Юлия Леонова - Не говори мне о любви

- Мне сказали, что есть новости о Катрин, - вбегая в кабинет отца, выдохнул Павел.

- Катя покончила с собой, - тихо произнес граф. – По крайней мере, этот человек утверждает именно это, - кивнул он в сторону цыгана.

- Врешь! – крикнул Павел, поворачиваясь к Шандору.

- Помилуйте, барин, - вскинул руки цыган. – Зачем мне лгать Вам?! Сам я ничего не видел, люди так говорят.

- Я к Елецкому поеду, - тяжело вздохнул Гурьев младший. – Ник ее вторые сутки ищет.

Николай устало поднялся в свои апартаменты. Никифор тащился следом за ним. Он обошел почти все притоны Петербурга, каждый дом свиданий, расспрашивая о девушке, но все тщетно. Мелькнула шальная мысль, что Катрин могла отправиться домой в Забелино, но понял, что у нее не было денег на такое путешествие. Ник чертовски замерз и устал. Скинув верхнюю одежду, князь налил себе в бокал бренди. В дверь довольно громко постучали.

- Никифор, открой! – крикнул он, тяжело опускаясь в кресло.

- Ваше сиятельство, граф Гурьев, - показался в дверях денщик.

- Поль, есть новости? – спросил Елецкий, поднимая голову.

- Боюсь, новости самые печальные. Около полыньи в слободе нашли салоп Катрин. Есть свидетели, которые утверждают, что она покончила с собой, - ответил Гурьев.

- Она что?! – боясь повторить эти слова, спросил Николай.

- Утопилась, - бросил Гурьев. – Она утопилась, Ник! Ты понимаешь это! Все! Ее больше нет!

Павла затрясло, когда сказанные им же самим слова дошли до его сознания.

- Матерь Божья, - выдохнул Елецкий. – Это не правда! Я найду ее. Богом клянусь, найду! Пока сам своими глазами не увижу…

Охочий до скандалов великосветский Петербург с восторгом превратил в последнюю сплетню весть о том, что эта выскочка Забелина, вскружившая голову не одному столичному холостяку, покончила собой, утопившись в Неве от безответной любви к князю Елецкому.

- Пусть уж лучше так, - плакала Александра Михайловна на плече у супруга, выслушав рассказ Павла о том, что болтают светские сплетники о трагедии, произошедшей с Катей, - чем станет известна истина, чем падет позор на ее голову.

Графиня с трудом нашла в себе силы написать брату о том, что случилось с его дочерью, и теперь с тревогой ждала вестей из Забелино.

Петр вместо того, чтобы помочь в поисках сестры, угодил на гауптвахту за пьяный дебош, учиненный им в офицерском клубе. Павел несколько раз обращался к командованию с просьбой освободить своего родственника, объясняя случившееся тем, что из-за трагедии, постигшей его семью, тот сам не ведал, что творил, но графу Гурьеву было отказано, а поручику Забелину определили наказание в двадцать суток ареста с последующим переводом в Нижегородский драгунский полк.

Ник Елецкий с помощью графа Гурьева и поручика Волошина продолжал поиски Катрин, хотя минула неделя со дня ее исчезновения. Самым тяжелым для Николая стало объяснение с Волошиным. Вечером, после целого дня изнурительных поисков, Елецкий, Гурьев и Волошин собрались втроем в трактире у Демута и в тягостном молчании допивали уже вторую бутылку бренди. Даже для Ника уже стала очевидна вся тщетность их попыток отыскать молодую девушку в огромном Петербурге. При мысли о том, что он никогда более не увидит ее, не услышит ее голос, Нику хотелось завыть, сломать что-нибудь, разбить… Николай пил не закусывая, но хмель не брал его.

- Это я во всем виноват, - не выдержал он напряженного молчания и стукнул кулаком по столу так, что опрокинулась бутылка.

- Ник, я знаю, что Катрин сама к тебе пришла. К чему теперь винить себя? – тихо отозвался Андрей.

- Ты не знаешь всего, - грустно усмехнулся Елецкий. – Она тогда, если можно так сказать, пришла вовсе не ко мне. Накануне ее брат Петр проиграл мне двадцать тысяч, денег у него, как ты и сам знаешь, нет, и она пришла просить меня об отсрочке выплаты долга.

- А ты?! – вскинулся Волошин.

- А я, - Ник смотрел прямо в глаза Андрея, - я подлец, и предложил ей ночь в обмен на расписку, - голова Ника бессильно опустилась. - Я не должен был оставлять ее одну утром.

Все произошло слишком быстро. Андрей, вскочив из-за стола, со всего размаха ударил Елецкого кулаком в челюсть.

