Войницкого освободили от пут. Подобрав раненных и пленных, дождавшись второй кареты, отряд тронулся в путь. Катя была настолько напугана произошедшим, что не могла вымолвить ни слова. Прижавшись к мужу, она рыдала, уткнувшись ему в плечо.

- Тише, тише, Катрин. Все хорошо, - успокаивал он ее. – Вам больше нечего бояться.

- Нечего бояться? – заикаясь, выговорила она. – Станислав, но ведь это может повториться в любой день!

Войницкий отрицательно покачал головой.

- В городе Вам ничего не будет угрожать.

- А Вы? Как же Вы? Ведь это почти каждый день рисковать своей жизнью, - прошептала она.

- Я знал, - да и Вы тоже знали, ведь Ваш брат служил на Кавказе, - что это не увеселительная прогулка, - ответил Станислав, - Единственно, о чем я сожалею сейчас, что пошел на поводу своего эгоистичного желания не расставаться с Вами и взял Вас с собой.

Говоря это, Войницкий был совершенно искренен. Он действительно жалел, что не оставил Катрин в Петербурге. Если бы не сообразительность Ежи, если бы карета с прислугой не отстала по дороге, если бы не казачий разъезд, оказавшийся поблизости, Бог его знает, чем бы все могло окончиться для них. Только на мгновение представив, что могли сделать горцы с Катрин, он вздрогнул и крепче прижал ее к себе.

Поздним вечером въехали в Тифлис. Город был скрыт от глаз путников густыми сумерками, и из окна кареты Кате мало что удалось разглядеть. Остановились в одном из лучших постоялых дворов. Заплатив вперед, Войницкий распорядился, чтобы ужин доставили им в комнаты, а также принесли побольше горячей воды, чтобы привести себя в порядок. Позже, лежа с женой в постели, Станислав обнимал ее одной рукой и ругал себя в душе последними словами. Потворствуя своим эгоистичным желаниям, он потащил ее на край света и тем самым подверг смертельной опасности. Но, с другой стороны, оставь он ее в Петербурге, Катрин неизбежно узнала бы о расторжении брака по решению Синода и оказалась бы для него потерянной навсегда. Пока же она рядом с ним, у него еще есть шанс все исправить, - тяжело вздыхая, думал он.

С отъездом Войницких из Петербурга волна слухов и сплетен, вызванных скандальной дуэлью, улеглась. Об этом еще иногда вспоминали, но уже скорее от скуки, дивясь поступку прекрасной графини, как ее за глаза прозвали в светских гостиных, которая последовала вместе с мужем в ссылку на Кавказ.


Николай медленно оправлялся от полученного ранения. Войницкий промахнулся всего-то на какой-то дюйм.

Первой, кого он увидел, когда пришел в себя, была мать. Анна Петровна как будто постарела еще лет на десять. Красные от пролитых слез глаза, темные тени залегли на бледном лице.

- Ники, мальчик мой, - услышал он ее тихий шепот, едва открыл глаза, - Хвала Господу, ты жив! - Тонкие пальцы княгини сжимали безжизненную ладонь сына.

Елецкий попытался вздохнуть, но тотчас боль тисками сдавила грудь.

- Воды, - хриплым шепотом попросил он.

Услышав его просьбу, Никифор тут же появился рядом с постелью раненного. Осторожно приподняв его, денщик поднес стакан к губам князя. Устало откинувшись на подушки, Ник прикрыл глаза. На то, чтобы сделать несколько глотков, ушли все силы. Беспомощность и неизвестность сводили с ума.

К вечеру явился отец. Сергей Васильевич, зайдя в спальню к раненному, скорбно поджал губы. Язык не поворачивался читать нотации едва живому сыну, хотя он многое мог бы сказать о его глупости. Осознав, что едва не потерял его, Елецкий-старший в душе благодарил Создателя за то, что провидение отвело руку Войницкого, не позволив ему прицелиться как следует.

Пройдясь по полутемной комнате, он присел в обитое бархатом кресло, придвинутое к кровати.

- Я не буду ничего говорить тебе, - начал он, нервным движением расстегивая высокий ворот мундира и грустно улыбаясь, – ты и сам все понимаешь.

Ник едва заметно кивнул.

- Гурьева и Дашкова выпустили. Тебя по причине ранения отсылают под домашний арест в деревню, сроком на год, - продолжил он.

