В день отъезда из Петербурга потеплело. Сумрачное небо низко нависло над городом, крупными хлопьями повалил снег, засыпая все вокруг. Катя, стоя в холле особняка, простилась с Петром и Натальей Федоровной. Наклонившись судорожно прижала к себе детей и затем выпрямившись, стремительно вышла из дома, стараясь не оглядываться, потому как боялась, что не сможет оставить их и уехать. Войницкий ждал ее на крыльце. Снежинки падали на его непокрытую голову, застревая в золотистых кудрях. В серых глазах легко читалась грусть от расставания с дочерью. Станислав почти час провел с ней в гостиной перед отъездом, пока грузили багаж Катрин, но это было так мало, учитывая, что он расстается с ней на неопределенный срок и может статься так, что и вовсе не увидит ее больше, ведь его ждет не увеселительная прогулка.

Поддерживаемая крепкой рукой супруга, Катя ступила на подножку экипажа и, еще раз оглянувшись на дом, села на обитое бархатом сидение. Войницкий присел рядом с ней и захлопнул дверцу кареты. Впереди ее ждала новая жизнь.

Накануне вечером, она была у Гурьевых. Они долго беседовали с Полем. Кузен заверил ее, что Николаю гораздо лучше и как только он сможет передвигаться без посторонней помощи, князь планирует уехать в Дубровку, имение завещанное ему его дедом. Тревога, терзавшая ее все это время, отступила, щемящее чувство неизбежности расставания пришло ей на смену. Убедившись, что ничего больше ему не угрожает, Катя попросила Ольгу почаще заглядывать в особняк на Большой Морской и писать ей обо всем.

Выехав из столицы, тяжелый дорожный экипаж, запряженный четверкой лошадей, направился в сторону Ростова. К вечеру они остановились на ночлег. Войницкий, оставив ее в экипаже, прошел на почтовую станцию. Станислава не было около четверти часа. Вернувшись он помог Кате выбраться из кареты.

- У них только одна свободная комната, - тихо произнес он, беря ее под руку.

Катерина только пожала плечами в ответ.

Чем дальше на юг они продвигались, тем сильнее ощущалось приближение весны. Воздух стал более влажным, подтаявший снег под колесами экипажа, смешиваясь с дорожной пылью, превращался к грязное месиво, по которому с трудом продвигались измученные лошади. Катя устала от бесконечной тряски и вынужденных остановок. Единственным желанием было быстрее добраться до места.

Глава 22

Вацлав слов на ветер не бросал, и в тот же день, едва его невестка вместе с детьми покинула квартиру, написал прошение в Синод о расторжении брака графа Войницкого Станислава Вацлавовича с Забелиной Екатериной Владимировной, прекрасно зная, что Станислав, находясь в заключении, не сможет помешать ему, а в канцелярии Синода едва ли обратят внимание на то, что прошение написано не Станиславом, а Вацлавом Войницким. В прошении он указал на то, что дочь графа Войницкого и mademoiselle Забелиной крещена в католической вере, и в доказательство предоставил метрическое свидетельство о крещении Златы. По опыту зная, что рассмотрение прошения может растянуться на многие месяцы и желая по возможности ускорить его, Вацлав решил остаться в Петербурге до решения Синода по делу сына, и уж только затем вернуться в Варшаву. О том, что Катерина осмелилась явиться пред светлые очи Государя и просить о милости к супругу, он не знал, и потому появление сына на пороге квартиры, спустя почти неделю после ареста, стало для него полнейшей неожиданностью. Однако едва поздоровавшись с сыном, он удалился к себе.

Войницкого выпустили из Петропавловки на следующий же день после того, как Катерина побывала на аудиенции у императора. Прямо в камере посыльный из императорской канцелярии зачитал ему приказ о его переводе в Эриванский полк, после чего вручил его графу лично в руки и предупредил, что на улаживание всех дел в столице ему отведено три дня. Выйдя на свободу и глубоко вдыхая морозный февральский воздух столицы, Станислав по военной привычке мысленно составил список дел, требовавших срочного решения до отъезда, и внезапно понял, что не знает, поедет ли с ним в Тифлис его семья. До свидания с Катериной в каземате Петропавловки он был уверен в том, что она рада будет любой возможности избавиться от его общества, но сейчас робкая надежда затеплилась в его сердце, хотя он и понимал, что едва ли разумно везти жену с двумя маленькими детьми под пули горцев.

