Малышка Джули с первых же минут покорила ее сердце. Давно забытое и, как ей казалось, похороненное материнское чувство внезапно ожило, и Зои не хотелось расставаться с Джулианой. Плохо только, что это значило чаще встречаться с ее дядей.

— Ты хочешь провести здесь ночь? — переспросил Джонас. — Со мной?

Зои стиснула зубы от злости. По его тону нельзя было не догадаться, — что он вкладывает в ее предложение гораздо более личный и, если уж на то пошло, сексуальный смысл.

— Не с тобой, — процедила она. — С Джули. В детской. А вообще — забудь. Я ничего не говорила, — быстро добавила Зои, сообразив наконец, какую ошибку совершила. — Лучше мне отправиться домой.

Очень похоже на Джонаса Тейта — решить, что она горит желанием забраться к нему в постель, безмолвно бушевала Зои, уже шагая в прихожую за курткой. Все, хватит, ни за какие сокровища мира она не станет помогать этому наглецу. Придется найти какой-нибудь другой способ общаться с Джулианой. Например, взять и переехать ее дорогого дядю автобусом.

— Подожди, Зои. — Джонас захлопнул дверь стенного шкафа, где висела ее куртка. — Я не то хотел сказать.

— Вот как? — не глядя на него, огрызнулась она.

Он заколебался на мгновение, но потом ответил:

— Ну ладно, может, я именно это и хотел сказать, но не в том смысле. Не так, как ты подумала.

Она по-прежнему стояла спиной к нему, но вся злость из нее улетучилась при звуках его неуверенного голоса.

— Я тебя никак не могу понять, — тихо произнесла она. — В больнице ты обращаешься со мной, как будто я помеха какая-нибудь на твоем пути. Ты отчитываешь меня ни за что ни про что, пинаешь по малейшему поводу и вообще стараешься устроить мне самый настоящий ад на работе. А теперь вдруг ты… ты…

— Я — что? — раздался позади нее негромкий вопрос.

Зои нетерпеливо вздохнула, рывком обернулась к нему и вздрогнула. Она и не заметила, когда Джонас накрутил на пальцы несколько прядей ее волос. И сейчас перебирал их, словно драгоценные четки. Но при этом смотрел ей прямо в лицо, как будто и не знал, что делают его пальцы.

Ласка Джонаса пронзила все ее существо. Жаркая волна прокатилась от кончиков ее волос до кончиков пальцев и обратно. Не дожидаясь, пока огонь поглотит ее с головой, Зои осторожно высвободила плененные пряди и перебросила тяжелую массу ярко-рыжих волос на спину.

— Ты, черт возьми… флиртуешь со мной, — хрипло выдохнула она и добавила совсем слабым, едва слышным голосом:

— Хуже того, ты самым гнусным образом меня соблазняешь.

Джонас, к негодованию Зои, словно и не услышал ее. Он продолжал разглядывать свою ладонь, где уже не было червонного золота ее волос. В конце концов он все-таки уронил руку и посмотрел Зои в глаза. Кажется, ее слова только сейчас до него дошли, и он расплылся в улыбке. Потом фыркнул. И наконец расхохотался.

— Что я такого смешного сказала? — вспылила Зои. Она терпеть не могла, чтобы над ней смеялись. А уж тем более чтобы смеялся Джонас.

— Соблазняю тебя? Да еще гнусным образом? — сквозь смех простонал он. — Только самоубийца может пойти на это.

Она устремила на него подозрительный взгляд прищуренных глаз.

— Неужели?

Смех поутих, но Джонас, глядя на нее, продолжал улыбаться.

— Еще бы! Ни один мужчина в здравом уме не станет соблазнять тебя из опасения лишиться той части тела, которую большинство из нас считают самой важной.

Зои скрипнула зубами.

— Вот так даже?

— Ага. Для тебя это, полагаю, не новость.

— Да нет, новость, я впервые слышу, что кто-то, оказавшись в моем обществе, опасается за свое мужское достоинство!

Он изумленно разинул рот. Зои уже буквально дымилась от злости.

— Да ладно тебе! — выпалил Джонас. — В больнице об этом во всех мужских туалетах идут разговоры.

— О чем — об этом?

— Да о твоем черном поясе в каратэ. И о том, как ты расправилась с Джеффом Пирсоном одним-единственным ударом по его… достоинству.

Зои едва заметно приподняла левую бровь. Обычно это предшествовало тому самому удару, о котором только что шла речь. На сей раз, правда, она удержалась.

— Джефф Пирсон сам провернул два-три сомнительных маневра, — негромко сообщила она. — Его счастье, что я не позвала полицию и не выдвинула против него обвинение в насилии. Об этом, разумеется, в мужских туалетах не упоминают?

