Но старая Сретенка не сдается – жива и по сей день. До сих пор над дверями подъездов можно различить закрашенные надписи: «Рабочее жилтоварищество – наша крепость» и «Отдай всего себя революции, как это сделал Ленин» или «Мы путь Земле укажем новый»…

А сейчас я хочу обратить ваше внимание на дом страхового общества «Россия», расположенный на правой стороне Сретенского бульвара. Дом этот, думаю, хорошо известен москвичам. Он построен во втором десятилетии прошлого века, его архитектурный стиль – эклектика. Но сегодня этот дом интересует нас не сам по себе. С ним связан фантастический эпизод из жизни одного замечательного обитателя Сретенки, художника Олега Бурьяна. И более того, скажу вам, что Олегова дружба со Сретенкой начиналась именно отсюда.

Зимой 1980-го Олег и его друзья решили протестовать против ввода советских войск в Афганистан. Они забрались на угловую башню дома, – видите, там висит старый часовой колокол, и устроили перезвон. В результате к дому прибыла пожарная машина, к протестовавшим по лестнице поднялся майор.

«Сынки, какая политика, вы ж из тюрьмы век не вылезаете!» – обратился майор к молодым людям.

В общем, Бурьяна и его товарищей обвинили всего лишь в мелком хулиганстве. И это было гораздо лучше, чем участие в акции политического протеста. Они отделались легким испугом – им пришлось две недели чистить снег у памятника Крупской.

Кстати сказать, в семидесятых годах XX века публика на Сретенке жила самая разная, по большей части богема, цвет творческой интеллигенции со всего Союза. Были здесь и киргизы-графики, и оперные певцы из Осетии, и другие очарованные Москвой некоренные романтики. В соседнем с Бурьяном доме проживал Владимир Орлов, автор знаменитой книги «Альтист Данилов». Жили в дворницких, потому что так – по лимиту – квартиру получить было проще…

Саша все еще продолжала приветливо улыбаться, хотя настроение у нее понемногу портилось. Вышла несостыковка – на фирме упустили один важнейший момент. На экскурсию «Сретенский андеграунд» собрались в основном молодые женщины с детишками да интеллигентные старушки. А между тем материал у нее подобран пикантный. Выходка Бурьяна – это еще цветочки, а дальше начнутся и ягодки. «Наиболее сочные придется, пожалуй, приберечь до следующего раза, – соображала Саша лихорадочно. – Или уж лучше повернуть рассказ в совсем традиционное русло? Ну не рассказывать же этим ангелочкам, что Сретенские переулки были частью Великого пивного пути, в который также входили «Яма» на Дмитровке, «Поильник» в Головине переулке, «Ловушка» на Цветном (в последнем не было туалета, и все бегали в соседний подъезд, где в засаде сидели дружинники). А вход в арку отмечал геральдический знак в виде сваренной из прутьев пивной кружки… И о чем только эти диспетчеры думают?»

– А вот, например, деталь из более ранних времен: над входом в подъезд дома номер 22 в Печатниковом – неожиданный барельеф с профилем вождя трудящихся Ленина. Местные жители рассказывают вполне правдоподобную версию его происхождения. В 1924-м шел ремонт дома, в это время рабочих постигла страшная весть о кончине Ленина. Руководствуясь творческим порывом, они приколотили на стенку скромное изваяние, которое сами соорудили из бетона. Оно стало первым памятником вождю. Потом, как вы знаете, этими памятниками засорили все Москву, Россию и СССР, а также страны социалистического содружества.

Саша все сильнее чувствовала, что говорит не так и не то. И главное – не тем. Дети с шариками начинали изнывать, мамашки поглядывали на нее с нескрываемым раздражением. В ответ она улыбалась летучей улыбкой королевы. Улыбкой человека, бессильного повлиять на ситуацию, но тщательно скрывающего этот факт и не желающего терять своего достоинства.

– Дома номер 5 и 7 по Печатникову переулку – истинное чудо краеведения. Вы видели их в первой версии фильма «Двенадцать стульев» – в крошечном особняке с разлапистыми кариатидами проживала Эллочка-людоедка. Замечательная прозорливость: на самом деле Эллочка жила не здесь, а неподалеку – в Варсонофьевском, но, если бы она стала выбирать дом по собственному вкусу, сделала бы именно такой выбор.

На фасаде имеются буквы «ПС» – инициалы первого хозяина дома, карьерно продвинувшегося в 1890-х годах крестьянина Петра Сысоева…

…А сейчас мы находимся с вами в Большом Головине переулке. Лет двадцать – тридцать назад зимой хитроумные местные жители ставили на въезде в переулок самодеятельный «кирпич» и катали детей с горы на санках. Этот переулок примечателен прежде всего тем, что в нем проживал Иван Моторин, создатель знаменитого, хотя и безмолвного Царь-колокола.

