своей мантильи и просто выскользнула из нее. Девочка обежала вокруг Дженни и кинулась прямо на линию огня.

— Грасиела! — одновременно крикнули Тай и Дженни.

Тай спрыгнул с коня в облаке пыли и снова закричал на Грасиелу, но та, не обращая внимания на призывы и предостережения, побежала к мужчине, стреляющему в Дженни.

— Не стреляй в Дженни, кузен Хорхе! — звонко закричала Грасиела. — Все хорошо. Я здесь. Не убивай Дженни!

Дьявольски ругаясь, Дженни в ярости топала ногой и размахивала в воздухе пистолетом.

— Не стреляйте, — обратилась она к Таю. — Вы можете попасть в малышку.

Пистолет у нее в руке ходил ходуном; она рвалась продолжить пальбу, но не могла.

— Спрячьтесь за дерево!

Подтолкнув Дженни, Тай подбежал к корыту с водой и припал возле него к земле.

Дженни укрылась за толстым стволом.

— Ах ты, дьявол! Да он не один!

Приподняв голову над корытом. Тай увидел трех мужчин, бегущих к месту перестрелки. Улыбаясь и хлопая в ладоши, Грасиела окликала их по именам.

— Еще одна шайка паршивых кузенов! Господи, у этой девчонки по кузену в каждой захолустной деревушке в Мексике. Они повсюду.

Мало-помалу Тай оценил положение и пришел к нежелательному выводу:

— Мы в меньшинстве.

Оглянувшись на дерево, он заметил, что Дженни отошла в сторону от ствола, и завопил, стараясь перекричать грохот пальбы:

— Проклятие, держитесь за деревом! — У этой женщины явно больше смелости, чем ума. — Послушайте меня. Мы не выиграем эту стычку. Перестаньте палить и дайте им уехать.

Дженни резко повернулась в сторону корыта.

— Что вы там болтаете, сукин вы сын?! Хотите, чтобы мы сдались и отдали им девчонку?

— Мы отберем ее у них лишь в том случае, если сами не погибнем в неравном бою.

Дженни бросила на него гневный взгляд, потом посмотрела в сторону улицы. Тай наблюдал за ее лицом, пока она мирилась с неизбежным. Плечи Дженни обмякли, рука с пистолетом опустилась, Дженни прикрыла глаза дрожащей рукой. Пуля ударила в корыто, другая подняла фонтанчик пыли перед деревом. Тай поднял было голову, намереваясь ответить на выстрел, однако передумал, заметив, что Граснела весело перебегает от мужчины к мужчине. В ярости он сжал кулак и с такой силой ударил по корыту, что расплескалась вода. Мексиканцы отступали к харчевне, последний из них продолжал стрелять в Тая и Дженни.

— Подождите! — закричала Грасиела. Она отделилась от группы мужчин и молча постояла, глядя на Дженни, которая шла по улице, услышав крик Грасиелы. Обе долго смотрели друг на друга, noтом Грасиела слегка помахала рукой и побежала назад к мужчинам. Один из этих ублюдков поднял ребенка к себе на плечо, уверенный, что ни Тай, ни Дженни стрелять не станут, и все мужчины быстро пошли к лошадям, привязанным возле харчевни.

Дженни прислонилась к стволу дерева и тупо смотрела, как мексиканцы уезжают рысью из деревни; Грасиела сидела впереди кузена Хорхе.

— Они ее убьют. Понимаете ли вы это? — спросила она, не глядя на Тая.

Тот медленно поднялся на ноги, отворачиваясь от пыли, поднятой лошадьми мексиканцев. Он был невероятно зол.

— О чем вы, черт возьми, думали? Стоять посреди улицы этаким уверенным в себе храбрецом даже без самого паршивого прикрытия! Вам дьявольски повезло, что мексиканец оказался плохим стрелком. Я просто поражен, что в вас не угодила ни одна пуля.

— Угодила.

Ругаясь на чем свет стоит, Тай подскочил к ней и, ощупав руками ее плечи, наткнулся на намокшее место повыше локтя.