- Ты прав, mon ami, как же ты прав, - заметил Ник, поднимаясь с пола и вытирая тонкую струйку крови из разбитой губы.

Павел, поднявшись, встал между ними.

- Довольно, господа! Катрин этим не вернуть! Что сделано, то сделано! Не хватало еще, чтобы и вас, как Забелина, за дебош на Кавказ сослали!

- Ты прав, дружище, - мрачно усмехнулся Елецкий. – Завтра же напишу прошение о переводе в Нижегородский полк. Мне теперь там самое место.

Спустя три дня после того вечера, когда было принято это судьбоносное решение, морозным февральским утром Николай подъехал к особняку Елецких. Спешившись, он бросил поводья Никифору.

- Обожди меня. Я не долго, - и, войдя в дом, прошел прямо к кабинету отца.

- Дозволите войти, папенька? – распахнул он дверь, постучавшись.

- Входи, - удивленно ответил Елецкий-старший. – Что привело тебя на сей раз?

- Я попрощаться, - ответил Ник.

- Не понимаю. Ты уезжаешь куда-то? А как же служба?

Николай вытащил из-под мундира аккуратно свернутый лист бумаги и положил на стол перед отцом.

- Что это?! – поднял на него глаза Сергей Васильевич.

- Мой приказ о переводе в Нижегородский драгунский полк, - спокойно ответил Ник.

- Мой Бог! - тяжело опустился в кресло отец. - Ник, я же не…

Несколько минут отец и сын смотрели в глаза друг другу, и Ник понимающе улыбнулся:

- Надо же! Ну, тогда, батюшка, считайте, что я в кои-то веки предвосхитил Ваше желание. Я сам подал прошение о переводе.

- Но почему? – развел руками Сергей Васильевич.

- Вам ведь уже известно, что mademoiselle Забелина браку со мной, которого Вы так не хотели, предпочла ледяную прорубь. Отец, мне тошно оставаться в Петербурге, где все напоминает о ней, где каждый с любопытством заглядывает мне в лицо.

- Но Кавказ?! Ник, не слишком ли ты суровую епитимью налагаешь на себя? – тревожно спросил отец.

- В самый раз, заодно и образумлюсь, как Вы хотели, - ухмыльнулся было Николай, но тут же посерьезнел. – Простите – или поймите – меня, но к маменьке я заходить не буду. Я не могу сказать ей об этом. Передайте ей, что я люблю ее. Отпишу Вам сразу по прибытии в Тифлис.

С этими словами он быстрым шагом покинул кабинет отца.

Выйдя на улицу, Елецкий легко сбежал по ступеням и вскочил в седло.

- Но! Пошел! – тронул он жеребца.

Быстрее, быстрее, подальше от Петербурга, от терзающих душу воспоминаний, от гнетущего чувства вины и беспомощности!

Кавказ конца февраля встретил Елецкого неласково: метелью и ледяным ветром. По прибытии в Тифлис Ник первым делом явился в штаб, отдал приказ о своем переводе в Нижегородский полк и остался дожидаться аудиенции у командующего корпусом барона Розена. Владимир Григорьевич принял его после того, как выслушал донесения о предполагаемом расположении противника и отпустил собравшихся в его кабинете офицеров. Обычно переводу из Преображенского лейб-гвардии полка в действующую армию предшествовало какое-то серьезное нарушение воинской дисциплины, учиненное офицером. Владимир Григорьевич хорошо запомнил Николая как грамотного и толкового офицера еще по первой его ссылке на Кавказ, причиной которой была дуэль с графом Гурьевым из-за какой-то то ли актерки, то ли певички, он уже и не помнил подробностей, да и ни к чему они ему были. С тем, чтобы человек добровольно просил о переводе на Кавказ, тем более зная, что его здесь ожидает, барон столкнулся впервые, однако лишних вопросов задавать Елецкому не стал. Спросил только, устроился ли он уже на квартиру, порекомендовал домовладельца, где можно было снять вполне приличные комнаты, и пригласил к себе на ужин. Приглашение Николай принял. У барона по вечерам, как правило, собирались многие штабные офицеры, и Ник счел для себя полезным посетить сие собрание, дабы обновить старые знакомства и свести новые. Новых знакомств оказалось очень немного, старые знакомые нашли Елецкого неожиданно мрачным и суровым, и после этого первого визита он не часто заглядывал туда, хотя Елизавета Дмитриевна, супруга барона Розена, и благоволила к нему, всем увеселениям и холостяцким пирушкам офицеров предпочитая уединение.

