Рада Мурашко - Не чужие люди

— Он когда-нибудь интересовался вашим бизнесом? Системой охраны? Доходами?

Валерия замотала головой, отбиваясь от потока ставших совершенно невыносимыми звуков.

— Нет! Я не помню! Извините.

— Я понимаю, что вам неприятен этот разговор…

У нее вырвался визгливый, истеричный смешок.

— Ну да! Неприятен, точно. Вот именно неприятен, так вы удачно это сказали… — забормотала она, не вникая в смысл собственной нервной скороговорки.

Главным было не допустить паузы, не дать забросать себя новыми мучительными вопросами. Но уверенный ровный голос следователя легко разбил ее бессвязный лепет. Спастись можно было только бегством. Почти не ощущая собственное тело, Валерия порывисто вскочила, больно стукнувшись локтем о стол.

— Извините, — бросила она уже от двери, игнорируя требовательные призывы сохранять благоразумие.

* * *

Теперь дождь казался благословением, великодушным и незаслуженным подарком природы. Мелкие холодные капли ударили в лицо, будто напоминая о ее принадлежности к этому миру. Валерия неожиданно остро ощутила, как легкие жадно хватают загазованный колючий воздух, как кровь бежит по венам, торопясь окатить горячими потоками растерянное трепещущее сердце. Она затравленно оглянулась.

Мечущееся между невыносимой реальностью и еще более чудовищными фантазиями сознание уже нарисовало картину, в которой ее душным неразрываемым кольцом окружали улюлюкающие журналисты, брезгливо сморщившиеся знакомые, ухмыляющиеся сотрудники и главное — ее сын, с ненавистью указывающий на разоблаченную женщину…

На самом деле вокруг было пусто, только скакали около лужи вороны, изредка подхватывая с земли что-то невидимое, и водитель торопливо бежал от машины, на ходу раскрывая зонт.

— Убери, — поморщилась Валерия. — И уйди, я пешком пойду.

Она правда пошла, почти побежала вдоль мрачного, за несколько минут ставшего ненавистным здания.

— Валерия Павловна, может, все-таки на машине? — взмолился старающийся не отстать Николай.

— Я хочу погулять. Одна, — отрывисто рявкнула Меркулова. — Уйди.

— Валерия Павловна, я с вами, — извиняющимся тоном возразил водитель. — Я должен вас охранять.

— Должен! — раздраженно передразнила Валерия. — Ты должен делать, что я скажу.

Николай покорно вздохнул и отстал на несколько шагов. Не обращая на него больше никакого внимания, Валерия так же быстро свернула за угол, вышла на шумную многолюдную улицу. Тут же на нее налетел то ли подросток, то ли молодой мужчина в бесформенной синей куртке и, вместо извинений пробормотав что-то вроде: «Блин, достали ползать», энергично пошагал дальше, глядя себе под ноги и кивая головой в такт звучащей в наушниках музыке. Потом непонятно откуда прямо под ноги бросились две собаки, злобно порыкивая и стараясь вцепиться друг в друга зубами. Валерия глухо охнула, шарахнулась в сторону.

— Валерия Павловна, может, все-таки на машине? — осторожно повторил Николай.

— Давай, — слабо кивнула она, с благодарностью цепляясь в протянутую руку.

Присев на край стола и беспечно покачивая ногой, Юлия что-то увлеченно говорила. Валерия смотрела на нее, кивала, улыбалась и хмурилась, копируя выражение лица собеседницы, но не слышала ни слова. В голове уже, наверное, сотый раз прокручивались, как в замедленной съемке, события последних недель. Осколки стекла, пугающе безобидные уютные медвежата, допросы, протоколы, предположения, мертвый тусклый свет в казенном кабинете и чудовищное озарение — все это было гораздо реальнее веселого Юлькиного щебета.

Валерия подняла глаза и на какое-то мгновение перехватила удовлетворенный, полный превосходства взгляд управляющей. Сердце ненадолго зависло где-то в районе желудка, но потом опомнилось, забилось. «Это уже паранойя! — мысленно одернула себя Меркулова. — Так нельзя». Ей казалось, что люди вокруг давно уже знают все ее тайны. Когда она зашла в магазин, оживленно болтавшие консультантки резко замолчали, засуетились. Хорошие девушки, Катя и Алина, наверняка они просто испугались, что хозяйка разозлится за безделье. И у Юлии просто хорошее настроение. Может, племянник контрольную хорошо написал, вот она и болтает без умолку. Это Валерии сейчас не до рекламы и не до продаж, а той ничто не мешает заниматься любимым делом.

