– Ты идиотка, – голос Марчмонта с лёгкостью перекрыл окружающий шум.

Он забрал у неё мальчика и занёс в ближайший магазин. Он потребовал врача, и тот скоро прибыл. Затем он вышел и проследил за тем, как позаботились о лошадях и разбитой карете. Когда прибыл констебль, Марчмонт приказал препроводить кучера в тюрьму и предъявил обвинение в пьянстве, нарушении покоя Короля и угрозе общественной безопасности. Кучера увели.

Всё случилось удивительно быстро. Зоя наблюдала через витрину, как прохожие обсуждают происшествие, пока врач за её спиной осматривал мальчика.

Марчмонт, как она заметила, мог быть в высшей степени рациональным, когда хотел этого или когда ему приходилось. Или, возможно, он был не так эффективен, будучи нетерпеливым или устрашающим.

Наконец, герцог снова вернулся в магазин. Он даже не посмотрел на неё, зато сложил руки и прислонился к двери, с каменным лицом, пока мальчик не пришёл в сознание и не подтвердил, что помнит собственное имя, сегодняшнюю дату и имя здравствующего короля. Зоя уловила только последнюю часть этого, поскольку мальчик громко сказал: «Король Георг Третий. Это всем известно».

У него были здоровенная шишка на затылке, множественные ушибы и царапины, но доктор объявил его годным к возвращению домой.

– Мой грум отвезёт мальчика домой в моём экипаже, – сказал Марчмонт. Это были первые слова, произнесённые им с того момента, как он возвратился в магазин.

Он смотрел, как они отъезжали и скрылись из виду. Затем обратил внимание на Зою, которая последовала за ним из магазина. Он оглядел её сверху донизу.

Девушка знала, что была грязной и оборванной, но ей было всё равно. У неё всё ещё было приподнятое настроение, потому что она спасла мальчика от серьёзного увечья и, возможно, от гибели. Большая громоздкая карета раздавила бы его во время падения. Его могло проткнуть обломками дерева или металла.

Она его спасла. У неё была свобода действовать, свобода помочь, и она сделала что-то стоящее.

Марчмонт не выглядел ни радостным, ни оборванным. Его шляпа была на нём. Галстук казался решительно в порядке. Сюртук, точно обрисовывавший контуры мощных плеч, был местами испачкан грязью, но без единой дырочки. Зелёный жилет, облегавший его худощавое туловище, нигде не порвался и не потерял пуговиц. Хотя брюки, облегавшие длинные мускулистые ноги, запачкались довольно сильно. Её взгляд медленно опустился вниз, к его сапогам. Они ободрались и покрылись пылью.

До неё донёсся мягкий шлёпающий звук. Он снял перчатки и хлопнул ими себя по левой ладони.

Лицо герцога казалось твёрже мрамора из прихожей его дома. Глаза превратились в злые зелёные щели.

Зоя медленно подняла глаза.

– Сюда, – сказал он, указывая головой в сторону магазина.

Она посмотрела в указанном им направлении. На магазине была чёрная вывеска с золотыми буквами «Vrelet’s». То самое место. С каждой стороны двери широкие окна представляли роскошное множество разноцветных тканей и восхитительных шляпок.

– Одежда? – спросила она. – Сейчас?

– Моя двуколка сейчас на пути к Портленд-Плейс с несчастным мальчишкой. Что ты можешь предложить взамен? Возможно, прыжок с Вестминстерского моста?

Зоя годами приучалась держать под контролем свой темперамент, поскольку выживание в гареме часто зависело от умения сохранять хладнокровие. Она сказала себе, что у неё это получится и теперь.

Она себе напомнила о недавнем разговоре с Джарвис. Зое требовалась помощь этого человека, чтобы жить той жизнью, ради которой она рисковала всем. Она нуждалась в его помощи, чтобы смыть пятно позора, который она навлекла на свою семью. Она нуждалась в его помощи, если хотела получить шанс найти хорошего мужа. Когда она будет замужем и хорошо устроена, её отцу не придётся за неё волноваться.

Девушка повторила это себе несколько раз. Затем высоко подняла подбородок и вошла в магазин.

Сердце Марчмонта до сих пор билось неровно.

Словно его мозг был вывернут наизнанку, как та карета, коробки выпали и разбились, рассыпав своё содержимое.

Он слышал собственный крик «Нет! Не надо!» и слышал смех Джерарда за мгновение до того, как тот перепрыгнул через изгородь. Снова и снова эта сцена прокручивалась у него в голове: Джерард, скачущий впереди всех, неосторожный, как всегда.

Марчмонт так и не знал, почему прокричал предупреждение. Он то ли увидел, то ли почувствовал неладное с изгородью впереди, или с поверхностью земли, или с лошадью брата. Он не знал, что заставило его замедлить скачку и закричать «Берегись!».

Но Джерард не послушал. Он никогда не слушал.

«Нет! Не надо!»

Джерард лишь рассмеялся, поскакал к изгороди и послал лошадь в прыжок.

И умер. Так просто. В мгновение ока.

Снова и снова эта сцена проигрывалась у Марчмонта в голове.

Он последовал за Зоей в магазин, напряженно глядя ей в спину, на пятна и рваные оборки прогулочного платья. Он сконцентрировался на этом и отбросил непрошеные образы в то тёмное место, откуда они сбежали.

У мадам Вреле был большой магазин. Когда он, наконец, стал замечать, что происходит вокруг, то почувствовал себя так, словно попал в птичий вольер чудовищных размеров. Казалось, сотни женщин порхали по нему, приседая и кудахча, подбирая ленты и пуговицы, притворяясь занятыми шитьём или убирая отделку в ящики и снова доставая ее. Они открывали журналы и листали их, а затем захлопывали. Они склоняли головы и шептались. Они бросали хитрые взгляды на него, на Зою, и снова, и снова.

Мадам Вреле поспешно вышла из задней комнаты с таким видом, словно была необыкновенно занята там важными делами на протяжении последнего часа. Человек менее циничный, чем Марчмонт, мог бы этому поверить. Другой человек мог бы поверить, что Мадам слишком элегантна и утончена, чтобы заметить уличную заварушку у своего порога. В конце концов, Мадам великий мастер своего дела, а не кто-то из простонародья, собиравшегося на месте случайного происшествия.

Однако Марчмонт ни мало не сомневался, что она таращилась из витрин вместе со своими работницами и поспешила в заднюю комнату только, когда завидела его приближение.

Мадам элегантно присела перед ним.

– Ваша светлость, – сказала она.

Он слегка взмахнул рукой.

– Убирайтесь все.

– Убираться? – спросила Зоя.

– Все, кроме Вас, – подтвердил он. Женщины метнулись к двери, ведущей в заднюю часть магазина, где располагались мастерские. Они все пытались протиснуться одновременно, усердно толкаясь и работая локтями. Мадам не удирала, но тоже не задержалась. Она отбросила в сторону девушку, недостаточно быстро убравшуюся с её пути.

– Мисс? – спросила Джарвис.

– Ты тоже, – сказал Марчмонт.

– Она должна остаться со мной, – заговорила Зоя.

– Вон отсюда, – сказал он Джарвис. Она поспешила вслед за белошвейками и продавщицами.

Зоя сложила руки на груди. Её лицо приобрело выражение ослиного упрямства.

Ему это выражение было знакомо, он видел его десятки раз. Такое же лицо было у неё за мгновение до того, как она подняла крикетную биту. Он осознавал это, даже в сумбуре, в котором находился его разум, но поскольку это был сумбур, Марчмонт был не способен к спокойному и логическому мышлению. Её поза и лицо только разозлили его.

Герцог не стал ждать, чтобы услышать, что Зоя скажет.

– Ты совершенно сумасшедшая? – спросил он низким напряжённым голосом. – Глухая? Ты полностью лишилась мозгов? Разве я не сказал тебе отойти от этой кареты?

– Ты занимался лошадьми, – ответила она со спокойствием, которое привело его в бешенство. – Я не могла оставить мальчика там. Он застрял в двери. Я знала, что он ранен. У него могло быть кровотечение. Что если бы он истёк кровью, пока ты разбирался с лошадьми? Что если бы карета на него упала?

Что если бы она упала на тебя?

– У него не было кровотечения, – сказал Марчмонт.

– Ты этого не знал.

– Мне не нужно было этого знать, – проскрежетал он. – Карета и упряжка полностью обветшали, если бы она свалилась на тебя, тебя бы разнесло в клочья! В лучшем случае…Если бы в тебя попал осколок или тебя ранило в живот, ты умирала бы по кусочкам.

Такие случаи происходили слишком часто, жертвы мучились в агонии днями, иногда неделями.

– То же самое могло случиться с ним, – ответила Зоя. – Что я должна была делать, по-твоему? – Она повысила голос: – Ничего?

– Да!

– Это совершенно неразумно.

– Мне всё равно. Когда я приказываю…

– Приказываешь? – глаза Зои были грозовым небом со вспышками молний. Горячий розовый румянец залил её щёки. – Ты мне не приказываешь!

– Нет, приказываю. Ты находишься на моём попечении. Я отвечаю за тебя.

– Отвечаешь? За меня? – воскликнула она, её голос поднялся на октаву. – На это её не соглашалась. Я не согласна находиться в подчинении.

– О, очень хорошо. Подари продавщицам целую кучу сплетен!

– Ты сам выбрал это место. Ты сам решил устроить сцену. Тебя не беспокоило, кто нас услышит. Мне тоже всё равно. Ты не будешь кричать на меня!

– Безусловно, буду.

– Тогда кричи, но я тебя не слушаю. Мне не будут приказывать! Меня не будут подавлять! Меня подавляли двенадцать лет. Если ты намерен продолжать в том же духе, наше соглашение отменяется.

– Соглашение? – Марчмонт ожидал чего угодно, кроме этого. Он моргнул, говоря себе, что неправильно расслышал. – Отменяется?

– Я так и сказала.

– Ты не можешь… Ты думаешь, что сможешь это сделать без меня?

– Я определённо не буду этого делать с тобой, – девушка сложила руки и задрала нос кверху. – Я освобождаю тебя от твоего обещания помочь мне.

Его сердце забилось слишком быстро.

– Хорошо, – сказал Люсьен. – Какое облегчение!

– Ещё большее облегчение для меня, – парировала Зоя. – Уходи. Ненавижу тебя. Ты невозможен.

– До свидания, – проговорил он. – Счастливого избавления!

Герцог повернулся спиной и направился к двери.

Что-то ударило его и сбило шляпу. Он не повернулся.

Он оставил шляпу и стремительно выскочил наружу.

Хотя Мармонт и привёл Зою в такую ярость, что девушка едва могла видеть перед собой, она помнила о присутствии Джарвис, проскользнувшей из задней комнаты в магазин, когда начались крики. Следить за своим окружением стало её второй натурой. В своё время во дворце паши она рано научилась следить краем глаза за уходами и приходами жён, наложниц, слуг, рабов и евнухов.

Посмотрев на книгу выкроек, которую она запустила в Марчмонта, затем на его шляпу, валявшуюся у двери, Зоя повернулась к горничной, сжимавшей ручку своего зонтика мёртвой хваткой.

Джарвис подкралась ближе.

– Простите, мисс. Я знаю, он сказал мне уйти, но мне говорили, когда я стала Вашей горничной, что я за Вас отвечаю и не должна выпускать Вас из поля зрения, и, что бы с Вами не случилось, это будет моей виной.

В голове у Зои возник образ перепуганной горничной, отбивающейся зонтиком от кровожадного Марчмонта.

Хотя её сердце ещё билось тяжело и возмущение не полностью исчезло, – вместе с болезненным осознанием того, что она окончательно погубила своё будущее – этот образ помог ей восстановить самообладание, если не спокойствие.

– Позови портниху, – сказала Зоя. – Поскольку я уже здесь, то куплю одежду.

Джарвис поспешила к двери, через которую сбежали продавщицы и швеи. Горничная явно двигалась слишком быстро, поскольку, когда она открыла дверь, портниха едва не упала в комнату, и её помощницы за ней.

Они толпились под дверью, очевидно, подслушивая. Не то чтобы это требовалось. Перебранка была слышна за три улицы отсюда.

Теперь они спотыкались, наступая на свои юбки и друг другу на ноги. Чепчики сбились, рабочие халаты распахнулись. Одна девушка зацепилась за скамейку для ног, другая стукнулась головой об один из верхних ящиков, который остался выдвинутым после их поспешного бегства. Случайные «ой!» и «сойди с моей ноги!» сопровождали их прибытие, вместе с выражениями на французском, которых Зоя не понимала.

Мадам быстро расправила свой великолепный кружевной чепец, и с достоинством приблизилась.

– Мне нужна одежда, – сказала Зоя.

Мадам изучила грязное рваное платье девушки с выражением боли на лице и кивнула. Зоя не была уверена, было ли женщине больно от вида её грязного рваного платья, или от того, что оно прошлогоднее. Она подозревала последнее.

– Мне нужно всё, – заявила Зоя.

– Да, мадемуазель, – портниха взглянула на шляпу Марчмонта, валявшуюся на полу возле двери.

Джарвис подобралась ближе к Зое и прошептала:

– Мисс, я думаю, её интересует, кто будет платить.