Джонас мгновенно стер улыбку.

— Что он сделал?

Но Зои решила, что с нее достаточно. Не хватало еще потакать мужскому любопытству и сообщать подробности. С Джонасом Тейтом бесполезны попытки вести цивилизованный разговор. Разве она не знала этого раньше? Как же вышло, что она так быстро забыла, кто перед ней? Ведь она ненавидит его, напомнила себе Зои. Появившись в «Ситон Дженерал», он сделал обстановку в больнице для нее невыносимой, а теперь весьма успешно превращает саму ее жизнь в кошмар. Какого черта она согласилась ему помогать?!

— Неважно, что он сделал, — устало буркнула она и снова повернулась к шкафу. Сняла с вешалки куртку, торопливо набросила ее и дернула «молнию». Естественно, та застряла. — Все вы одинаковы, — процедила Зои, сражаясь с замком. — Считаете, что облагодетельствовали женщину, если перекинулись с ней за ужином двумя-тремя ничего не значащими словами, да еще потом искренне удивляетесь, почему это она не жаждет прыгнуть к вам в постель. — Нет, Зои, конечно, не до конца верила в свои собственные слова, просто ей нужно было что-нибудь говорить, чтобы уйти от дальнейших расспросов Джонаса.

«Молния» наконец сработала, и Зои рывком застегнула куртку до самого горла. Подняв голову, она увидела перед собой угрожающе-мрачное лицо Джонаса.

— Джефф, черт побери, сначала хотя бы пригласил меня в ресторан. А ты так вообще только помыл посуду — свою, кстати сказать, посуду.

Зои пыталась убедить себя, что не выскакивает за порог лишь потому, что между нею и дверью возвышается Джонас, хотя на самом деле ей до боли хотелось услышать его возражения, услышать, как он скажет, что она не права и что не все мужчины одинаковы. Больше того… ей хотелось снова ощутить на своих волосах, на своей коже его прикосновение.

А он протянул руку и толкнул входную дверь. Пронизывающий мартовский ветер ворвался в дом, но этот холод ни в какое сравнение не шел с ледяным взглядом Джонаса.

— Если ты действительно так считаешь, — бесстрастным, ровным тоном произнес он, — то тебе в самом деле лучше вернуться домой.

Зои открыла было рот, чтобы возразить — сказать, что Джулиане будет без нее плохо. Но тут же одернула себя: ведь Джонас и Джулиана как-никак целых два месяца прожили без нее. Ни за кого из них она ответственности не несет. Раз он хочет, чтобы она ушла, значит, нет никаких причин настаивать на обратном.

Вот только если бы у нее так не щемило сердце при мысли о том, что они снова останутся одни. Как же горько, что она им больше не нужна! Сейчас Зои, кажется, полжизни отдала бы, лишь бы остаться с ними. И дело не только в малышке, с ужасом осознала она.

Но Джонас все стоял перед распахнутой дверью, ясно давая понять, что не разделяет ее чувств. А потому она не обмолвилась и словом о том, что творилось у нее в душе, и молча шагнула за порог. В следующее мгновение дверной замок щелкнул у нее за спиной.

Зои застыла на месте, дрожа от холодного ветра. Господи, в жизни она не слышала более удручающего звука!

— Эй, рыжая, что такая хмурая?

Зои подняла глаза от медицинской карты, которую изучала уже минут пять, не в силах собраться с мыслями или хотя бы вспомнить, что именно ей здесь было нужно посмотреть. Тоска, мучившая ее несколько дней — точнее, два дня, с той самой минуты вечером в пятницу, когда она покинула дом Джонаса Тейта, — немного рассеялась при виде Купера Дугана. Небрежно облокотившись на перегородку у пульта дежурной, коллега улыбался Зои.

— Привет, Куп. — Она отложила карту в сторону. — Не то чтобы хмурая, просто немного не в себе. Понедельник. А ты что здесь делаешь так поздно? Неужто в третью попал?

— Ага, — кивнул тот. Зеленые глаза весело сверкнули из-под длинной пшеничной челки. — Время от времени я тоже наслаждаюсь ночной сменой. Может, перекусим вместе? У тебя скоро перерыв?

Зои со вздохом посмотрела на часы.

— Нет, извини, не раньше чем через час. Зои и Купер подружились еще в детстве. Зои предпочитала не вспоминать тот эпизод, когда она удрала из дому от своих тетушек и целый месяц болталась по улицам Филадельфии. Если бы не знакомство с Купером, она вообще похоронила бы эти ужасные воспоминания. Она сбежала от существования, казавшегося ей убогим. Жизнь на улице быстро заставила ее понять, что такое истинная убогость.

