Они встречались полгода. Профессия у Марины была творческая – режиссёр массовых мероприятий, а темперамент – бешеный. В постели это всегда была сладкая, никогда не приедающаяся феерия; Марина стремилась доминировать, и Слава с усмешкой позволяла ей верховодить, это забавляло её. Но вот общение с этой девушкой походило на катание на американских горках: не угадаешь, на какое слово она обидится, когда взбрыкнёт, когда улыбнётся, а когда смертельно оскорбится. Как там в поговорке? «Настоящая женщина может сделать из ничего три вещи: салат, шляпку и скандал». Шляпок Марина не носила, салаты не любила, а вот скандалы устраивала виртуозно. Разрыв тоже был её инициативой. Слава справилась с этой болью. В душе она чувствовала: ничем иным всё это кончиться не могло.

Это было давно. Марина сперва не узнала её голос, а потому рванулась:

– Никуда я не пойду! Амбал тупой.

– А вот за оскорбление представителя власти при исполнении, Мариночка, можно и схлопотать, – хмыкнула Слава.

Ей ничего не стоило перекинуть девушку через плечо и унести с площади. Та брыкала ногами, орала и пыталась бить Славу по спине кулаками – тщетно. На пустой автобусной остановке в сотне метров от площади Слава поставила Марину на ноги. А та, щурясь, всматривалась в неё, и в её взгляде сквозило недоумение, ошеломление и узнавание.

– Погоди, погоди... Не может быть... Нет, тебя я ни с кем не спутаю! Слава?!

Слава не собиралась открываться бывшей девушке. Она хотела просто оттащить её подальше от этой заварушки и отпустить, но после этого пришлось снять шлем и закатать вверх балаклаву.

– Значит, ты. – Голубые глаза сверкали блеском инея, а розовые губы горько скривились. – Ну, привет.

– Привет. Сколько лет, сколько зим, как говорится. Позволь спросить, какого хрена ты здесь делаешь? – Нет, былые чувства не всколыхнулись в Славе, всё уже давно остыло, но, утаскивая девушку с площади, она повиновалась порыву – уберечь от неприятностей. У неё была такая возможность, и Слава её использовала.

– А позволь спросить тебя: почему ты не с нами? – колко блеснула глазами Марина в ответ. – Почему ты по другую сторону баррикад? Просто тупо исполняешь приказы, да?

– Я на службе, – сухо ответила Слава. – А всех этих парадов, акций и прочей движухи не одобряю. Никогда не участвовала и не собираюсь.

– Знаешь, кто ты? Ты – трусливый предатель, – выплюнула девушка.

– Можешь думать обо мне всё, что хочешь, мне пофиг. Но свой посильный вклад в дело я внесу. Сядь.

Марина заартачилась. Конечно, она рвалась обратно на площадь, к своим, и пришлось усадить её с применением физического убеждения. Защёлкнулись браслеты, и девушка оказалась прикована к железному столбу, подпиравшему крышу остановки.

– Посиди, пока всё не закончится. – Слава натянула маску и надела шлем.

– Это произвол! – кричала Марина. – А если на меня нападут? А если в остановку врежется машина? Это оставление в опасности! Отстегни меня немедленно! Я буду... жаловаться! – Она дёргала руку, но где уж там. Браслеты только лязгали о столб.

– Делай, что хочешь, мне по барабану. Но одним протоколом сегодня будет меньше, – сказала Слава.

– Ты с ума сошла! Я замёрзну тут! – В голосе Марины напористая злость сменилась плаксивыми нотками.

– Я принесу тебе чай, – усмехнулась Слава.

Она сходила к служебной машине и взяла термос Виталика. Там был крепкий чёрный чай с лимоном и сахаром. Вернувшись к остановке, она вручила его Марине.

– На. Пей из крышки. Всё теплее будет.

Драчунов «упаковали», «радужных» рассадили по машинам, остались только плакаты на снегу да столы с никому не нужным угощением. Полиция уже изымала его в качестве улик, но Слава подозревала, что улики эти могут исчезнуть в желудках сотрудников. Термосы с чаем обнаружились и тут, да в пылу стычки она не обратила внимания. «Надо было отсюда взять», – пришла в голову запоздалая мысль.

Группа уже села в машину. На сиденье в углу дрожал щупленький парень с окровавленным носом, без наручников.

– Ещё раз сунешься в эти дела – испугом не отделаешься, – сказал ему Батя. – Можешь и срок схлопотать.

– Да пошли вы все, – проскулил парень.

– Дома поговорим, – буркнул старший.

А Виталик спросил:

– Ребят, мой термос никто не видел? Чайку охота... Холод собачий.

– Видел, видел, – усмехнулась Слава. – Он на остановке «Улица Гоголя».

– А что он там делает? – удивился Виталик.