Николай удивленно распахнул глаза, не веря, что так легко отделался. Правильно истолковав его удивление, Сергей Васильевич скрепя сердце рассказал, кому он обязан столь явной милостью императора к провинившемуся флигель-адъютанту:

- Это не мои заслуги, - тихо проговорил он. – Катерина за тебя хлопотала перед Государем.

- Где она? – прошептал одними губами Николай.

Елецкий-старший нахмурился.

- Войницкого на Кавказ сослали, в Эриванский полк. С ним и уехала.

Известие о ее отъезде было как острый нож в сердце. Кавказ! Чертовски далеко, - скривился Ник. – О чем только Войницкий думал, когда потащил ее в самое пекло войны? Тотчас другая тревожная мысль посетила его.

- Алеша? – хрипло выдавил он из себя.

- Мальчик здесь остался, - в кои-то веки понимая сына практически без слов, ответил Сергей Васильевич. – С Натальей Федоровной, - добавил он.

Князь после отъезда Войницких встречался со старой графиней, сделал попытку договориться с ней о передаче внука под свою опеку, и она, зная, что единственный сын Елецкого находится при смерти, обещала подумать, но заметила, что решение будет принимать Катя, а она всего лишь отпишет внучке о предложении князя.

У графини Блохиной для переговоров с князем были свои резоны: она осознавала, что после несчастного случая может случиться и так, что Катя не сможет больше иметь детей, и тогда, ее договор со Станиславом об усыновлении Алеши потеряет всякий смысл. Тогда наилучшим для Алексея выходом будет разрешить Елецкому признать мальчика. Даст Бог, Николай выживет, тогда можно будет вести речь и об усыновлении. Она надеялась, что и сама Катерина сумеет, презрев свои обиды, трезво оценить все выгоды такого предложения. Если только Войницкий - задумалась она, - не решит усыновить мальчика, решив, что Катерина не сможет родить ему наследника. Ах! Как все сложно! - вздохнула Наталья Федоровна, садясь за письменный стол в кабинете Петра и положив перед собой чистый лист бумаги.

Она была категорически против поездки Кати в Тифлис, но, зная упрямство своей внучки, не стала пытаться переубедить ее в надежде, что Катя, увидев, какая жизнь ее ожидает, сама вернется в столицу.


Глава 23

Весна пришла в Петербург стремительно. Лютый февральский холод сменился мартовской оттепелью. Тающий снег превращался в бурные ручьи, бегущие мутными потоками по мостовым к ближайшей реке или каналу. В воздухе пахло талым снегом, и на лицах горожан все чаще стали появляться улыбки. Весна вступала в свои права, и от нее ждали тепла и солнца. В конце марта Николай уже почти полностью оправился от ранения и решил перебираться в деревню, дабы не гневить понапрасну императора. Для себя Елецкий решил, что поедет в Дубровку - с Отрадным было связано слишком уж много тягостных воспоминаний.

Однако в Петербурге у него осталось одно важное дело: вчера он получил записку от Натальи Федоровны Блохиной с просьбой посетить ее как можно скорее. Ник не мог даже представить себе, зачем он вдруг понадобился бабке Катрин, но не посмел отказать в просьбе пожилой женщине.

Собравшись, Елецкий велел заложить экипаж - хотя он уже и передвигался без посторонней помощи, полученное ранение не позволяло пока ездить верхом. До особняка Блохиных он добрался на удивление быстро, и, поднявшись на крыльцо, постучал. Дворецкий, которому он представился и сообщил, что прибыл по просьбе графини, проводил гостя в малый салон, а сам отправился с докладом к Наталье Федоровне. В ожидании графини Елецкий принялся осматривать убранство комнаты. Изящная мебель, милые каждому дамскому сердцу безделушки на каминной полке, шелковые портьеры светло-голубого оттенка - все указывало на тонкий изысканный вкус хозяйки, но едва ли соответствовало последней моде. Это была комната Натальи Федоровны, и Мари не рискнула внести какие-либо перемены в ее интерьер, пока жива старая графиня.

Заложив руки за спину, Ник остановился перед портретом самой графини. В юности она была весьма привлекательной особой. Художнику удалось передать задорный взгляд, полную лукавства улыбку. Невольно князь улыбнулся: что и говорить – хороша!

Звук открывшейся двери привлек его внимание, и, обернувшись, Николай встретился лицом к лицу с Петром. Чего уж греха таить, брат Катрин никогда его особо не жаловал, вот и сейчас за безупречной вежливостью Ник чувствовал исходящую от него неприязнь.