Однако не зря ведь говорится, что время лечит, и уже к апрелю, когда мысли о Катрин хоть и посещали Николая, но уже не вызывали столь острой сердечной боли, он стал чаще бывать в обществе. К тому же кавказская весна способна, пожалуй, растопить даже самое черствое и ледяное сердце. Буйное цветение садов, первая свежая зелень и ласковое теплое солнышко делали Тифлис в эту пору поистине прекрасным городом. Именно тогда Николай познакомился с Натали Волковой, дочерью врача военного лазарета. Знакомству этому поспособствовала Елизавета Дмитриевна. По натуре своей добрая и отзывчивая, баронесса давно заметила, что в те редкие вечера, когда князь все же посещал их дом, Натали, никогда не имевшая недостатка в поклонниках, не сводит глаз с красавца-гвардейца, и решила помочь девушке, обратив на нее внимание Ника.

Знакомство переросло в дружбу, что было странно и ново для Ника, которого с первого его появления в свете считали едва ли лучшим брачным призом и окружали весьма назойливым вниманием. Теперь в те редкие моменты, когда Николай был свободен от службы, его все чаще стали видеть в обществе Натали. Многие даже поговаривали, что mademoiselle Волкова – новое увлечение князя, гадая, долго ли оно продлится и выльется ли во что-либо более серьезное, чем мимолетный роман.

***

Душным июльским вечером по дороге, извивающейся по узкому горному ущелью, небольшая группа всадников возвращалась в Тифлис из Мцхеты. Сумерки окутывали нависающие над дорогой скалы. Гвардейцы притихли, и, растянувшись в одну шеренгу, друг за другом въехали в ущелье. Вороной князя Елецкого, едущего впереди колонны, остановился и тихо заржал. Николай поднял руку, призывая всех к тишине, и прислушался. Впереди, саженях в двадцати, на дорогу посыпались мелкие камешки, будто кто-то неосторожно оступился на узкой тропе.

- Засада! – бросил он. – Назад! Поворачивай!

Однако выход из ущелья уже преграждала кучка горцев, а их многочисленные собратья продолжали спускаться по практически отвесным скалам.

- А! Черт возьми! – выругался князь, расстегивая седельную сумку и доставая оба заряженных пистолета. - К бою!

Уложив двумя меткими выстрелами тех, кто успел ближе всех подобраться к их малочисленному отряду, Ник выхватил из ножен саблю. Завязался бой. Неподалеку грохнул выстрел, боль обожгла бедро.

- Чтоб тебя! – стиснул зубы Ник.

Елецкий понимал, что если свалится с лошади – это конец. Им почти удалось вырваться из плотного кольца, потеряв троих убитыми, когда вторая пуля настигла его, ударив в левое плечо со спины. Рука сама выпустила поводья. Тронув бока жеребца каблуками сапог Ник простонал:

- Ну, давай же! Выноси, родимый!

Темная фигура метнулась к нему, прямо под копыта вороного. Жеребец заржал, остановленный сильной рукой, и Елецкий почувствовал, что его стаскивают с седла. Сильный удар в челюсть лишил его сознания.

Кахир склонился, разглядывая бесчувственного пленника, которого внес на плече и бросил ему под ноги великан Гяур.

- Приведи его в чувство, - бросил он.

Наклонившись над пленником, Гяур плеснул ему в лицо холодной воды из глиняного кувшина. С тихим стоном Ник открыл глаза. Он попытался сесть, но удар сапогом по ребрам остановил его

- Добро пожаловать, Ваше сиятельство, - услышал он издевательский голос с легким акцентом.

- Кахир! Собака! – выругался князь.

- Ну, ну! Не распускайте язык, Ваше сиятельство, а не то я Вам его укорочу, - глумясь, ответил мужчина. – Немым Вы мне, пожалуй, даже больше по душе будете.

Черные как угли глаза недобро сверкнули из-под белой чалмы. Кахир присел рядом, перебирая четки.

- Ну, и почему твои люди меня еще в ущелье не прикончили? – хмуро спросил Николай.

- Как говорят у Вас в России, зачем же убивать курицу, несущую золотые яйца, - усмехнулся Кахир. – Мы на войне, Ваше сиятельство, а война - дело хлопотное и очень, знаете ли, затратное. Нам нужно оружие и лошади. Все это стоит денег. Вот я и подумал, что за жизнь единственного сына и наследника Ваш отец заплатит любые деньги. Напишите ему письмо, и, если Вы оба будете благоразумны, вскоре сможете вернуться в Петербург.

- И каким же образом ты ему мое послание собираешься доставить? - усмехнулся уголком разбитых губ Ник.