А термос изливал последние капли чая в крышку, которую Марина поставила рядом с собой на сиденье, управляясь одной рукой. Движение на прилегающих к площади улицах было перекрыто, и остановка по-прежнему пустовала, а на призывы о помощи, видно, никто не откликнулся. Слава неторопливо вышла из машины и расстегнула браслеты.

– Допивай побыстрее. Термос надо вернуть.

Девушка колко зыркнула на неё светлыми, как ясное январское небо, глазами, выпила остатки остывшего чая и отдала термос. Батя тем временем высадил паренька и сказал ему вслед:

– Домой, понял?

Им со Славой было достаточно одного молчаливого взгляда глаза в глаза, чтобы понять друг друга. Батя ни о чём не спрашивал, Слава – тоже. А Виталик обескураженно перевернул пустой термос, вытряхивая капельки.

– Вот и попил чайку...

Сегодня стало меньше не одним, а двумя протоколами.

*

Два парня курили на балконе, набросив на плечи куртки. Зимний сумрак дышал острым холодом, скрывая лица ребят. В одном из окон соседнего дома мерцала ёлка.

– Слушай, ну, Каринка классная. Красотка прямо. Модель.

– Ага... Недотрога вот только.

– Ничего. Все они недотроги до первого *уя.

– Я думал, ты с Лилькой встречаешься.

– Да пошла она в жопу. Сука тупая. И шлюха. Нет, только Каринка. Я не я буду, если она не станет моей! – В голосе парня слышалась хрипотца мечтательного вожделения.

– Слушай, Дэн... Не советую. Если что-то пойдёт не так... Хана тебе, браток. У неё сестра – мент.

– Ну и чо? У меня одна тёлка была – вообще в прокуратуре работала. Все бабы одинаковые, независимо от места работы. Трахаются точно так же.

– Не, Дэн, ты её не видел. Это она тебя вые*т. И ноги вырвет.

– Каратистка, что ли?

– Чёрный берет.

– Гонишь...

– На*уя мне гнать? Серьёзно...

– Там баб не бывает.

– Это не баба, Дэн. Это два метра твоей смерти. За базар отвечаю.

Окурок, мелькнув оранжевым огоньком, полетел с балкона на улицу.

– Ладно, Серый, харэ жопы морозить. Пошли, бухнём ещё.

– Пошли. Девчонки ещё не все в хлам, может, и срастётся с кем-нибудь...

Тот, кого называли Дэном, мусолил в кармане ампулу.

*

Как назло, в новогоднюю ночь Славе выпало работать. Настроение слякотно колебалось около нуля, в груди засела тупая тоска, которая отравляла любой проблеск улыбки, подкашивала на корню малейшую радость. Хандра, депрессняк – неважно, как это называлось. Важно было то, что Карина сказала «я люблю тебя», но летать на крыльях счастья Слава не могла. Не верилось, что они вообще были у неё, эти крылья. Рождённый ползать...

Не везло ей в любви, что поделать. Надоело раз за разом штопать порванное сердце и мысленно материть себя за то, что опять сняла броню. Неужели теперь придётся отгораживаться «бронежилетом» ещё и от Карины? Ну, не верила она, что молодые могут любить всерьёз, осознанно, не просто отдаваясь страстям, а работая над каждым кирпичиком этого чувства. В возрасте Карины Слава о любви вообще почти не думала. Сначала в её жизни были учёба и спорт, потом – работа. И попытки разобраться в себе. Принятие себя «как есть». Первые шажки навстречу этому светлому чуду, поиск его, обошедшийся её сердцу большой кровью. Она и сейчас-то не была уверена, что научилась любить – она, взрослый, состоявшийся человек! Что уж говорить о юных девочках...

Впрочем, на работе хандрить было некогда. Всю полицию перевели на усиленный режим несения службы: народ в праздник хулиганил, напивался, дрался. Массовые гуляния не обходились без беспорядков – это уж как водится. Однако за час до наступления Нового года поступило задание – подпольное казино.

– Приспичило им прямо сейчас его накрывать, – ворчали ребята, улучившие было минутку, чтобы попить чайку и худо-бедно встретить праздник. – Никуда б оно не делось...

Виталик ещё и фирменный Наташин пирог принёс – сослуживцев угостить... Не судьба. Сотрудники Управления экономической безопасности давно разрабатывали это заведение, операция готовилась долго и тщательно, чтоб к моменту захвата всё было идеально – до последней бумажки. Им и решать, в какой момент брать этих господ тёпленькими, а дело группы – взять под контроль помещение, охрану и персонал.