- Ваше сиятельство, - удивленно протянул Петр, - не ожидал Вас здесь увидеть.

- Понимаю, Петр Владимирович, я вовсе не к Вам прибыл с визитом. Ваша бабушка пожелала срочно меня видеть, уж и не знаю зачем, - улыбнулся в ответ Елецкий.

Выдать в ответ язвительную реплику, что уже вертелась у него на языке, Петр не успел. Наталья Фёдоровна, величественно войдя в салон, смерила внука строгим взглядом.

- Петруша, передай, что я велела чай накрыть в малом салоне, - обратилась она к нему.

Ослушаться он не посмел: поняв, что разговор между бабкой и князем Елецким пойдет с глазу на глаз и для посторонних ушей не предназначен, Петр вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Будь здесь Мари, - усмехнулся он, - наверняка притаилась бы уже у замочной скважины.

Николай почтительно склонился в ответ на приветствие графини и поднес к губам тонкую морщинистую руку пожилой дамы.

- Полно, Ваше сиятельство, - обратилась она к нему. – Я Вас пригласила не для того, чтобы в этикете упражняться.

- Я Вас внимательно слушаю, мадам, - ответил Елецкий, садясь в указанное ему кресло.

Расположившись напротив него на мягкой софе, Наталья Федоровна тяжело вздохнула. Разговор предстоял не из легких, и она не знала, как к нему отнесется Николай, поэтому начала издалека.

- Как Ваше здоровье, Николай Сергеевич? – поинтересовалась она.

- Благодарю, уже вполне сносно, - улыбнулся Николай, понимая, что Наталья Федоровна попросту тянет время, не решаясь перейти к главному.

- Ваш отец был у меня с визитом месяца полтора назад, - сказала она, пристально глядя в глаза Ника.

Князь внутренне весь напрягся, - неужели отец опять принялся за старое? Ведь он же просил его оставить Катерину в покое!

- Я так понимаю, наша сегодняшняя с Вами встреча как-то связана с тем визитом? – сдержанно поинтересовался он.

Наталья Федоровна кивнула.

- Вы правы, Ваше сиятельство. Я бы хотела обсудить этот вопрос именно с Вами, а не с Вашим отцом.

Николай уже догадался, что речь пойдет об Алеше, и приготовился внимательно слушать.

- Возможно, я сейчас открою Вам некоторые семейные тайны моей внучки, и поэтому прошу Вас пообещать, что все, что Вы здесь услышите, останется строго между нами, - немигающим взглядом уставилась ему в глаза графиня.

- Разумеется, мадам, - согласно кивнул головой Елецкий.

- Так вот, - продолжила она, – не знаю, известно ли Вам о том, что одним из условий брака между моей внучкой и графом Войницким был договор, согласно которому ее супруг обязывался усыновить Алексея после того, как Катя родит ему наследника?

Николай отрицательно покачал головой. Он полагал, что Войницкий вообще не собирается признать их с Катей сына.

- Нет, сударыня, я впервые слышу об этом, - ответил он.

- После известного Вам несчастного случая может случиться так, что Катенька вообще больше нее сможет иметь детей, - грустно произнесла графиня, - и тогда их договор с Войницким утрачивает всякий смысл.

- Это действительно был несчастный случай? – запинаясь спросил Николай.

Наталья Федоровна кивнула:

- Моя внучка не стала бы мне лгать, - добавила она. - А Вы, стало быть, решили, что Войницкий занимается рукоприкладством? - упрекнула его графиня.

На скулах Елецкого выступил яркий румянец, и он виновато улыбнулся, признавая, что действительно допускал такое.

- Оставим это. Речь сейчас о другом, - вернулась графиня к тому, о чем хотела поговорить. - Сергей Васильевич просил меня передать мальчика под опеку Вашей семьи, но я ответила ему, что решать судьбу Алеши может только его мать. Я написала Кате о его просьбе сразу после ее отъезда в Тифлис и на прошлой неделе получила ответ от нее.

Графиня замолчала, когда в комнату вошел лакей с подносом и принялся сервировать столик к чаю. В комнате повисло напряженное молчание, и Николай ощутил, что внутри него что-то натянулось, как струна, и может лопнуть в любой момент. Дождавшись ухода прислуги, Наталья Федоровна продолжила, за разговором разливая чай по чашкам из тончайшего фарфора:

- Катя пишет, что согласна передать сына под опеку Вашей семьи, но у нее есть несколько условий.

Ник замер, боясь поверить услышанному.