Меркулову охватила волна злости. Да, у всех все хорошо, все занимаются своими делами, и им дела нет до того, что творится вокруг. Эта вот бестолочь даже не замечает, что ее некому слушать. Сидит тут, качает ногой и чирикает и может вечность так сидеть, если ее не выставить вон.

— Юлия, — отчеканила Валерия, стараясь не сорваться на крик, — уйди, пожалуйста.

— Что? — растерялась та.

— Уйди, — глухо повторила Валерия, уткнувшись лбом в скрещенные ладони.

— Что-то случилось? — встревоженно спросила Юлия. — Следователь звонил? Что-то уже узнали, да?

— Юля! — Валерия все-таки рявкнула, хотела сказать: «Это не твое дело», — но вовремя прикусила язык, вспомнила, что сейчас лучше ни с кем не ссориться. — Пожалуйста, оставь меня в покое.

Помощница наконец поняла, обиженно пожала плечами и выскользнула за дверь.

Зря она сегодня сюда приехала, призналась себе Валерия. Хотела убедиться, что никто ничего не знает? Кроме мании преследования, ничего ее наблюдения не дадут. Хотя дело не в этом. Просто она слишком хорошо знает, что должна сделать. Знает, поэтому ищет себе хоть какое-нибудь занятие, лишь бы отложить неизбежное. Но все равно рано или поздно они обязательно увидятся. На очередном показе, или в кабинете следователя, или в каком-нибудь ресторане, в банке, в магазине. По-другому просто не может быть. Каким бы большим ни был город, у людей одного круга все равно будут общие пути. Рано или поздно они обязательно увидятся! Поэтому лучше самой выбрать время и место. Пусть по крайней мере все произойдет без свидетелей.

Валерия заставила себя подняться, натянула шубу, не сразу попав в рукава, долго расправляла воротник перед зеркалом. Наконец и это было сделано. Валерия вскинула голову, попыталась придать лицу уверенное, независимое выражение. Отражение вернуло ей одобрительный взгляд. У нее еще получается владеть собой.

— Ни здрасьте, ни до свиданья, — фыркнула Катя, когда дверь магазина захлопнулась за хозяйкой.

— Можно подумать, ты бы стала расшаркиваться на ее месте, — пожала плечами Алина. — И так еще держится.

— Так ей и надо! — с раздражением бросила Катерина. — Пусть попляшет.

— Это не наше дело, — нервно оборвала Алина. — И, Кать, ради бога, я тебе ничего не рассказывала.

— Конечно-конечно, — пропела та, натягивая на лицо привычную улыбку и неторопливо направляясь к вошедшей клиентке. — Ты мне ничего не рассказывала, я тоже никому не расскажу… Вам что-нибудь подсказать?

* * *

Рано или поздно они все равно должны будут встретиться. Это просто неизбежно. Павел Липатов столько раз мысленно повторял эту фразу, что она уже утратила для него смысл, превратившись в пустой набор звуков, почему-то слепленных воедино.

Заглянула секретарша, смущенно спросила, не может ли она уйти пораньше — у ребенка утренник. Павел рассеянно кивнул, продолжая рассматривать редких прохожих под разноцветными зонтиками. С высоты четырнадцатого этажа они напоминали маленьких деловитых гномов.

Нужно было позвонить Валерии. Он давно собирался это сделать — весь день после ухода следователя. Точнее, помощника следователя, улыбчивого старшего лейтенанта Кузовкова. Павлу казалось, что после его визита прошла по меньшей мере жизнь. На самом деле — шесть часов. Шесть часов размышлений, воспоминаний и бесплодного повторения единственной оформившейся в слова мысли.

Ему пришлось дать подписку о невыезде. Улыбчивый лейтенант не проникся к нему доверием. Конечно, бедняга старлей каждый день видит, как люди без лишней рефлексии разделываются друг с другом, и привык мыслить простыми вещественными категориями. Как такому объяснишь, что он никогда бы не стал мстить матери просто потому, что мстить не за что. Он был счастлив и никогда не мечтал о другой жизни.

Каролина и Арсений Липатовы не выбрали его из десятков других детей, они его нашли, узнали — так потом говорили ему родители, и он верил, потому что сам чувствовал то же самое. Им не надо было привыкать друг к другу, учиться вместе жить; как-то сразу, с первого взгляда, всем троим стало понятно: они — одна семья.