Оказывается, в новогоднюю ночь далеко не все люди сидели дома, объедаясь вкусностями за просмотром разных «голубых огоньков» и прочей развлекательной чепухи. Некоторые предпочитали отмечать праздник за игровым столом, и данное заведение предоставляло им все возможности для этого. Была там даже своя кухня, вот только готовили угощение для клиентов в условиях вопиющей антисанитарии. Хлеб валялся прямо на пакетах с отходами и мусором, а кофе бодяжили в жутком грязном ведре...

Незаметно подойти не удалось, охрана видела всё на мониторах и успела запереть двери. Впрочем, закрытые двери никогда не были препятствием, а сами здоровенные охранники вскоре лежали, как паиньки, лицом вниз и ни на что не жаловались.

Персонал тут же метнулся за столы и смешался с игроками – видимо, в надежде сойти за клиентов и избежать наказания. Неужели они думали, что за время разработки этого заведения их милые физиономии не стали известны оперативникам? Их тут же вежливо попросили пересесть за отдельный стол.

Примчался хозяин, выходец из солнечной страны мандаринов – несмотря на новогоднюю ночь, трезвый как стёклышко. Все его попытки договориться миром успехом не увенчались. За дело взялся приехавший чуть позже адвокат... Уж лучше бы он не приезжал, не позорился. Видимо, его вызвали прямо с новогоднего застолья в «состоянии нестояния», и всё, что он смог – это пьяненько вскричать: «Я вас, суки, всех засажу!» После этого господин правозащитник покачнулся и упал, как подрубленное дерево. Хозяин ругался на своём языке – видно, жалел денег, которые он платил этому, с позволения сказать, юристу за услуги.

На базу вернулись только к девяти утра первого января. Виталик рвал и метал: пока они работали, от Наташиного пирога остались только крошки. Видимо, кто-то решил: «Не пропадать же добру», – и это самое добро умял за обе щеки.

– Блин, твою дивизию, кто сожрал?! – возмущался Виталик.

Виновных найти не удалось. Вот такая неудачная новогодняя ночь выдалась: мало того что работать пришлось до позднего зимнего рассвета, так ещё и пирогу какие-то сердобольные люди мужественно не дали пропасть – спасли своими героическими челюстями и животами.

– У нас же ещё торт... – вспомнил Виталик, возвращая всем надежду на встречу праздника в кругу коллег. И договорил, распахнув холодильник: – Был.

Слава не знала, рыдать или смеяться ей при виде лица друга, когда тот обнаружил, что и торт сплыл. Впрочем, ему-то что? Дома его ждала Наташа с кучей вкуснятины: в чём в чём, а в готовке его супруге не было равных.

Славе предстояли четыре выходных подряд: компенсация за сверхурочную работу. В четырёх стенах их проводить не хотелось, её тянуло на природу, на лыжи. У Карины – сессия с одиннадцатого января. Наверняка скоро начнёт зубрить... Но пару-тройку деньков выкроить, наверно, удастся. Сестрёнка тоже хандрила; раз уж они вогнали друг друга в это зыбкое болото, то и выбираться им следовало вместе.

Домой Слава зашла в одиннадцать, по дороге заглянув в магазин и набрав кучу мороженого разных сортов – побаловать Карину. Квартира её встретила тишиной. С кухни тянуло морозным воздухом из открытой настежь форточки. Слава закрыла её и бросила мороженое в холодильник. Пакет занял один из трёх ящиков морозилки целиком.

Карина спала, закутавшись в одеяло, в ванной стоял тазик с замоченным бельём – трусиками и лифчиком.

– Ну и соня, – хмыкнула Слава, прикрыв дверь в комнату.

Они накануне забили полки холодильника продуктами для праздника, но всё так и лежало нетронутое: сестрёнка даже не подумала ничего приготовить.

– Фуф, – озадаченно вздохнула Слава, окидывая это раздолье взглядом. – Ладно. Будем соображать.

Для начала неплохо было бы вздремнуть после напряжённой ночной работы, но Слава ограничилась холодным душем и льдом к глазам. Карина проснётся – что будет есть? Сырую рыбу и мясо? Или грызть мороженые креветки? Впрочем, уже большая девочка – могла и сама что-нибудь приготовить. Знала ведь, что Слава вернётся со службы смертельно усталой, но... Ладно уж, ради праздника можно и простить ей лень.

Она сделала два салата – «оливье» и овощной с солёной сёмгой, а мясо поставила мариноваться, чтоб запечь в духовке. Клонило в сон, и пришлось опять умыться со льдом. Очень хотелось сделать глоточек кофе – один, но литровый. «Гулять так гулять», – решила Слава и сварила его в турке, отставив в сторону растворимый. К кофе очень хорошо пошли бутерброды: толстый ломоть белого батона, масло, а сверху – салат с сёмгой. Полный желудок приказал мозгу: «Спать!» – и мозг ответил: «Слушаюсь!» А диван предоставил мягкую площадь... Не взбодрил даже кофе – Слава провалилась в сытую дрёму.