– Можно. Но я подумала и решила, что это будет неправильно.

Две фигуры отражались в окне. Руки отражения Славы легли на плечи отражения Карины.

– Зачем, Слав? Для чего тебе это? Доказать, что ты круче мужчин? Ты уже и так доказала, что ни в чём им не уступаешь.

– Называй это как хочешь, родная. Я ни перед кем не рисуюсь. Я просто служу, делаю свою работу. Это – тоже часть моей работы. Да, очень опасная. Но без неё я не смогу состояться до конца.

Карина повернулась спиной к своему отражению, и Слава смахнула слезинки с её щёк.

– Я так устала бояться за тебя.

– Что поделать... Такая тебе выпала доля, – усмехнулась Слава. – Я и рада бы облегчить её для тебя, но... Так уж получается.

Слезинки упрямо катились снова и снова, застревая в уголках горькой улыбки Карины.

– И я не могу от этой доли отказаться. Это уже невозможно... Потому что только мы друг у друга и есть в этом мире. И это прописано вот здесь. – Дрожащая рука Карины стиснулась в кулак и прижалась к груди напротив сердца.

– Принцесса моя... – Слава вздохнула, прижав её к себе. – Не спеши ты меня хоронить, ладно? Я вернусь. Вернусь и точка. Всё будет хорошо.

– У тебя хоть связь-то будет там? – всхлипнула Карина. – Просто очень страшно, когда вот так... Ни слуху ни духу.

– Будет, сейчас ведь не девяностые, – успокоила её Слава. – Может, и не всегда стабильная, но постараюсь давать о себе знать.

*

Тёплый вечер начала июля сладко разливался ароматом липового цвета. В аэропорт Карина приехала на Славиной машине.

«Форд» мамы они продали, решив, что двух «железных коней» их семья не потянет по расходам – тут одного бы прокормить. Половину суммы от продажи положили на счёт в банке, а вторую оставили дома. Пока Слава была в командировке, Карина брала из этой кубышки понемногу – на оплату коммунальных услуг, интернета, мобильной связи, на продукты. Её подработки приносили лишь небольшой доход, а с квартиросъёмщиками возникли проблемы: предыдущие съехали, а новые вскоре перестали регулярно платить. Это был дюжий, пузатый дяденька с женой и ребёнком; семейство, на первый взгляд довольно милое и приличное, на деле оказалось весьма наглым. Пели они одну и ту же песню: «Сейчас денег нет, но в следующем месяце обязательно заплатим». Карина просто не знала, как быть с ними. Она не представляла себе, как выставить их в одиночку, без силовой поддержки в виде Славы: не хватало ей для этого ни жёсткости, ни решительности. Она корила и ругала себя за мягкотелость и недальновидность. Пухлый и весёлый добрячок оказался тем ещё жуком. Этот дяденька, видя перед собой робкую и хрупкую девушку, совсем распоясался: держался неуважительно, над угрозами и предупреждениями только смеялся. Супруга его оказалась немногим лучше. Да что там – два сапога пара. Дама эта постоянно сидела с ребёнком дома, что не позволяло в отсутствие жильцов поменять замки. И вот что с такими пройдохами делать? Отрезать электричество? Карина предупредила, что так и сделает, а этот тип сказал, что сам электрик – восстановит в два счёта. Ещё и грозился от соседних квартир подключиться, устроив тем самым Карине проблемы с соседями. Выгонять их с милицией на улицу Карина считала негуманным делом – всё-таки ребёнок в семье маленький, с беготнёй по судам тоже связываться не хотела, учёба и работа и без того выматывали ей нервы. Слава звонила примерно раз в одну-две недели, справлялась, как у Карины дела, нет ли трудностей; беспокоить её своими проблемами девушке было стыдно, Славе и своей тяжёлой службы хватало. В общем, Карина попала в тупик. Наверно, всё-таки стоило подключить милицию... Налог она платила как физическое лицо, но в этом году ещё не успела подать декларацию – а если милиция придерётся и натравит на неё налоговую, и те устроят ей тридцать седьмой год? Словом, куда ни кинь – всюду клин. И дядя Виталик, как назло, тоже был вместе со Славой в командировке...

«Соберись, тряпка! – ругала себя Карина. – Ну неужели ты не можешь разобраться с этим сама?..»

Разобраться не получалось, жильцы не платили уже три месяца, четвёртый пошёл. Карина и звонила, и приходила, и просила по-хорошему, и даже решилась-таки пригрозить милицией... Результат – нулевой. Наглый пузан не верил, что она способна на решительные действия, и совсем охамел. Вскоре позвонила Слава, и Карине всё же пришлось рассказать ей о неурядицах.