В соседнем Большом Сергиевском зимовал у родственников юный Лермонтов, а на втором этаже дома номер 18 была мастерская Эрнста Неизвестного. В Большом Головине находилась знаменитая на всю Москву пивная, где обретались многие деятели советского искусства, в связи с чем переулок в шутку называли «больной Головин».

Последняя фраза была явно лишней, и Саша окончательно смутилась.

…Вообще весь маршрут этой поездки разработан на редкость неудачно – после Сретенки экскурсанты должны отправиться на ВДНХ, чтобы стать свидетелями какого-то грандиозного шоу. А она со своими москвоведческими изысканиями, получается, идет к шоу в нагрузку. Саша украдкой взглянула на часы. Ну минут десять – пятнадцать болтать еще придется. Хорошо, что в запасе у нее остался один вполне безобидный сюжет.

Напряженно улыбаясь, Саша оглядела слушателей и вдруг замерла: среди мамашек, бантиков, шариков, седых буклей и чего-то еще, явно несовместимого с андеграундом, стоял Дмитрий. Тот самый Дмитрий, которому в марте она отправила престранное письмо. Неужели такие письма доходят?.. Саша все смотрела, неотрывно смотрела на Дмитрия, и не могла больше улыбаться, и уже с трудом могла говорить… Потому что это был настоящий, живой, уехавший в Голландию Дмитрий. От волнения она не понимала, что выражает его лицо. Но ясней ясного было, что на экскурсию он пришел с единственной целью – встретиться с ней. Пришел или приехал из-за границы? А вдруг он вообще никуда не уезжал?

– А самым колоритным был двор дома номер 14 по Печатникову переулку, на месте которого теперь огороженный пустырь. В конце семидесятых годов в этом доме жил большой человек, парикмахер Большого театра, и все почему-то думали, что он спрятал у себя во дворе клад. Сретенская богема устроила здесь собственную летнюю веранду. Среди роз поставили навес с гамаком, летом можно было спать на улице. Потом подвели туда свет, телефон, потом в кустах как-то сами собой выросли тыквы, и еще завели козочку – ходили с ней гулять на бульвар, как с собачкой. Жила она на черной лестнице, и там же с ней жила лошадь. Лошадь была приготовлена на убой, детишки ее украли и привели сюда. Ее часто телевидение снимать приезжало, даже заграничное.

А теперь, как видите, почти никого и ничего не осталось. Олег Бурьян перебрался в Марьину Рощу, лошадь живет в Хотькове – возит туристов от станции до Абрамцевского музея, а всех остальных отселили в Митино… И на этом наша экскурсия подошла к концу…

– А куда делась козочка? – перебил Сашу беленький бантик.

Саша совсем было растерялась, но, к счастью, в этот момент к ним подошла сопровождающая группы:

– Нам пора – опаздываем к началу шоу!

– А козочка? – настаивал детский голосок.

– Пошли-пошли!

Экскурсанты потянулись вверх по переулку, оставив Сашу и Дмитрия одиноко стоять на углу Печатникова и Трубной.

Глава 5

– Выходит, ты получил мое письмо?

– Получил. Это просто невероятно, но…

– И ты живешь теперь на улице Катукова?

– Какое там! Я живу в Амстердаме. Помнишь, как мы ездили с тобой зимой в Амстердам?! Катались на коньках всю ночь по замерзшим каналам… Когда я вижу наши с тобой места, каналы… И ту кирху с часами, рядом с которой мы жили… А помнишь, когда мы с тобой только приехали в Амстердам, какой был холод! – я тебе сообщил, что замерз старик Альберт. А ты очень удивилась, недоуменно пожала плечами и даже испугалась за меня – чему же здесь радоваться? А потом, когда узнала, что старина Альберт – это старый амстердамский незамерзающий канал, как мы хохотали?! И катались по нему на коньках…

– И мое письмо тебе переслали туда, в Амстердам?

– Нет же! Нет… Представь только, как интересно получилось. В июне этого года я гостил у родителей, на Катукова. Провел там несколько незабываемых дней. И вот когда уезжал и уже вышел на лестничную площадку, вызвал лифт, отец вдруг сунул мне несколько старых писем, пришедших почему-то к ним, но адресованных на наше давным-давно закрытое предприятие!..

– Понятно, дефолт, обвал рубля, всеобщее банкротство и все такое прочее.