Весьма удивило его другое: по его мнению, наказание за совершенный проступок было слишком мягким, даже учитывая то, что Елецкий все еще жив, и, возможно, выкарабкается из цепких объятий костлявой, раз не отдал Богу душу до сих пор.

Странно, но эта мысль принесла ему облегчение. Неделю назад он жаждал его крови, но сейчас, воочию увидев реакцию своей супруги на возможное известие о его смерти, где-то в глубине души даже испугался за ее душевное здоровье. Невозможно было смириться с мыслью, что не ему отдано ее сердце - другому, но как бы больно ни было, Войницкий признавал свое поражение: ничто не заставит ее полюбить его, и ему остается довольствоваться тем малым, что она способна дать ему. Придется утешиться тем, что она все же его жена, и только ему одному дано право касаться ее, а для нее, в отличие от многих, супружеские обеты святы.

Станислав торопился вернуться домой, но дома его постигло разочарование: кроме Вацлава и прислуги, в квартире никого не было. Не было и ее вещей. Обойдя опустевшие покои, он рывком распахнув дверь в гардеробную и с тоской посмотрел на пустые вешалки. Ушла, бросила его! Воницкий прислонился к стене и прикрыл глаза. Зачем же тогда приходила к нему, зачем вновь вселила в него надежду на то, что между ними все еще можно поправить?

- Барин, - тихо позвал его камердинер.

Очнувшись от горестных дум, Станислав перевел взгляд на переминающегося с ноги на ногу слугу.

- Говори, - коротко бросил он.

- Три дня назад приезжали брат ее сиятельства и забрали барыню и детей, покамест Вас не было, - ответил тот. – Папенька Ваш уж больно осерчал, когда Вас арестовали, так что, не появись в тот день Петр Владимирович, не сладко бы графине пришлось.

- Что ты мелешь?! – не поверил Станислав.

- Да то и говорю, что ежели граф Блохин бы батюшку Вашего не остановил, досталось бы барыне.

Войницкий побледнел: теперь ему стала понятна причина бегства Катрин. Но отец! Как он мог поднять руку на беззащитную женщину, вступиться за которую было некому?! Оттолкнувшись от стены, граф решительным шагом направился к комнате, которую занимал Вацлав. Не постучавшись, Станислав распахнул двери.

- Да как Вы посмели?! – вырвалось у него.

Вацлав, прищурившись, вгляделся в искаженное яростью лицо сына.

- Давно пора было это сделать, - ворчливо ответил он. – Думаю, месяца через два Синод примет решение о расторжение брака.

От услышанного Станислав потерял дар речи. Его отец за его спиной… Большего предательства невозможно представить! Вся ярость куда-то испарилась, уступив место опустошенности и отчаянию. Боль когтями рвала сердце.

- За что Вы меня так ненавидите, отец? – потеряно спросил он.

Вацлав изумленно воззрился на него. Все его поступки были продиктованы исключительно желанием избавить Станислава от женщины, которая, по его мнению, стала причиной всех бед и несчастий, что случились с его сыном.

- Я не испытываю ненависти к тебе, - осторожно ответил он. – Я лишь хочу, чтобы ты смог начать жизнь заново, оставив в прошлом эту недостойную женщину, которую ты называешь своей женой.

- Заново? – горькая улыбка скривила красиво очерченные губы. – Я и начну ее заново - на Кавказе. У меня три дня на то, чтобы покинуть столицу. А Вам лучше сегодня же уехать в Варшаву. Видит Бог, для меня нет более тяжкого наказания, чем предательство собственного отца!

Отдав необходимые распоряжения слугам, Станислав отправился на Большую Морскую: он не мог уехать, не простившись с ней, не попытавшись увидеться еще раз. Вряд ли можно было рассчитывать на теплый прием в особняке Блохиных, но у него не было иного выхода.

Катерина была в музыкальном салоне с Алешей. Рассеяно проводя рукой по клавишам рояля, она решала, как ей быть дальше. Именно такой - задумчивой, грустной, с распущенными по плечам локонами, в милом домашнем платье – ее и увидел Станислав, которого по его просьбе Семен, рассудивший, что супруги сами должны разобраться во всем, без доклада проводил в музыкальный салон. Алеша, увидев отчима, радостно бросился к нему. Поймав мальчика на бегу, Станислав выпрямился и встретился глазами с изумленным взглядом Кати. Медленно поднявшись со стула, она нерешительно шагнула к нему.

- Станислав, Вас уже отпустили? – рассеяно спросила она.

- Вы бы предпочли, чтобы я сгнил в крепости? – невесело усмехнулся Войницкий.

- Нет-нет! Как Вы могли подумать так! – отрицательно покачала она головой. – Я рада видеть Вас в добром здравии.

Алеша, поняв, что взрослым сейчас не до него, заерзал на руках у графа, и он отпустил его.

- Я велю собирать свои вещи, - тихо произнесла Катрин, глядя в глаза Станиславу. – Конечно, для поездки сейчас не самое лучшее время, но… - Катя тяжело вздохнула.

- Вы знаете? – ошеломленно спросил Станислав. - Вы собираетесь поехать со мной в Тифлис?

- Я Ваша жена, Станислав, и мое место подле Вас, - ответила она. – Или Вы считаете иначе?

- Но откуда… - внезапная догадка осенила его, - Так это Вам я обязан столь мягким решением Государя!

Катя кивнула.

- Простите меня, но я не могла сидеть сложа руки.

- Катюша, - Войницкий сжал ее в объятьях. – Я и надеяться не смел…

Но тотчас от другой мысли похолодело в груди. Имеет ли он право промолчать, не открыть ей всей правды? Да, Катя готова поехать с ним, но что движет ею? Впрочем, ответ был ему известен: уж никак не сердечная привязанность к нему, а чувство долга вынуждает ее к тому. Что будет, если сейчас он промолчит, а в будущем все откроется? Как же велик был соблазн не сказать ей, увезти с собой, далеко, туда, где Елецкий не сможет видеться с ней! Но что будет, когда раскроется его обман? Сумет ли он привязать ее к себе настолько, что она простит ему? Все может быть, - коварно шептал внутренний голос, - вдруг ему повезет, и она к тому времени окажется в тягости от него. Естественно, он помнил о рекомендации пожилого врача воздержаться и не принуждать супругу к интимной близости, чтобы дать ей время оправиться после случившегося, но он ведь никогда и не принуждал ее. А в сложившихся обстоятельствах ребенок едва ли не единственное средство удержать ее подле себя. И тогда можно будет попробовать уговорить ее принять католичество и обвенчаться по законам, признаваемым его верой.

Катерина с тревогой вглядывалась в мрачное лицо супруга. Еще минуту назад его глаза светились радостью, а потом появилось что-то, о чем он умолчал. Что-то, что заставляет его нервничать и почти до боли сжимать ее хрупкие плечи.

Станислав молчал. Сердце билось в груди тяжелыми толчками, совесть в нем боролась с эгоистичным желанием не расставаться с ней ни на минуту. Войницкий тяжело вздохнул. Решение было принято - его совесть заранее была обречена проиграть эту битву.

- Конечно, я рад, что Вы решили ехать со мной, - улыбнулся он, поглаживая ее плечи. – Если только Вы не испугаетесь тягот пути, да и дети слишком малы для такого путешествия.

- Если Вы позволите, я хотела бы оставить их здесь в Петербурге, как бы трудно мне ни было пережить разлуку с ними. Конечно, Наталья Федоровна уже не молода, но она не откажет мне в помощи, и здесь, с моей бабушкой и братом, им будет лучше, - запинаясь, проговорила она.

- Вне всякого сомнения, это наилучший способ уладить наши с Вами дела, - кивнул головой Станислав. – У Вас есть два дня на то, чтобы собраться и проститься с родными, - обнимая ее, прошептал Войницкий.

Станислав вдохнул пьянящий аромат, исходивший от ее распущенных волос, и, не удержавшись, провел губами по высокой скуле. Тихий полувздох-полувсхлип был ему ответом. Катя прижалась к нему всем телом. Напомнив себе, что у него еще уйма дел, Станислав нехотя отстранился и выпустил ее из своих объятий.

- Позже, mon ange, - прошептал он, целуя тонкую кисть.

До отъезда из Петербурга Войницкий решил оставить жену у Блохиных, опасаясь, что Вацлав расскажет ей о поданном прошении о расторжении их брака.

Хотя Кате и показалось странным, что он не попросил ее вернуться домой, но она рассудила, что так даже лучше. Коль уж она решила Алешу и Злату оставить со своей родней, ни к чему понапрасну возить их с места на место. Проводив Станислава, она велела проходившему мимо лакею разыскать и прислать к ней Дарью.

В ожидании горничной, она присела на софу. Несмотря на то, что она еще после аудиенции у императора решила, что поедет в Тифлис вместе с мужем, все же это решение глухой болью отозвалось в душе. Как же она будет жить в разлуке с Алешей и Златой? Ведь только одному Богу известно, сколько продлится эта ссылка.