– Не переживай, выгоним твоих «жуков», – пообещала Слава. – Ни суд, ни милиция не понадобится. Звякну ребятам – думаю, они не откажут. Рассчитаюсь с ними потом сама, а ты не беспокойся.

Уже на следующий день Карине позвонил Николай – сослуживец Славы.

– Мы с Серёгой подъедем, куда скажешь. Тебе как надо – чтоб они заплатили и жили дальше или чтоб совсем выметались?

Карина предпочла бы больше не иметь дел с этой семейкой. У подъезда она встретилась с двумя крепкими, коротко стриженными ребятами; по телосложению, непроницаемо-спокойным лицам и уверенной походке она сразу догадалась, что это и есть те самые Николай с Сергеем.

– У них ребёнок, вышвыривать их с вещами прямо сейчас как-то не по-людски, – вздохнула Карина. – Скажите им, пожалуйста, чтоб погасили задолженность и сразу же начинали искать себе другую квартиру. Срок на всё – один месяц.

– Месяц – слишком по-божески для такого хамоватого обнаглевшего быдла, – процедил Николай. – Добрая ты чересчур. Но – как скажешь, дело твоё.

«Жук» при виде добрых молодцев, которые и в штатском выглядели внушительно, наглость сразу слегка растерял. Правда, он пытался сперва ерепениться:

– Да что вы мне тут ксивами поддельными размахиваете? Я таких десять штук купить могу...

– Ксивы настоящие. И мы – тоже, – сказал Николай. – Давай при ребёнке шуметь не будем, прогуляемся на площадку. Вот там ты и узнаешь все подробности.

Дядя сразу как-то сник, стушевался, начал мямлить. Даже пузо как будто сдулось. Ребята ни разу не повысили голос, не сделали ни одного угрожающего движения, но даже от их сдержанного, вежливого тона становилось страшно. Когда они вместе с Кариной спустились во двор, молчаливый Сергей, присутствовавший при разговоре для пущей внушительности, подал голос:

– Мой друг как раз квартиру ищет. Ты сколько берёшь?

Карина назвала сумму.

– Нормально, ему подойдёт. Если хочешь, дам его номерок. Парень порядочный, семейный, трудяга. Супруга тоже работает. Я за него ручаюсь.

Вот так всё и разрешилось. Это вежливое внушение подействовало столь эффективно, что уже через неделю наглое семейство, заплатив долг, укатило в неизвестном направлении. Вместо них в квартире поселился друг Сергея с женой и дочкой-школьницей. С ними у Карины не возникло никаких хлопот, но чувствовала она себя после всей этой истории далеко не на высоте. Славе всё-таки пришлось прямо из командировки «разруливать» ситуацию, сослуживцев беспокоить... Карина решила: это ей жизненный урок. Надо быть осторожнее, осмотрительнее, твёрже. Житейского опыта и ушлости ей и правда не хватало, вот и не разглядела в приятном на первый взгляд дяденьке матёрого, прожжённого «жучару», а потом не сумела с ним справиться. Но выводы она для себя сделала и решила: такого больше не повторится.

Впрочем, житейские беды не шли ни в какое сравнение с тоскливой, тревожной пустотой, которая ледяным вакуумом разворачивалась под сердцем. И от этого назойливого жильца нельзя было избавиться никакими способами. Никто не мог его выставить. Каждое утро начиналось с мысли: как там Слава? Жива ли, здорова ли? Каждый раз, ложась в постель, Карина с пронзительной тоской думала: «Я-то – здесь, в тепле, уюте и безопасности. А ей там каково сейчас?» – и слёзы подступали к глазам. Постоянный поиск новостей об обстановке на Кавказе стал её личным безумием. Ежедневным, неотступным. Она искала между строчек хоть какой-то знак, и домыслы сдвигались над ней тёмным пологом страха, который могла развеять только очередная весточка от любимой. Она помнила самый первый звонок Славы после её отъезда на Кавказ. Фонари за окном прорывались светом сквозь пелену пурги, а в динамике раздался голос:

– Привет, родная. Мы на месте. Всё нормально, не волнуйся.

Карина, распахнув створку окна, стояла под потоком леденящего зимнего воздуха. Он остужал тёплые слёзы, катившиеся по щекам вопреки улыбке.

– Привет, Слав... Очень, очень рада тебя слышать...

Родной голос согрел ей сердце ласковой хрипотцой (может, простыла в дороге?):

– И я рада. Как ты там?

Слёзы катились остывающими струйками, фонари кололи глаза лучиками, улыбка дрожала.

– Всё хорошо, Слав... Скучаю по тебе. – Ком величиной с этот тёмный, мерцающий огнями город мешал говорить, пытался задушить улыбку, но у него не получилось.

– И я скучаю. Ты только не тревожься там, ладно? Не переживай.

Как она могла не тревожиться? Как могла не посылать затянутому тучами небу молитвы? Она не выбирала эту долю, та сама выбрала её. Просто пришла к ней в чёрной бандане с «Весёлым Роджером» и сказала: «Ты – моя. Отныне и вовек». И сил противиться не было.

– Слав, у тебя голос хриплый... Ты не простудилась там?

Смешок на том конце линии – далеко, на Кавказе. Раз она могла там смеяться, значит, всё не так страшно... наверно.

– Нет, солнышко. Связь, наверно, плохая.

– Точно?..

– Точно. Всё нормально, маленькая. Я ближе к Новому году ещё позвоню. Никаких посиделок с подружками, поняла?

И Слава тоже тревожилась за неё, Карина слышала это в каждом слове, в каждой интонации. Она боялась оставлять её одну.

– Да, Слав... Не беспокойся, я извлекла урок. Пошли они все к чёрту.

– Вот и умничка. Всё будет хорошо. Люблю тебя.

По телефону Слава всегда была сдержанной, не позволяла себе нежностей, будто боялась, что кто-то услышит и что-нибудь заподозрит. Но не сейчас. Наверно, никого не было рядом, а может, она просто поняла, что всем, в сущности, плевать.

– И я тебя люблю, Слав... Очень-очень.

Карина существовала от звонка до звонка. Её сердце впадало в ледяной анабиоз и оживало только тогда, когда в динамике раздавался родной голос. И оно оттаивало, пульсировало, толкало тёплую кровь: «Жива...»

А потом она обнаружила себя на странном, пустом и мрачном вокзале, полуразрушенном, будто из какого-то фильма о конце света. Под ногами хрустели осколки и обломки, а из дождливого холодного мрака на неё надвигался поезд – жуткая, чёрная махина, дышащая бедой. Дверь грузового вагона открылась, и люди в форме вытащили на перрон длинный деревянный ящик.

– Распишитесь, – сказали Карине.

Она трясущейся рукой поставила закорючку, и её оставили под дождём с этим ящиком одну. «Груз 200», – вертелось в голове, наползая пеленой кошмарного звона. Карина подняла крышку, и капли дождя заблестели на мертвенном лице Славы. Веки и губы были сурово сомкнуты. Навсегда...

Она бегала по этому апокалипсическому вокзалу, кричала, рыдала, звала на помощь. В буфете за столиком пили водку какие-то мужики.

– Помогите, – кинулась она к ним.

– А бутылочку поставишь? – прищурился один из них, пузатый, как тот дядя – недобросовестный жилец. Карина обомлела: да это он и был!

Она пообещала всем по «пузырю». Мужики взвалили ящик на плечи, и началось долгое блуждание по лабиринту улиц под дождём. Карина вдруг напрочь забыла, где живёт. Мужики устали и разбрелись кто куда...

Карина куда-то звонила, плакала в трубку. Приехала грузовая «газель», и вскоре ящик стоял в комнате на двух табуретках. В квартире толклись незнакомые люди, ели, пили и разговаривали о своём, не обращая внимания ни на Карину, ни на ящик... На диване перешёптывались тётеньки. И вдруг зазвонил телефон.

Семь утра, за окном – сырой весенний рассвет. Размазывая по лицу слёзы и неукротимо вздрагивая от рыданий, Карина поднесла надрывающийся телефон к глазам. Звонила Слава.

– Что у тебя с голосом? Карина! Ты плачешь?

Карина рыдала уже от счастья.

– Всё хорошо, Слав...

– Так, выкладывай. Что стряслось?

– Ничего... Правда ничего. Мне просто сон... сон дурацкий приснился.

Она не стала пересказывать этот сон – просто слушала голос Славы и тонула в нём. А вечером позвонила Наташа.

– Я к тебе заеду, – загадочно сказала она.

Жена дяди Виталика приехала через час – с букетом цветов и огромной шоколадкой.

– Это от Славы. Шоколадку она просила купить самую большую, какую только можно найти... И обязательно с орехами.

А в телефоне Карину ждало письмо:

«Солнышко, пожалуйста, не плачь. Я тебя люблю. Целую крепко».

Не разреветься было невозможно.

Май взорвался душистым ураганом яблоневого и сиреневого цвета. Слава прислала сообщение:

«Осталось немного. Скоро увидимся. Отгадай по ушам, где я :-)».

К сообщению прилагалась фотография – трое бойцов в песочно-коричневом камуфляже, сидевших на зелёной травке спиной к объективу. На Карину смотрели три одинаковых, бритых под ноль затылка. Она долго всматривалась, честно пытаясь угадать; смех и слёзы сливались в один мучительный ком в горле. Но теперь это была светлая мука, каждый день которой приносил надежду. Чёрный спрут опасности всё равно не дремал, готовый в каждый миг выпустить щупальца, но солнце прогоняло его.