Конечно, иногда он думал о родившей его женщине, но без обиды, без злости, скорее с недоумением. Она оставалась фикцией, бесплотным символом начала его жизни. Только после смерти родителей в какой-то момент он действительно подумал о том, чтобы ее разыскать. Но взрослый разумный человек быстро взял верх над одиноким тоскующим мальчиком.

Жизнь сложилась, и они — всего лишь два чужих, взрослых, незнакомых человека. Так зачем обрекать себя и неизвестную ему женщину на неловкость и тягостные переживания?

Только может ли это понять усталый лейтенант, не склонный к пустым размышлениям о счастье и боли. А сможет ли это понять Валерия? Валерия… Наверняка она тоже считает его виноватым. Бедная издерганная женщина, вряд ли слишком счастливая. Даже теперь, когда образ родительницы вдруг приобрел знакомые черты, он не чувствовал ничего, кроме щемящего сочувствия. Слабые люди заслуживают жалости, так всегда говорила его мать, Каролина…

Павел решительно встал. Он должен увидеть Меркулову.

Дверь распахнулась, едва не налетевшая на него Валерия резко отшатнулась, замерла на пороге. Павел механически протянул руку, она таким же привычным жестом подала свою. И только когда ладони соприкоснулись в рукопожатии, сознание вдруг оценило всю неестественность ситуации. Валерия вздрогнула, глаза беспомощно заметались.

Когда она сидела в машине, поднималась по лестнице, шла по непреодолимо длинному коридору, думала, что должна сказать: «Прости». Она твердила про себя это слово, как заклинание, как какой-то зомбирующий звуковой код, помогающий не сбиться с пути…

Какая глупость! Можно извиняться за пролитый кофе, сломанный фен, разбитый бампер, но только не за такое! Для нее сейчас ни в одном человеческом языке не найдется слов.

— Н-наверное, кто-то из нас должен что-нибудь сказать, — наконец выдавила Валерия.

— Да, — согласился Павел, с удивлением вглядываясь в такое знакомое лицо.

Как он раньше не замечал, что она уже немолодая, уставшая женщина? Не видел беспомощный близорукий прищур, нервное подрагивание уголка губ, будто она все время готова засмеяться или разозлиться, неженскую вертикальную складку на лбу… Или раньше она такой не была? Великолепнейшая, неуязвимая, насмешливая Валерия…

— Заходи, — опомнился он. — Заходи, садись. Сейчас… Сейчас мы… поговорим. Чай будешь?

Валерия молча помотала головой. Не интересуясь ответом, он достал кружки, вместо чая плеснул коньяка.

— Валерия, — Павел глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. — Утром приходили из милиции. До этого я ничего не знал, честное слово.

Она вскинула голову, с невнятным облегчением вслушиваясь даже не в слова — в интонацию, смятенную, успокаивающую и совсем-совсем не враждебную.

— Я ничего не знал, — повторил Липатов. — И я никогда не стал бы тебе мстить…

Валерия бездумно смотрела на своего безнадежно чужого сына. Он все что-то говорил, говорил, великодушно давая ей возможность не слышать и не отвечать. Ни в чем не виноватый, относящийся к ней с деловой симпатией партнер по бизнесу… Все вдруг стало на свои места.

Валерия криво улыбнулась, вздохнула, собираясь что-то сказать, и прерывисто всхлипнула, пытаясь проглотить неожиданно возникший комок в горле. Плакать она не умела. Слезы, тяжелые, кажущиеся почему-то густыми, как бы нехотя накапливались в пересохших глазах, текли по щекам, не принося никакого облегчения, оставляя после себя тупую головную боль.

— Все будет хорошо, — убежденно сказал Липатов, неправдоподобно естественным жестом обнимая ее за окаменевшие плечи.

Валерия выпрямилась, вымученно кивнула.

— Спасибо.

— Подожди, — как же трудно сосредоточиться теперь, когда все ее жесты, все черты кажутся слишком знакомыми, своими собственными! — Наверное, надо сразу все решить… Валерия, мы взрослые люди… И у нас уже сложились определенные отношения, довольно неплохие… Это всегда очень важно в деле… В общем, я хочу сказать, что, если ты не против, я буду рад сотрудничать по-прежнему.

Валерия горько усмехнулась. Разве может теперь быть по-прежнему, когда они оба знают… Если бы она могла в это поверить! Поверить, что все пройдет и можно будет сделать вид, будто ничего и не было.