Оперативники приступили к допросам и изъятию улик, а бойцам предстояло встречать бандитскую «крышу», которая уже мчалась сюда на всех парах. Бандиты недооценили масштаб операции, струхнули и повернули было назад, но уйти не смогли: ловушка захлопнулась. Скоро они лежали возле своих машин, морозя щёки о снег.

А масштаб операции соответствовал размаху этого подпольного бизнеса. Архив и склад изымали и упаковывали три дня, пришлось привлечь к этому кропотливому делу даже силовиков: не хватало рабочих рук, оперативники не справлялись. Когда Слава с Виталиком зашли на склад, челюсти у обоих упали на пол. Огромное помещение было плотно забито коробками с дисками – в несколько рядов. На стеллажах высотой до потолка тоже стояли нескончаемые коробки... И каждый диск нужно было достать и сосчитать. Каждый!!!

– Ну ни хрена ж себе, – тихо, потрясённо и хрипло вырвалось у Виталика. – Ёжкины кочерыжки... Сколько их тут?! Мы вообще когда-нибудь домой попадём?

– Ключевое слово – «когда-нибудь», – усмехнулась Слава. – Засучи рукава и приступай. Бери пример с ребят – вон, уже работают. Давай, давай... Глаза боятся, а руки делают.

Спать приходилось тут же, в мешках, а за едой для всех ездили в город несколько сотрудников. Сидя на свёрнутых спальниках и жуя беляши с кофе, Слава с Виталиком мечтали увидеть свет в конце тоннеля – как всё это наконец перекочует в машины и поедет в Управление экономической безопасности.

Толщина готового и подписанного протокола равнялась полной упаковке бумаги для принтера – пятьсот листов. На складе хранилось два миллиона дисков с музыкой, фильмами и компьютерными программами.

Всё когда-нибудь кончается, настал конец и этой работе. Слава дремала вполглаза в автобусе, за окнами полз голый зимний лес, озарённый холодным малиновым закатом. Виталик на соседнем сиденье похрапывал, запрокинув голову. Умаялся бедняга, пересчитывая диски.

Слава набрала номер Карины.

– Слав! Привет! – прозвенел взволнованный голосок. – Ну, что там? Как ты там? Когда будешь дома?

Усталая улыбка тронула уголки губ Славы. Ждала, беспокоилась. Родная девочка.

– Уже еду. Скоро.

– Всё нормально?

– Угу. Не переживай.

«Солнышко, любимая, принцесса моя, сладкая моя», – кучу нежных слов хотелось ей обрушить на Карину, но рядом были ребята. Тоже дремали, но всё равно – неудобно. Поэтому получалось суховато, коротко и малоинформативно для слушающего со стороны.

Дома она обнаружила на кухонном столе бутылку вина, фрукты, конфеты и медицинские бумажки – справки от гинеколога и венеролога. Слава специалистом по расшифровке врачебного почерка не была, но, судя по «джентльменскому набору» рядом, диагноз был – «всё нормально». Уголок суровых губ Славы приподнялся, а нутро сладко ёкнуло.

В ванной шумела вода. Слава постучала в дверь:

– Карин, я дома! Ты скоро? Мне руки помыть.

– Привет, Слав! – ответила Карина сквозь плеск. – Слушай, потри мне спинку, а? Заодно и руки помоешь.

Кажется, Слава начинала понимать, что к чему. Рабочая усталость мигом улетела, и она вышагнула из одежды, как Афродита из пены. От вида прекрасной нагой девушки, покрытой капельками воды, во рту опять пересохло, а сердце затарахтело под рёбрами с обморочной скоростью. Карина, кокетливо обернувшись через плечо, игриво прикусила губку и бросила на Славу жаркий взгляд, неоднозначно говоривший: «Да, ты всё правильно понимаешь».

– Теорию я проштудировала, но без практики она – ничто. Приступим к экзамену? – улыбнулась она. – На первый вопрос билета я уже ответила. И, судя по наличию тебя в ванной, успешно.

Руки Славы скользили по влажной коже Карины: тронули стройную талию, переместились на плоский животик и наконец примяли грудь. «Елы-палы, – стучало сердце. – Это сбыча мечт». А вслух она мурлыкнула:

– М-м... И как же звучал этот вопрос?

– Очень просто. – Мокрые руки Карины поощрительно накрыли пятерни Славы сверху. – «Назовите хотя бы один способ приглашения к сексу. Внимание: эффективно работающий».

– А, – усмехнулась Слава. – «Потри мне спинку», да?

– Точно. – Карина развернулась к ней лицом, закинула на шею головокружительно-мягкое кольцо объятий. – Что мне полагается за правильный ответ?

Балл в виде долгого и глубокого поцелуя Слава поставила ей с наслаждением. Вода струилась по их лицам, попадала в рот, обнимала тела и смывала остатки преград.

– Я с нетерпением слушаю ваш ответ на второй вопрос, – выдохнула Слава, касаясь губами шеи Карины. – Какой он у нас, кстати?

– Второй вопрос – «доставить удовольствие», – шепнула Карина.

Ощутив проникновение её проворных пальчиков, Слава охнула. Это было неожиданно и остро. Почти так же остро, как тот каминг-аут за кухонным столом, когда Карина сказала: «Я знаю, что тебе нравятся девушки». Но в этот раз обошлось без тягостных чувств и неловкости, напротив – Слава с улыбкой, трепетом и не без тёплой покровительственной гордости внимала дебюту Карины. Подготовилась та основательно.

– Хм... Осмелюсь спросить, по каким учебным пособиям вы готовились? – хрипло выдохнула Слава.

– Список литературы – в конце работы, как обычно, – шевельнулись влажные губы Карины в сантиметре от её рта.

Преодолеть этот сантиметр было плёвым делом. Из груди Славы рвался стон и смешок. Ответ на второй вопрос завершился триумфально и сладко.

– Ну, а что у нас на третье? – Дыхание рвалось, брызги воды оседали на бровях, Слава поймала губами розовое ушко Карины и нежно прикусила.

– «Получить удовольствие», – щекотно ответили губы девушки, ловя струйки, стекавшие с подбородка Славы.

Ответ на третий вопрос предполагал доставку в постель, и рукам Славы это было вполне по силам. Завёрнутая в большое полотенце Карина упала на кровать, хохоча и подставляя шею под поцелуи. Слава попробовала на вкус каждый сантиметр чистой, ещё немного влажной кожи, пахнувшей клубничным гелем; она вкушала наслаждение медленно, смаковала его, пьянея без вина. Когда она подобралась к самому главному, бёдра Карины на мгновение нерешительно сжались. Загнанное биение её сердца было видно невооружённым глазом – по дрожи втянутого живота. Ещё не отболело, поняла Слава.

– Ну что ты... Не бойся! Это же я, – шепнула она, целуя линию рёбер и постепенно спускаясь вниз. – Я люблю тебя, принцесса. И никогда не сделаю ничего плохого. Ты – моё солнышко.

– Я знаю... Я тоже тебя люблю. – По щекам Карины ручьями хлынули слёзы.

– Маленькая моя! Ну что ты, что ты... – Всё нутро Славы содрогнулось нежной болью, и она крепко стиснула девушку в объятиях, душа поцелуями.

Ей удалось отогреть и расслабить Карину, и колени доверчиво разомкнулись, хотя страх и неуверенность ещё чувствовались в каждом вздохе. Видя, что любимая всё-таки боится проникновения, Слава прильнула между её ног влажным поцелуем. На слёзы она не обращала внимания: знала, что совсем скоро они высохнут. И не ошиблась.

– Ну, а что у нас в четвёртом вопросе? – спросила она, когда они лежали, переплетённые в объятиях.

– Всё, что захочешь ты, – проворковала разморённая, погружённая в истому нежности Карина.

– Это – сразу «пять». – Слава потёрлась носом о её носик, чмокнула.

Настало самое время вспомнить о вине и фруктах, подарком прилагавшихся к медицинским справкам. Слава принесла виноград в постель, и Карина принялась кормить её ягодками со своих губ. Усталость всё-таки сказывалась, и после пары бокалов на голодный желудок Славу слегка сморило. Она жмурилась под поцелуями Карины, чувствуя тёплое давление дрёмы на веки.

– Устала? – Карина щекотно ткнулась носиком ей в ухо.

– Да не говори... Не воевать пришлось, а склад разбирать и описывать. Вот такая работка нынче у нас выдалась. – Слава нежилась в тёплом дыхании уютных мурашек.

– Ну, спи. И пусть тебе приснится что-нибудь хорошее. – Карина натянула на Славу одеяло, приютилась рядом, устроив голову у неё на плече.

– Хорошее у меня – только ты, родная. – Слава чмокнула девушку в волосы.

И провалилась... в сон? Нет. Наверно, в абсолютное, непобедимое счастье.

В феврале Карина свалилась с гриппом, а Слава получила ранение, причём одновременно. В ходе операции по захвату группировки торговцев оружием один из преступников, убегая, бросил целую связку гранат. И Батя отдал долг, накрыв Славу своим телом. Один осколок умудрился прошить ей ногу, задев крупную артерию. Кровь ударила фонтаном. Если б не своевременно оказанная помощь, Славе пришёл бы конец в течение нескольких минут.

Кусочки разбросанного взрывом сознания сползались вместе бесконечно долго – целую вечность, тошнотворную и мучительную. Больница... Почему-то она просто знала это, даже не видя палаты. Кто-то сидел у постели... На размытом пятне лица не разглядеть ни глаз, ни носа, голос пробивался с искажениями сквозь хрустящую пелену.

– Ничего, ничего... Прорвёмся.

Она сама частенько говорила эти слова, но теперь её подбадривал ими кто-то другой. Не глазами, не слухом, но душой Слава знала: это Виталик. Живой. А вот Батя?

– Ба... тя... – шевельнулись пересохшие губы.

– Он всегда будет с нами. – Железная рука друга стиснула её ослабевшие, ни на что не способные пальцы.

Да, она знала и чувствовала это – там, в невесомости небытия. Наверно, душа старшего коснулась её своим крылом.

– Сколько... я... здесь? – вытолкнула она вопрос из придавленной невидимой тяжестью груди.

– Трое суток, – сказал Виталик.

Вопрос этот был не праздный: Карина там, наверно, с ума сходила. Славе случалось отсутствовать и дольше, но она всегда старалась предупреждать.

– Карина, – прошептала она.

– Сестрёнке твоей я уже позвонил. – Рука Виталика тихонько похлопывала Славу по плечу. – Она с гриппом свалилась, температура – тридцать девять и пять. Рвалась к тебе, но Натаха её там, наверно, наручниками к кровати приковала.

Слёз не было, просто душа вдруг вывернулась наизнанку остро и болезненно, до стона, до колючего царапанья под рёбрами.

– Спасибо... вам обоим...

– Да ладно, чего там.

На пятый день самочувствие улучшилось – Слава уже могла нормально говорить. Связно, а не выдохами-обрывками. Чувствовала она себя по-прежнему так, будто асфальтовый каток по ней проехал, но тело уже более-менее повиновалось. Виталик снова заскочил к ней в больницу и дал поговорить по своему мобильному с Кариной (телефон Славы разбился).

– Слав... Славочка, – всхлипывал в динамике любимый голосок. – Как ты?!

– Нормально... Прорвёмся, солнышко, не переживай. – Размягчающая сердце нежность встала комом в горле, сделав голос хриплым до неузнаваемости. – Сама-то как? Всё ещё гриппуешь там?

– Уже поправляюсь... Уже лучше, Слав. Я хотела к тебе прийти, но меня Наташа не пустила... Чтоб тебя не заражать.

Карина судорожно всхлипывала, и Славе до щемящей тоски хотелось её обнять, но она могла сделать это лишь мысленно.

– Не плачь... Не реви там, слышишь?

– Я не буду... Всё. Уже не плачу...

В голосе Карины слышалась улыбка. Слава, закрывая глаза, видела эту улыбку, дрожащую и залитую слезами.

На похороны командира у неё не получилось выбраться: провалялась в больнице. Позже, выписавшись, она, конечно, побывала на могиле. Гибель Бати легла на душу ноющей, холодящей раной, и прошло немало времени, прежде чем Слава снова смогла улыбаться – в основном, благодаря своей ненаглядной Карине, которая отогревала ей сердце одним нежным взглядом, одним фактом своего существования.

В июле она сходила в отпуск; они с Кариной съездили на Алтай, и там, среди величественных гор и цветущих лугов чувства обострились как никогда. Получилось что-то вроде медового месяца. Карина исполнила свою мечту – поваляться голышом в цветах под открытым небом, и зрелища прекраснее, чем это, Слава не видела в своей жизни. Они забрались в какую-то глушь и жадно набросились друг на друга, утоляя жажду нежности. Домой они приехали похудевшие и загорелые. Столько секса у Славы не было уже очень давно: до еды, после еды, а часто и вместо неё.

В службе ей оставалось самое сложное и опасное – антитеррористическая операция. Её освобождали от командировок на Кавказ, но в декабре ей представлялась такая возможность. Она могла отказаться, но приняла решение ехать, и это решение ей далось совсем не просто. Карина победила страх перед супермаркетами и страх вождения, получив в сентябре права, а Славе предстояло побороть свою боязнь оставлять её одну. А оставлять приходилось на целых сто восемьдесят дней. Перед отъездом – месяц интенсивной подготовки в полевых условиях.

Карина, услышав слово «Кавказ», помертвела. По её побелевшему, трагически застывшему лицу молча катились слёзы, отражаясь в тёмном окне. К стеклу лип осенний мрак, в кружке остывал чай.

– И что, совсем нельзя отказаться? – глухо спросила Карина, теребя нитку чайного пакетика.