– Конечно! Что в них может быть, в этих письмах? Ясно что – очередные претензии, угрозы в связи с невыплатами, нарушениями договоров, обязательств и так далее и так далее. Короче, все эти неактуальные письма я, не глядя, пихнул в боковой кармашек своей дорожной сумки, собираясь выкинуть их в ближайшую урну. И так бы обязательно и сделал, но… сразу у подъезда нас ждало такси. А дальше – аэропорт, тотальная суета, переселение народов, поголовная эвакуация… В общем, про письма я напрочь забыл. Приехали в Голландию. Я второпях разобрал сумку и сунул ее в шкаф. Вместе с письмами.

И вот проходит три месяца, понадобилась мне зачем-то эта сумка. Вынимаю ее из шкафа. Глядь – а в ней забытые конверты!.. Был вечер, горел камин. Писем-то было немного, штук пять-шесть, не больше. Я, не задумываясь, швыряю в огонь одно. Тут же другое. А за ним и третье, и четвертое. Тоже не читая, не рассматривая, заметь! Гляжу, как они мучительно корчатся и чернеют в огне…

Дмитрий сделал паузу. Волнительно вздохнул полной грудью, счастливо поглядел на Сашу и стал сказывать дальше:

– Горели письма в камине плохо.

– Почему?

– Видимо, бумага была синтетическая, негорючая. К тому же они смрадно воняли. В руках у меня оставалось одно-единственное письмецо. Я его зачем-то распечатал, пробежал глазами и…

– Зачем же ты его распечатал? Просто так?

– Нет, не просто так. Я хотел письмо сжечь, а целлофановый конверт бросить в мусорное ведро.

– Понятно. И что дальше?

– А дальше было вот что. Я пробежал его глазами по привычке к чтению механически. И оно, это письмо, показалось мне знакомым, родным, невероятным!.. И фантастически хитрым!

– Ты сразу понял, от кого оно? Или соображал полчаса?

– Ох! Это все не те слова и эпитеты. Когда я пробежал глазами такой замысловатый и вместе с тем такой ясный текст – я воскрес из мертвых. Тогда я понял основное – ты жива!

– Ты, по-моему, утрируешь.

– Утрирую?! – Его глаза вспыхнули изумлением. – Да я смягчаю! Ведь когда я увидел по телевизору, что мэр Губернского города Верхоланцев разбился на вертолете, я испытал смешанные чувства. Не скрою, я обрадовался нехорошей радостью. Я сорвался и через три дня был в Губернском городе в счастливом предвкушении встречи с тобой. При мысли, что сейчас я увижу тебя, я трепетал, как осиновый лист поздней осенью. Но, примчавшись в город, я понял, что моя нехорошая, нечистая, эгоистическая радость была преждевременна.

– Значит, ты был в Губернском городе 20 августа? – вырвалось у Саши, ведь именно в этот день она тайно покинула Город.

– Да, но тебя там уже не было. По Городу ползли зловещие слухи, что ты не просто исчезла. Что те люди, которые отправили на тот свет мэра…

– Давай не будем об этом.

– Давай. У кого я только не выспрашивал про тебя. Все задумчиво пожимали плечами. И даже более того!.. В подтверждение этих кошмарных намеков за мной увязалась группа каких-то деклассированных элементов. Куда я – туда и они. В общем, они ходили за мной повсюду и отвязались только тогда, когда я, отчаявшись найти тебя, купил билет и сел в обратный поезд. Эти типы помахали мне своими грязными руками и пошли прочь.

– Да-а… – тяжело вздохнула Саша, тоже вспоминая то время.

– И вдруг представляешь себе? Я читаю загадочный текст. И в нем проскальзывают такие фразы: «Приглашаем вас в путешествие по скверику у метро «Кировская»… В программе игра на скрипичном футляре…»

Саша невольно рассмеялась:

– Там такого не было! Я написала: в программе скрипичная музыка.

– Но это одно и то же.

– Нет, не одно! То, как ты прочел, – это же явная глупость. Как можно играть на футляре? Нет, я написала умней. И потом, в моем письме не было такого: «Приглашаем в путешествие по скверику у метро «Кировская». Я написала приблизительно так: «Маршрут нашего увлекательного путешествия пройдет через известный сквер у метро «Кировская». Имея в виду маршрут, известный тебе одному!

Разговаривая, они незаметно вышли на оживленное, праздничное убранное Садовое кольцо и теперь стояли посреди тротуара, мешая гуляющим. Их задевали и подталкивали. Саша слушала бурлящую речь Дмитрия, смотрела в глаза, иногда невольно увлекалась и смеялась вместе с ним… Да, когда-то они любили друг друга, искали даже квартиру… Но сейчас все это представлялось ей таким далеким и мимолетным. И этот человек, так радующийся встрече с ней, тоже был далеким, чужим. Или она стала другою. Она написала ему письмо, поддавшись минутному порыву, просто весеннему настроению, ностальгии. А сейчас раскаивалась. Опять вспоминалось: