Лоретта Чейз - Не искушай меня

– Я в состоянии заплатить за себя сама, – сказала Зоя. – Я ему не принадлежу. Он за меня не платит.

Она сказала себе, что не принадлежит ему и не нуждается в нм. Она поедет в Париж или Венецию. Там будет приятнее, чем в Лондоне. Во-первых, не так много ограничений. Гертруда ей говорила, что парижане и венецианцы безнравственны, аморальны и снисходительны ко всем видам непристойности.

В одном из этих порочных мест она легко найдёт мужчину, который разбудит в ней те же чувства, что и Марчмонт. Она встретит другого мужчину, который заставит её чувствовать себя змеёй, выползшей из холодной темноты на жаркое солнце.

Других мужчин, не таких неразумных и деспотичных.

Возможно, принца. Тогда он поймёт.

Она подавила воспоминание о прикосновении его губ и ещё не утихшем томлении.

– Всё, – повторила она. – И сшитое по последней моде.

– Да, ма…

Зазвенел колокольчик над входной дверью.

Широким шагом вошёл Марчмонт.

Он поднял шляпу, но не надел. Он не смотрел ни на кого. Герцог пересёк комнату, устроил шляпу на столе и преспокойно опустился в стоящее рядом кресло, поднял книгу с модными рисунками со стола и принялся листать страницы.

Невозможный, приводящий в ярость. И всё же мир посветлел в этот момент. Она даже не представляла, как тяжело было у неё на сердце до сих пор, пока эта тяжесть не исчезла, и чувства сожаления и вины, заключённые в ней, не испарились.

Зоя внимательно разглядывала бледно-золотистую голову, неуправляемую прядь, падавшую на лоб, большие, но грациозные руки, держащие книгу, длинные ноги…

Она вспомнила тепло его руки в перчатке на своей спине, прикосновение пальцев к подбородку, и ослепляющий шок, пронзивший её при этих незначительных ласках. Она вспомнила лёгкое прикосновение его губ и боль, вызванную этим в животе.

Зоя повернулась к нему спиной и начала объяснять Мадам, что она подразумевала, говоря «всё».

– Всё, – сказала она, – вплоть до нижнего белья. Корсеты моих сестёр так жмут в груди, что я едва могу дышать – включая те, что они носят при беременности. Понимаете, они уже меня в спине, даже когда их груди огромны при кормлении. Корсеты моей матери очень красивы и удобны, но они слишком велики. Она старше меня и более полная. Все женщины в моей семье ниже меня, и у нас разные формы. Мой зад…

Сдавленный звук раздался из кресла у стола.

Зоя не обратила на него внимания.

– Мой за…

– Вот это, – раздался звучный мужской голос у неё за спиной.

Мадам посмотрела в ту сторону и ахнула.

Зоя повернулась.

Он поднял книгу с модными рисунками. Она была раскрыта на картинке с великолепным платьем.

– Оно прекрасно подойдёт к празднику по случаю дня рождения Регента в Малой приёмной.

Зоя пересекла комнату и уставилась на изображение, не глядя на него.

Оно было восхитительным, дерзким и экстравагантным. Оно было красным.

– Очень по-французски, – сказала она. Разница с английским стилем была несомненной. Разве она не запоминала «La Belle Assemble», содержащие не только иллюстрации, но и детальные описания последних парижских мод?

– Вы экзотичны, – сказал герцог. – Ваш наряд должен быть необычным. Весь свет станет Вас изучать. Дайте им то, что они смогут увидеть и приклеить ярлык, и их крошечным умишкам не придётся напрягаться, чтобы выдумывать.

Хотя она понимала, что это было бы в её интересах, Зоя не была готова его простить. Марчмонт вёл себя бессмысленно и тиранично. Он задел её чувства.

Последующие недели будут, видимо, невероятно трудными.

Вместе с тем, платье было великолепным. И очень, очень французским.

Она посмотрела на Люсьена.

Тот поднял глаза от книги, которую держал, и встретился с ней взглядом.

– Почему бы нам не купить одежду сейчас и не поспорить потом? – спросил он. – У меня на восемь назначена встреча. Хоару потребуется по меньшей мере два часа или он будет рыдать. Нам остаётся время либо на ссору, либо на заказ Вашего гардероба, но не на оба события вместе.

– Ты омерзителен! – ответила Зоя и резко отошла.

Зоя выразила своё отвращение к нему в освящённой временем традиции женщин всех народов, закупив основательное количество одежды.

Потраченные ею суммы привели бы в уныние большинство мужчин, поскольку она задалась целью иметь всё самое лучшее и самое модное, от макушки до самых пят. Среди прочего, она приобрела дюжину корсетов. В отличие от других модисток, Мадам держала собственную мастерицу по корсетам, чтобы обеспечить совершенное прилегание своих платьев.

Как пояснила раньше Зоя, у неё были собственные убеждения по данному предмету.

До того как зайти в примерочную, она не только точно объяснила Мадам, каким именно образом её груди должны быть наиболее удобно и эффектно расположены, но и продемонстрировала, держа их в желаемом положении.

– Не перед витриной, мисс Лексхэм, умоляю Вас, – произнёс герцог.

И не передо мной.

– Я забыла, – сказала она. – Мне не следует держать себя за груди перед теми, кто не является моим мужем.

Она повернулась к Мадам.

– Я жила в другом месте и правила были другие: что можно говорить и делать, что нельзя.

– Да, мадемуазель, – сказала Мадам. – Давайте пройдём в примерочную, если Вам угодно.

Она сохраняла невозмутимое выражение лица. Отовсюду по магазину до Марчмонта доносилось хихиканье.

– Я не хочу короткие, – сказала Зоя Мадам, пока та вела её в занавешенный альков. – Они сдавливают рёбра под грудью и не придают нужную форму. Я хочу такие, что доходят вот сюда.

Она указала на место на бёдрах.

– И они должны иметь форму, которая создаёт изгиб от талии и делает зад… О, нет. Августа говорила мне не упоминать мой зад. Она сказала, что это вульгарно. Джарвис, какое слово они используют? Для того же самого?

– Derriere, мисс, – поговорила Джарвис с пунцовым лицом.

– Да, французское слово. Теперь я вспоминаю. У меня отвратительный французский. То немногое, что я выучила девочкой, я забыла. Спасибо, Джарвис. Я бы хотела, мадам Вреле, чтобы корсет был точно подогнан к моему derriere. Когда я надену платье из тонкого муслина или шёлка, я хочу, чтобы сзади был виден изгиб, очень круглый.

Она изогнула руки над ягодицами, чтобы показать.

– Мисс! – сказала Джарвис.

– О, да. – Зоя оставила в покое свой derriere. – Я забыла.

Она исчезла в примерочной. Мадам закрыла занавеси, но это были всего лишь занавеси. Марчмонт мог слышать, как Зоя говорит о своих грудях, бёдрах и derriere. Он слышал шуршание измерительной ленты Мадам. Он слышал, как она бормотала мерки своей ассистентке, которая их записывала.

Его разум мгновенно предоставил соответствующие иллюстрации.

Он вспомнил мягкость и тепло прильнувшего к нему тела.

Тело Люсьена отреагировало ожидаемым образом, температура поднялась вместе с его членом. Что было чертовски напрасной тратой энергии, поскольку одному только Богу известно, когда у него появится время на любовницу, при таком положении дел. Герцог сказал себе, что это всего на две недели – если он не прикончит её раньше.

Он посмотрел вокруг на женские орды в магазине.

– Кто-нибудь, принесите мне выпить, – приказал он.

По возвращении в Лексхэм-Хаус, Марчмонт пообещал нанести визит на следующий день.

– Мне всё равно, – ответила Зоя, задрав нос.

Они стояли в вестибюле, пока шеренга лакеев выгружала пакеты из его двуколки. Большая часть платьев Зои не будут готовы течение нескольких дней. Однако когда герцог Марчмонт вступил в магазин мадам Вреле, все остальные её клиенты понизились в очерёдности до сорок второго места. Она приказала швеям переделать несколько платьев, предназначенных для других леди, которые не являлись протеже герцога Марчонта.

Одно из этих платьев было на Зое. Герцог приказал сжечь её пострадавшее платье.

Он и она провели также час в обувном магазине, где она сделала всё, чтобы он увидел её изящные щиколотки, злая маленькая насмешница.

Ещё они купили чулки, целую уйму чулок.

Он изгнал из своей головы провокационные мелькания её ножек, увиденных им. Нравится или нет, но ему необходимо было думать. С Зоей мужчине приходилось держать свои остроты при себе.

– Едва ли имеет значение, всё равно тебе или не всё равно, – сказал герцог, – я зайду за тобой в два часа. Если ты взамен предпочтёшь провести день дома, ты свободна в своём выборе. Я, безусловно, найду, чем себя занять. Я не умру от горя из-за того, что не могу сопровождать надутую молодую особу по Лондону.

– Если я тебе настолько неприятна, интересно, почему ты вернулся в магазин портнихи? – спросила Зоя.

– За какого жалкого человека ты меня принимаешь, чтобы увильнуть под предлогом вспышки характера? – ответил Марчмонт. – Особенно если говорить о твоём. Это не первая, увиденная мной, и я уверен, что не последняя. Ты всегда была занозой в за… Ах, лорд Лексхэм, как я погляжу, Вам удалось сбежать из когтей Вестминстера?

– Временно.– Отец Зои, тихо вошедший в вестибюль среди слуг, стоял, наблюдая шествие свёртков и пакетов. – Зоя делала покупки, как видно.

– О, вряд ли это что-то значит, – сказал Марчмонт. – Здесь лишь несколько безделушек и пустяков, купленных в тщетной попытке смягчить её ужасный нрав.

Зоя стремительно вылетела из вестибюля, покачивая бёдрами и шурша юбками.

– Не обращайте внимания, сэр, – добавил Марчмонт, повышая голос так, чтобы она его слышала. – Я обещал, что позабочусь о ней, и позабочусь, несмотря ни на что.

Зоя была бы намного более спокойной и рассудительной, если бы её сестра Августа не удостоила своим присутствием семейный ужин в этот вечер.

Ей больше некуда пойти, как она сказала. Она всё ещё не решается показаться на глаза своим знакомым. И не известно осмелится ли, или ей придётся навсегда переехать в деревню.

– После сегодняшней Зоиной выходки не представляю, как даже герцог Марчмонт может восстановить честь нашей семьи, – заявила сестра.

Как предсказывал Марчмонт, новости об их затруднениях на Графтон-стрит и в магазине портнихи уже циркулировали в высшем свете. Августа просветила их родителей.

– О, Зоя, – сказала мама. – Как ты могла?

Даже после того, как Зоя изложила свою версию событий, отец, к её смятению, не принял её сторону.

– Марчмонт совершенно справедливо накричал на тебя, – сказал папа. – На его месте я поступил бы точно так же. С твоей стороны было чертовски безрассудно вытаскивать ребёнка из перевёрнутой кареты. Тебе следовало оставить это Марчмонту. Он прекрасно умеет справляться с подобными вещами.

– Ты выставила его на посмешище, – добавила Августа.

– Я? – удивилась Зоя. – Я что-то не заметила, чтобы ты или кто-то из моих сестёр проявляли к нему хоть какое-то уважение. Вы все его порицаете и называете ленивым и бесполезным…

– Мы такого не говорим на людях. Но ты ведёшь себя как десятилетний ребёнок – дурно воспитанный десятилетний ребёнок. Швырнуть в него вазу! Разве это не по-детски?

– Это была книга!

– О, Зоя, – вздохнула мама.

– Тебе ещё повезло, что он вернулся, после вульгарного представления, которое ты ему устроила, – сказала Августа. – Он, по крайней мере, думает о папе и своих обязательствах перед ним. Ты думаешь только о себе и ни о ком больше.

– Об обязательствах? – произнесла Зоя.

– Он не связан никакими обязательствами передо мной, я уверен, – произнес папа.

– Вы знаете, что он всегда видел в Вас отца, – ответила Августа.

Думаете, я хотел обнаружить, что Ваш отец принял самозванку? Вы думаете, я хотел увидеть, как он выставляет себя дураком?

Эти слова прозвучали в голове Зои. Она вспомнила интерпретацию Джарвис его слов: все знают, что его мало что волнует, но сказанное им говорит о том, что он заботится о Вашем отце. Теперь нахлынули воспоминания о летних днях, когда к ним приезжали Люсьен и Джерард. Обе семьи часто проводили время вместе, но она не запомнила более ранние времена, когда были живы родители мальчиков. Она не помнила, как герцог с герцогиней выглядели, как разговаривали. Однако девушка живо помнила то ужасное время, когда погиб Джерард, когда Люсьен замкнулся в себе и всех избегал. Папа увёз его, и они уехали вдвоём на бесконечно долгое, как ей тогда казалось, время. Вернувшись, Люсьен был снова сам собой или около того.

Марчмонт вернулся в магазин портнихи из-за папы. Зоя посмотрела на отца.

– Обязательства не имеют с этим ничего общего, – сказал папа. – Все знают, что Марчмонт никогда не уклоняется от стычки. Все знают, что он считает своё слово священным.