— Ну и ладно. Тогда позавтракаем? Зои покачала головой.

— Не получится. У меня свои планы на следующий день. Во всяком случае, я надеюсь, что они останутся в силе.

— Важное дело?

— Сижу с ребенком.

Он театрально закатил глаза.

— Боже мой, как ты выдерживаешь! Тебе что, в роддоме ревущих младенцев не хватает?

— Я люблю детей, — спокойно отозвалась она.

— Ага, поэтому своих у тебя нет.

Она инстинктивно вздернула подбородок.

— Тебе прекрасно известно почему. Он кивнул, скривившись.

— Мне известно только то, что ты мне сама заявила: «Этот мир — слишком ужасное место, чтобы я позволила еще одному ребенку страдать здесь», — передразнил он ее. — Фу! — Купер наклонился и дернул ее за косу. — Поосторожнее, Зои, а то еще сама поверишь в это.

— Я верю.

Он окинул ее скептическим взглядом.

— Значит, я ошибся и твой страх иметь детей никак не связан с тем, что случилось с Эдди?

Она медленно поднялась и встала перед ним — щеки ее пылали, глаза метали молнии. Но в отличие от большинства мужчин Купер ее нисколько не боялся. В конце концов, именно он спас ее в самый черный период ее жизни. Он был единственным человеком, видевшим ее отчаяние, слабость, и Зои не удалось бы напугать его никакими устрашающими позами, взглядами или словами. Возможно, за это она его и любила.

— Ты сам не понимаешь, что говоришь, Купер. Страх тут ни при чем. Как и то, что случилось с… Эдди. — О Боже, подумала она, с трудом выдавив последнее слово. Сколько же прошло времени с тех пор, как она произносила это имя?

Голос Купера потеплел:

— Зои, ты, кажется, забыла, кто перед тобой. Уж я-то прекрасно знаю, почему ты замкнулась в себе. После того, что произошло с тобой, это вполне понятно. Но…

— То, что со мной произошло, — перебила она, — осталось в прошлом. И никак не связано со мной нынешней.

— Как скажешь, детка. Как скажешь, — кивнул Купер, всем видом давая понять, что остался при своем мнении.

— Послушай, а тебя на рабочем месте не ждут? У меня тут дел по горло.

— Намек понял, — послушно отсалютовал Купер.

Он развернулся было к выходу, но Зои вспомнила, о чем хотела его спросить.

— Эй, Куп!

— Да? — быстро обернулся тот.

— Ты ведь часто бываешь в нашем крыле, верно?

Он небрежно дернул плечом.

— Случается, когда выдается свободная минутка. В этом крыле самые хорошенькие медсестрички.

Зои комплимент проигнорировала.

— И с ребятами, конечно, треплешься в туалетах?

— Ну, я бы так грубо это не называл… — забубнил, защищаясь, Купер.

— Ладно-ладно. Скажем, ведешь светские беседы. А что там… — Она замялась, соображая, как выудить нужные ей сведения. — А там… вообще… что-нибудь говорят… обо мне?

Купер выгнул бровь — то ли от удивления, то ли просто чтобы потянуть время.

— О тебе? — эхом протянул он.

— Обо мне, — сухо повторила Зои.

— Н-ну, так сразу и не ответишь… Всякие, знаешь, разговоры бывают среди мужчин — о хоккее, винах, стюардессах, оружии…

— Ну а… обо мне?

Он впился в нее подозрительным взглядом.

— А зачем тебе?

— Мне стало известно из достоверного источника, что сильная половина «Ситон Дженерал» видит во мне… мм… смертельную угрозу мужским ценностям.

— Ах, это! — Купер махнул рукой. Она негодующе фыркнула.

— Что значит «Ах, это»? Вы действительно обо мне такого мнения?

— Да не волнуйся ты так, Зои. Воспринимай это как комплимент. Джеффа Пирсона вообще никто не любит.

— Но…

— Мы, мужчины, все тебя очень уважаем, детка. Ты, можно сказать, одна из нас.

Одна из них? О Боже, только этого не хватало! Что за радость быть одной из них?

— Э-эй, нашла о чем переживать. Нет ничего зазорного в репутации крепкого орешка. — И с этим обнадеживающим замечанием Купер удалился.

Крепкий орешек, повторяла про себя Зои, глядя ему вслед. Значит, вот как называют ее коллеги-мужчины? И Джонас думает о ней так же? А разве могло быть по-другому? Она и есть крепкий орешек. Все эти годы Зои старалась убедить окружающих, что с ней лучше не связываться. Так что ж теперь удивляться, если мужчины обходят ее стороной. Ведь она именно этого и добивалась.